Элизабет Лупас - Читающая по цветам

Нико и лорд Джеймс искоса посмотрели друг на друга. Королева не заметила, как они переглянулись, это видела только я. Их взгляды стоили целого разговора.

– Этот ларец – не просто семейная реликвия, мадам, – сказал Нико. – У вашей матушки были веские причины приказать этой девушке, чтобы она вручила его вам, лишь только вы ступите на шотландскую землю. Королева сделала все, чтобы ларец не попал в руки лордов Протестантской Конгрегации.

– Королева-регентша была дурой, – ответил на это лорд Джеймс. – И мистрис Ринетт было бы куда лучше сейчас же отдать нам ларец, а потом помалкивать и выйти замуж, как ей велят.

– Если моя дорогая матушка желала, чтобы я получила ларец со всем его содержимым, то так оно и будет. – Голос королевы дрогнул. – И вы, братец Джеймс, не сможете мне помешать!

Лорд Джеймс досадливо крякнул, как игрок, вдруг понявший, что переоценил свои карты.

– Я вовсе не хочу в чем-либо вам мешать, сестра.

Нико вновь повернулся ко мне и снова заговорил тоном, одновременно ласковым, как шелк, и твердым, как железо:

– Ваше первое желание не выходит за границы разумного, мистрис Ринетт. Но каково же второе?

Они оба называли меня теперь мистрис Ринетт, как будто у меня вовсе не было фамилии.

– Я хочу, чтобы человек, убивший Александра Гордона, получил по заслугам, – сказала я. – И сам убийца и, если ему заплатили, тот, кто заказал убийство. Я хочу получить место при дворе, чтобы видеть, как ведется расследование, и даже принимать в нем участие, если я этого пожелаю. Только после того, как убийцы моего мужа будут подвергнуты суду, повешены и похоронены, я, мадам, отдам вам ваш серебряный ларец и уеду домой в Грэнмьюар.

Ответом мне было молчание.

Я посмотрела на них троих и подумала: «А не находится ли человек, заказавший убийство Александра, в этой роскошно убранной комнате и не смотрит ли он сейчас на меня?»

– Я не желаю иметь никакого касательства к подобной сделке, – сказал лорд Джеймс. – Сестра, я советую вам заточить мистрис Ринетт в каком-нибудь подходящем для этих целей месте и…

– Какая жалость, что все женские монастыри в Шотландии были закрыты, – проговорил вполголоса Нико де Клерак.

Лорд Джеймс прищурился.

– В каком-нибудь подходящем для этих целей месте, – повторил он. – Отдайте ее ребенка кормилице, отошлите прочь ее слуг, а саму ее посадите на хлеб и воду, покуда не одумается.

– Я не согласен, – возразил Нико. – Мадам, мне кажется, что если вы обойдетесь с мистрис Ринетт сурово, это лишь укрепит ее решимость стоять на своем. Разве я не прав, мистрис?

Он был прав. Но я ничего не сказала.

– Стало быть, мы вернулись к тому, с чего начинали во Франции много лет назад, – сказала королева и посмотрела прямо на меня своими топазовыми глазами – ее взгляд обладал такой силой, а она, похоже, об этом даже не догадывалась. – Reinette и Ринетт снова не в ладах. Но теперь, Марианетта, вы увидите, что я уже не маленькая игрушечная королева, какой была тогда. Я приехала в Шотландию, чтобы править, и я буду править!

Я опустила глаза. Я не буду больше говорить, но всем своим видом выкажу ей почтение – это всегда доставляло ей удовольствие.

– Итак, вот вам мое решение, – продолжала она. – Я дам вам место среди моих придворных дам, но за вами будут наблюдать. Вас не станут принуждать к новому замужеству, и ваши поместья, пока вы живете при дворе, будут находиться под моей защитой. Однако я не стану утверждать вас в полном владении ими и в распоряжении получаемыми от них доходами до тех пор, пока вы не отдадите мне ларец.

– А она умнее, чем ее считают, – подумала я, а вслух спросила: – А как насчет убийцы моего мужа?

– Я не могу вам обещать, что его непременно поймают, да вы наверняка и сами это понимаете. Но я велю начать расследование этого преступления от имени короны.

Я склонила голову и сделала глубокий реверанс, как будто это я подчинилась ее воле, а не наоборот.

– Я склоняюсь перед вашим решением, мадам.

– Итак, – сказала она с характерной для нее быстрой сменой настроения, – завтра я покидаю Эдинбург для короткого путешествия на север. Весь мой двор будет сопровождать меня, но вы, Марианетта, поскольку вы еще нездоровы, останетесь в Холируде.

– Я буду ожидать вашего возвращения, мадам.

