Он подошел ко мне вплотную, длинноногий, угловатый павлин, одетый в синий с золотом камзол из дамаста, в шляпе, расшитой жемчужинами размером с соловьиное яйцо. Но почему же, несмотря на всю пышность его наряда, в золотое и серебряное шитье всегда вплетена темная нить? И дело было вовсе не в грубом насилии или жестокости, как, например, у Рэннока Хэмилтона – хотя я чувствовала, что месье де Клерак тоже при желании может быть весьма опасен – а в тени аскетизма, которую не могли скрыть ни золото, ни кружева.

– Я вижу, мастер Уэдерел тоже здесь, вместе с остальными членами английской делегации, – заметил он. – Он ваш знакомец, не так ли?

Сначала я удивилась, но затем вспомнила, что он стоял сзади меня, когда я разговаривала с Блезом Лорентеном во время представления с участием Аполлона и муз. Лорентен говорил о моей встрече с Ричардом Уэдерелом. Стало быть, месье де Клерак, вдобавок к своему павлиньему наряду и жемчугам, обладает еще и длинными ушами.

– Я бы не назвала его своим знакомцем. Я говорила с ним всего лишь раз.

Минуту он помолчал. Мастер Уиллок тем временем читал отрывок из Священного Писания о женщине по имени Мааха, которая была лишена звания царицы за то, что поклонялась истукану в роще.

– Если вы хотите, чтобы я помогал вам в ваших розысках, – сказал, наконец, месье де Клерак, – то вам придется рассказывать мне то, что становится известно вам. Я, со своей стороны, обещаю вам делать то же самое.

Разумеется, он был прав. Я по-прежнему не доверяла ему и была более или менее уверена, что он желает помочь мне, лишь исходя из собственных, не известных мне побуждений, но если он намеревался использовать меня, я могла точно так же использовать его. Я сказала:

– Вы, конечно, уже знаете, что Александр разослал письма, в которых предлагал серебряный ларец на продажу.

– Да, знаю.

– Одно из них достигло английского двора – и, возможно, было прочитано самой королевой Англии. Мастер Уэдерел утверждал, что дважды встречался с Александром в Эбердине и заключил с ним сделку.

– Если это правда, то вашего мужа мог убить один из других возможных покупателей, чтобы эта сделка не состоялась. Пытался ли мастер Уэдерел заключить новую сделку – на этот раз с вами?

– Да, пытался. – Внезапно я поняла, на что он намекает. – Вы полагаете, что убийца Александра может попытаться убить и меня.

– Вполне возможно. Все зависит от того, желает ли он – или она – заполучить ларец сам, или же всего лишь старается, чтобы он не попал в чужие руки.

– Одно из писем было послано и к французскому двору. Именно об этом Блез Лорентен говорил мне во время представления с Аполлоном и музами.

– И еще ваш муж послал письмо лорду Джеймсу, который, разумеется, поделился его содержимым со своей матерью, леди Маргарет. Англичане, французы и лорды Протестантской Конгрегации – кому, по-вашему, ваш муж мог написать еще?

– Вы задаете слишком много вопросов, месье де Клерак, а сами пока что ни на один не ответили. Скажите, вы узнали какие-нибудь полезные сведения?

– Только одно, – отвечал он. – Когда вы нашли рубин, в церкви кто-то был, и то не был призрак монаха-августинца.

Я ощутила смутный страх.

– Откуда вы знаете?

– Проводив вас в ваши покои, я вернулся и тщательно осмотрел церковь. Клирос не используется с тех пор, как храм стал приходской протестантской церковью Кэнонгейта. И тем не менее на слое скопившейся там пыли я обнаружил следы ног.

– Стало быть, кто-то знает про рубин.

– Кто-то знает.

Сказал ли он правду, я не знала.

– И больше вам ничего не стало известно?

– Пока что нет. Мне надо быть очень осторожным, когда я задаю вопросы.

– Мы оба должны быть осторожны.

– Тогда давайте поговорим о свадьбе. – В его глазах зажглись шутливые огоньки. – Давайте пропитаемся духом празднества и поговорим о женихе и невесте.

Как же он сладкоречив! Я бы с радостью удалилась, но в зале было полно народа, и мне не хотелось устраивать сцену на людях. Нехотя я начала:

– Невеста очень хороша. Для взрослой девушки у нее необычайно светлые волосы.

– Ее отца прозвали белокурым графом за удивительно светлый цвет волос. Но вы, конечно же, знали его – он поклялся, и не единожды, а дважды, что Мария де Гиз обещала выйти за него замуж.