– Смотрите, никуда не уезжайте. Я назначу людей, чтобы они сопровождали вас, если вы будете выходить в город.

– Конечно, мадам.

– Я не желаю, чтобы вы отдали серебряный ларец моей матушки кому-либо другому.

– Я либо отдам его вам, либо не отдам никому. – Я не шутила. Если бы не сила, которую он давал мне, чтобы добиться того, чего я хотела, я бы спокойно оставила его на веки вечные под часовней Святой Маргариты. – Я буду с нетерпением ждать того дня, когда смогу отдать его в ваши руки.

– Ринетт, тебя там спрашивает какой-то господин, – сказала Дженет. – Уж не знаю, кто он такой, но вид у него холеный, платье дорогое, и говорит он на английский манер.

Я сидела на середине кровати и играла с Майри. У нее были на удивление сильные пальчики, и она так крепко хватала меня ими за указательный палец, что я могла немного приподнять ее с простыни. Сегодня ей исполнился месяц.

– Разве он не назвал своего имени? Почти все придворные путешествуют по северу страны с королевой, а больше я никого в Эдинбурге не знаю.

– Он сказал, что его фамилия Уэдерел. Никакого титула, просто мастер Уэдерел. – Дженет произнесла это так, словно считала, что он лжет и что это не настоящее его имя. Как бы то ни было, я никогда не слыхала этого имени прежде.

Последние две недели протекли тихо. И день, и ночь у моей двери стояли двое конюших с королевскими гербами на рукавах, словно два крепких, колючих куста чертополоха, и за все это время я не видела никого, кроме тетушки Мар, Дженет, Уота Кэрни и моей драгоценной Майри. Я выходила за порог дворца Холируд лишь затем, чтобы по часу в день гулять по саду. Лилид доставили в Эдинбург, и мне ужасно хотелось покататься на ней пусть даже только по Хай-стрит и обратно, пусть даже шагом, сидя на положенной поверх седла подушке, в сопровождении Уота, ведущего мою кобылу под уздцы. Но тетушка Мар категорически запретила мне все верховые прогулки. Никаких поездок верхом, сказала она, вплоть до самого Нового года, потому что роды у меня были слишком тяжелые.

Я скучала. Мне хотелось задавать вопросы, я жаждала осмотреть каждый кинжал на поясе каждого мужчины в городе, в поисках пустого гнезда от недостающего рубина на рукояти.

– А как же королевские стражи? – спросила я. – Они не остановили этого мастера Уэдерела?

– Они только зорко посмотрели на него, однако не остановили.

– Хорошо, я поговорю с ним. А где тетя Мар?

– Там же, где и всегда – в часовне.

– Тогда посиди с Майри, ладно?

Я слезла с кровати и, как могла, разгладила юбку. Коричневое полотно все равно осталось мятым, но меня это не смущало – я всего-навсего собиралась перекинуться парой слов с каким-то чужаком. Причем даже не шотландцем, а англичанином.

– Если я тебе понадоблюсь, покричи мне, – сказала Дженет. – Но с таким, как этот, справиться будет пара пустяков – достаточно разок огреть его по башке табуреткой, и он с копыт долой.

Я понимала – она говорит так, чтобы вызвать на моем лице улыбку. Я постаралась улыбнуться, постаралась изо всех сил. Может быть, у меня даже что-то получилось.

В маленькой приемной меня ожидал господин среднего роста и коренастого, грузного телосложения. Дженет была права – вид у него и впрямь был холеный; его густые седые волосы были напомажены и зачесаны назад с низкого лба, одежда сшита на заказ и тщательно выглажена, сапоги начищены до блеска, а руки были белыми, чистыми и мягкими. Его голова, казалось, сидела прямо на его плечах, без каких бы то ни было признаков шеи. Он отвесил мне изысканный и церемонный придворный поклон.

– Мистрис Лесли? Позвольте представиться: я – Ричард Уэдерел, и я служу у мастера Томаса Рэндольфа. Мастер Томас, как вы, возможно, знаете, сейчас сопровождает королеву в ее поездке по северу страны, но он попросил меня посетить вас, пока он в отъезде.

Голос у него был вкрадчивый, елейный, и он говорил по-шотландски, как будто это его родной язык. Возможно, так оно и было; за последние годы многие шотландцы переметнулись на сторону англичан и переменили подданство. Томас Рэндольф был агентом английской королевы – вроде бы тайным, но об этом знали все – и действовал в английских интересах еще во времена регентства Марии де Гиз. Он не скрывал своих протестантских взглядов и водил тесную дружбу с лордами Конгрегации. Значит, мастер Уэдерел тоже протестант.