– Я слышала о нем. Он оставил свою безупречно верную жену якобы для того, чтобы ухаживать за старой королевой. Даже сегодня леди Босуэл заперта в башне в Морланде и не присутствует на свадьбе своей собственной дочери.

– Стало быть, вы знали и леди Босуэл?

– Нет, я с нею не встречалась, только слышала, как о ней рассказывают другие дамы. Когда я жила при дворе старой королевы, та старалась держать меня отдельно от остальных придворных.

– Я помню. Вы жили, как чистая дева в некоем тайном приюте, не тронутая грешным миром. – Он улыбнулся. Когда он так улыбался, все мои колючки смягчались. – А вот невесту на этой свадьбе грешный мир и затронул, и потискал. Мастер Рэндольф слыхал эту скандальную сплетню и называет ее веселой историей, которую стоит пересказать.

– Я не желаю ее слушать, – сказала я. – Во всяком случае, в день ее свадьбы.

– У вас доброе сердце, ma mie[52].

– Не называйте меня так – я не ваша дорогая.

Он снова улыбнулся, но ничего более не сказал. Мастер Уиллок наконец завершил свою проповедь, жених и невеста обменялись кольцами и были провозглашены мужем и женой. Я подумала об Александре и тут же постаралась отбросить непрошеную мысль.

Королева встала. Ее дамы сгрудились вокруг нее с корзинками, полными засушенных цветов, сухих лепестков роз и высушенных незабудок, и все они принялись, смеясь, бросать их в новобрачных. Озаренные пламенем свечей, прекрасные распущенные белокурые волосы Джин Босуэл с вплетенными в них изумрудами и янтарем сверкали зелеными и золотыми искрами. Весело заиграли волынщики, и толпа хлынула к дверям, по всей вероятности, для того чтобы облегчиться. Вошедшие в зал слуги принялись расставлять установленные на козлах столы для свадебного пира.

– Как вы думаете, они будут счастливы? – спросил Никола де Клерак, на этот раз совершенно серьезно. – Они плохо знают друг друга – их брак заключен лишь для того, чтобы привязать Босуэла к интересам королевы, его сестру к ее брату.

– Или же для того, чтобы привязать королеву к Босуэлу.

– Согласен, это дело другое. Он бы женился на ней сам, если бы мог. Она могла бы сделать и худший выбор, если пожелает остаться в Шотландии.

Я задумчиво поглядела на королеву. Она вся сияла в своей серебряной парче, отражающей свет тысячи свечей и пламя в камине; под звуки волынок спонтанно начались танцы, и она пошла танцевать с Босуэлом, а ее брат – с сестрой Босуэла. Одетый в темно-красный бархат граф был на полголовы ниже королевы; она была так изящна, стройна и воздушна, а он так широк в плечах и закован в такую толстую броню из мышц, что они, казалось, принадлежат к двум совершенно разным мирам. Хрупкий, с длинным стеблем пион и волосистый окопник, с черным корнем, с цветками, похожими на ухватистые пальцы – я не видела ничего, что могло бы их соединить.

– К счастью, она не хочет оставаться в Шотландии, – сказала я. – Полагаю, не пройдет и года, как она станет женой наследника испанского престола.

– Возможно, – сказал Никола де Клерак. – Я знаю, она на это надеется, но она уже была замужем за одним хворым королем-мальчиком, а о доне Карлосе толкуют, что он не только слаб здоровьем, но и безумен. Не очень-то привлекательный жених.

– Вы говорите так, словно считаете, что королева должна быть счастлива в браке, как обыкновенная женщина.

Он улыбнулся.

– Большая слабость для придворного, я знаю. Кстати, Ринетт, если она действительно покинет Шотландию, вы должны будете отдать ей серебряный ларец независимо от того, будут к тому времени исполнены ваши условия или нет. Она потребует, чтобы его содержимое было в безопасности, то есть у нее.

К этой минуте я начала чувствовать к нему… нет, конечно же, не дружеское расположение, и, разумеется, не симпатию, но, пожалуй, какую-то близость. Но после того как он заговорил о ларце, это чувство исчезло. Я жестко спросила:

– А что известно о содержимом ларца вам, месье?

Он довольно долго молчал. Играли волынки и ребеки, пары танцевали, мешая снующим тут и там замученным слугам, старающимся накрыть длинные пиршественные столы, состоящие из поставленных на козлы столешниц. Наконец, Никола де Клерак снова заговорил, уже без всякой серьезности в голосе:

– О, мадемуазель, я знаю лишь то, о чем толкуют сплетники. По слухам, там хранятся волшебные амулеты, талисманы и святые мощи. Секретные бумаги. И целая груда драгоценностей.

И снова я не могла понять, лжет он или нет.

Я знала. В сердце своем я уже тогда знала. Но не хотела этому верить и поэтому притворилась, что озаренный светом тысячи свечей большой зал Крайтона вдруг потемнел лишь из-за моей неприязни к Никола де Клераку.

Глава двенадцатая

Затем мы все начали стекаться к пиршественному столу; я заметила, что несколько парочек тихонько улизнули в темноту, по всей видимости, вдохновленные мыслью о предстоящей новоиспеченным супругам брачной ночи. Я не желала иметь ничего общего с подобными тайными наслаждениями и, уж конечно, мне не хотелось более иметь никаких дел с Никола де Клераком. Протолкавшись сквозь толпу танцующих и слуг с подносами, я прошла в противоположный конец зала, чтобы занять свое место за столом среди фрейлин королевы. Там я увидела Мэри Ливингстон и Мэри Флеминг, которую все называли Фламинией; это был веселый каприз королевы – окружить себя молодыми женщинами, носящими то же имя, что и она. Но одна из окружавших ее сейчас дам не звалась Мэри и была уже далеко не молода. То была леди Маргарет Эрскин. Она посмотрела на меня, недобро прищурившись, и тут же отвернулась. Она источала злобу, такую же мерзкую, как сопровождавший ее запах аронника, но на сей раз ее злоба была направлена не на меня, а на королеву, лорда Босуэла, новобрачных и вообще на всех, кто находился сейчас в центре внимания, затмевая ее любимого сыночка, которому лишь чуточку не хватило, чтобы стать королем.

Мои бедные груди ныли. Я оставила Майри в Холируде, под присмотром тетушки Мар, Дженет и Эннис Кэрни, кормилицы из деревни Грэнмьюар, приходившейся Уоту двоюродной сестрой. Как жаль, что я сейчас не с ними, не сижу, уютно устроившись у огня, и не ем из миски овсяную кашу вместо того, чтобы томиться здесь, на сверкающей огнями свадьбе брата королевы.

Слуги поставили на стол деревянные блюда с нарезанной олениной, фаршированной сыром и каштанами, и кроликами, запеченными во вкуснейших пирогах вместе с яйцами, медом и пряностями. За ними последовали зажаренные целиком куропатки, ржанки и шотландские куропатки, потом утки и огромных размеров гуси, приправленные имбирем, перцем, солью и корицей. Леди Джин почти ничего не ела – мой собственный свадебный пир в Грэнмьюаре был куда скромнее, но я точно знала, что она сейчас чувствует: волнение, предвкушение и уверенность, что она больше никогда в жизни ничего не съест. Лорд Джон, напротив, ел много и с аппетитом и при этом то и дело смеялся. Ближе к концу свадебного пиршества подали кексы, нафаршированные фруктами и вымоченные в коньяке, а под самый конец на стол выставили морское диво – в конце концов, недаром граф Босуэл был лордом главным адмиралом Шотландии – то были три сладких корабля, украшенных сусальным золотом, с раздутыми посеребренными парусами, плывущие по сине-зеленому океану среди сделанной из сахара белой пены.

После того как это яство было съедено, опять последовали музыка и танцы. Молодые мужчины – и кое-кто из наиболее смелых дам – затеяли шумные и открыто непристойные игры. Было сделано множество ставок на исход намеченных на завтра спортивных соревнований и игр. Разразилось несколько драк. Краем глаза я видела, как Рэннок Хэмилтон, один из людей графа Роутса, затеял пьяную свару с каким-то мужчиной, одетым в цвета клана Форбс. Но все это было лишь вступлением к самому ожидаемому увеселению свадебной пирушки – укладыванию новобрачных в постель. Я отыскала в зале темный уголок и села там в одиночестве. Королева наверняка не нуждалась во мне, а для всех этих развлечений время еще не пришло. Слишком мало дней и месяцев прошло после смерти моего мужа. Я не знала, смогу ли я когда-нибудь снова от всей души веселиться на чьей либо свадьбе.

– Пора укладывать новобрачных в постель! – Сидевшая рядом со мною Мэри Ливингстон резво вскочила с места. Она раскраснелась и шумно дышала, и с одной стороны ее изящного французского чепчика свисал обрывок нити дорогого жемчуга. Она обожала танцевать, и ее главным партнером по танцам был сегодня мастер Джон Семпилл, который сыграл Терпсихору в маскарадном представлении про Аполлона и муз.

– Что это ты, Ринетт, стоишь здесь одна и ничего не делаешь? Поди собери несколько кексов – нам понадобится что-нибудь сладкое, испеченное из пшеничной муки, чтобы обсыпать голову леди Джин, после того как она уляжется в постель со своим молодым мужем.