– Добрый день, – сухо сказала я. Мне не очень-то хотелось с ним разговаривать, но его визит, пожалуй, внесет хоть какое-то разнообразие в череду похожих друг на друга дней. – Не могу предложить вам особого гостеприимства, но, по крайней мере, пожалуйста, сядьте.

В приемной стоял маленький столик и два стула – и больше никакой мебели. Никаких табуреток. Интересно, смогу ли я в случае чего поднять этот столик? Мастер Уэдерел подождал, покамест я сяду – манеры у него были такие же елейные, как и голос, – и только после этого уселся на второй стул.

– Во-первых, позвольте мне выразить глубокие соболезнования как от лица сэра Томаса, так и от себя, по случаю безвременной кончины вашего супруга, – сказал он. – Ужасное несчастье, и притом произошедшее посреди таких радостных торжеств!

«Ни ты, – подумала я, – ни твой сэр Томас никогда не встречались с Александром и не знали его. И ты совершенно не знаешь меня. Так с какой же стати ты пришел сюда и выражаешь соболезнования?»

Но вслух я не сказала ничего.

– Вероятно, вы думаете, что ни сэр Томас, ни я не знали вашего супруга, – сказал он, словно прочитав мои мысли, – но это не так. В последние несколько месяцев сэр Томас состоял с ним в переписке, а я отвозил его письма и дважды встречался с вашим мужем в Эбердине.

– Вы встречались с ним? – Я вспомнила те дни, когда Александр ездил из Грэнмьюара в Эбердин. Он говорил тогда, что уезжает по делам своего имения Глентлити. Именно после этих поездок он заговорил о королевских дворах и о радостях и престиже придворной жизни. – В Эбердине?

– Именно так. Прекрасный молодой джентльмен, если мне будет позволено высказать свое мнение.

– Но зачем? Что общего было у Александра и посла английской королевы?

Мастер Уэдерел опустил взгляд на свои мягкие белые руки. На них было три кольца – два на одной и одно на другой. Среди них имелся перстень с граненым рубином. Интересно, есть ли у этого господина кинжал?

– Это вопрос довольно деликатный, – промолвил он. – Известно ли вам, мистрис Лесли, что у вашего мужа был… была, э-э, некая реликвия, оставленная ему покойной королевой-регентшей Марией де Гиз? Он был ее близким, доверенным другом; уверен, что хотя бы это вы знаете.

– Он был – кем?

– Он был одним из ее шотландских конюших, и она относилась к нему как к сыну. Ее собственные сыновья, как вы, разумеется, знаете, умерли. Ваш муж родился в тот же день и год, что и принц Джеймс, старший из ее сыновей от Иакова Стюарта – и это создало узы привязанности между ним и старой королевой.

– Все это неправда, мастер Уэдерел, – сказала я. Я была так ошеломлена фантастической выдумкой о том, что Александр будто бы родился в тот же день, что и бедный маленький принц Джеймс, что до меня не сразу дошла вторая, еще большая ложь – что Александр был конюшим Марии де Гиз. – Александр никогда бы не сказал ничего подобного, так что я не верю, будто вы, как вы утверждаете, в самом деле встречались и говорили с ним.

Он задумчиво посмотрел на меня. Большинство мужчин рассердились бы, если бы их так прямо обвинили во лжи. Интересно, мастер Уэдерел еще помнит, как сердиться, или же он столь давно подвизается на дипломатическом – и, по всей вероятности, шпионском – поприще, что совершенно утратил обычные человеческие чувства?

– Уверяю вас, мистрис Лесли, я действительно дважды встречался с вашим мужем в Эбердине. Однако встречался я с ним или нет, и сказал он мне правду или неправду, – это вещи второстепенные. Важно другое – та реликвия, которую он получил от королевы-регентши. Он обещал передать ее сэру Томасу и через него, само собой разумеется, королеве Англии в обмен на соответствующую плату. И цель моего визита – не только выразить вам соболезнования как вдове молодого сэра Александра, но и изыскать путь осуществить сей обещанный сэру Томасу обмен.

Я еще никогда не слышала, чтобы в одном кратком высказывании было употреблено так много замысловатых и бессмысленных фраз.

– Позвольте мне говорить без обиняков, мастер Уэдерел, – сказала я. – Не знаю, встречался ли Александр с вами в Эбердине или нет – время от времени он ездил в город по своим делам. Но он совершенно точно не родился в тот же день и год, как кто-либо из двоих маленьких принцев. И у него не было никаких отношений с Марией де Гиз. Не являлся он и обладателем какой бы то ни было реликвии, а если бы и являлся, то ни за что не продал бы ее англичанам. Так что вас, мастер Уэдерел, ввели в заблуждение.