Элизабет Лупас - Читающая по цветам

– Хорош муж для нашей королевы!

Нико саркастически улыбнулся.

– Она хочет получить корону Испании, а муж, который к ней прилагается, не имеет значения. Но тут речь уже идет о другом, Ринетт.

– О чем? О том, что мужья не имеют значения?

– Нет, разумеется, не об этом. Возьмем, к примеру, решимость королевы устроить испанскую партию. Она ведь без конца толкует о пророчествах насчет quatre maris[66]. Она относится к месье де Нострадаму очень серьезно и верит, что в этих пророчествах предсказывается ее будущее с каждым из четырех возможных мужей, с которыми она могла бы сочетаться браком. Теперь у нее есть какой-то новый план, как принудить вас все-таки отдать их.

– Если она попытается принудить меня, я никогда не скажу ей, где они. Никогда. Она достаточно хорошо меня знает, чтобы это понимать.

– По крайней мере, будьте осторожны в ее присутствии.

– Хорошо, буду.

Он легко провел подушечкой большого пальца по моей руке, потом отпустил ее.

– Вы будете в наибольшей безопасности, если отдадите ей ларец сейчас, без всяких условий.

Я отпрянула.

– Это говорите вы, Нико, или ваш таинственный обет?

Он встал.

– Это говорим мы оба, – сказал он. – Que Dieu te bénisse et te garde, ma mie.[67]

Когда он произнес по-французски эти слова, у меня опять появилось странное чувство, что один раз он уже говорил мне что-то по-французски, но я это забыла. Я попыталась вспомнить, что это было, и почти вспомнила. Это было как-то связано с его обетом.

«Ты вся горишь, – сказал он тогда. – Ты все равно не запомнишь».

И я действительно не помнила.

Лохлевен,14 апреля 1563 года

– Я хорошо умаслила мастера Нокса, верно, брат? – сказала королева. Она была так довольна собой, что вся сияла и даже проделала в центре большого зала замка Лохлевен несколько танцевальных па. – Вчера мы с ним замечательно подискутировали, а сегодня в Кинроссе я попросила его помощи в улаживании скандала между Аргайлом и Джин, моей сестрой. О, как прелестно я его умоляла! А потом подарила ему карманные часы, вделанные в восьмигранный горный хрусталь – хоть он и громит в своих проповедях мирскую суету, подарок он взял тотчас же, не раздумывая.

– Сомневаюсь, что есть на свете нечто такое, что могло бы умаслить Нокса настолько, чтобы подобрел навсегда, – заметил на это Морэй. Разрезав засахаренный абрикос на четыре части своим королевским кинжалом, он, не торопясь, съел одну из четвертинок. – Но вы аргументированно отстаивали свою точку зрения, сестра, и проявили железную выдержку.

Пока королева танцевала по залу, упиваясь своей сообразительностью, я стояла на коленях у очага, точно служанка, и измельчала на терке сахар, чтобы смешать его с корицей, галанговым корнем и виноградовником и добавить всю эту смесь в вино, которое я подогревала на огне. Мы находились в Лохлевене уже неделю, в гостях у сэра Уильяма Дугласа и его жены, леди Эгнес Лесли – она была сестрою графа Роутса и, стало быть, приходилась мне дальней родственницей. Сэр Уильям был сыном леди Маргарет Эрскин от ее давным-давно почившего супруга сэра Роберта Дугласа и, значит, единоутробным братом Морэя.

Вдобавок к аудиенции, которой она почтила мастера Нокса, королева пела, танцевала и пировала каждый вечер, а днем охотилась с кречетом. Стояла отличная апрельская погода, свежая и солнечная, и в водах озера Лох-Ливен отражалось безоблачное голубое небо. Его болотистые берега были усеяны мать-и-мачехой, чистотелом, маргаритками и первоцветами, синими фиалками и множеством анемонов.

Морэй снова был в фаворе; казнь сэра Джона Гордона была прощена и забыта. Однако наибольшей благосклонностью королевы пользовался Нико де Клерак; ходили толки, что Морэй, Роутс и остальные члены Тайного совета недолюбливают его все больше и больше за его возросшее влияние и чужеземное происхождение.

Корме Морэя и Нико в большом зале находился граф Роутс в сопровождении своего мерзкого родича Рэннока Хэмилтона; я избегала пожирающего взгляда последнего и не переставала удивляться, что он делает среди веселых спутников королевы. Королеве прислуживали Мэри Флеминг и леди Эгнес. Я все еще пребывала в немилости, но, как выразилась Дженет, королева была переменчива, как луна, и никто не знал, в каком настроении она будет завтра. Посему я продолжала крепко держаться за место ее придворной дамы и не ослабляла своей решимости разоблачить убийцу Александра. Возможно, теперь, когда я знала, что он принадлежит к братству Летучего отряда, это могло показаться делом более трудным, но я отказывалась верить, что это невозможно.

– Что вы действительно могли бы сделать, дабы заслужить благосклонность мастера Джона Нокса, – сказала леди Маргарет Эрскин, – так это очистить ваш двор от колдовства. Он так и сказал, что в вашем придворном штате есть ведьмы.

– Я не обратила особого внимания на эту часть его речи, – ответила королева. – И в моем придворном штате нет ведьм.

– В нем состоит леди Этолл, а она занимается колдовством.

– Не говорите чепухи. Она – сестра Фламинии. – Королева поцеловала Мэри Флеминг в щеку и села подле нее.

– Тогда леди Рирес.

– Вздор! Она тетка Мэри Битон и к тому же слишком толста, чтобы быть ведьмой.

– Ну, тогда… – леди Маргарет повернула голову и устремила взгляд прямо на меня. От нее открыто исходила клокочущая злоба, и я неподвижно застыла с теркой в руках, чувствуя себя, словно пришпиленная к камину бабочка. – Прямо перед нами, в этом самом зале, находится мистрис Ринетт, которая держит при себе злого духа под личиной охотничьей собаки и читает будущее по цветам.

Они все повернулись и воззрились на меня: королева, и Морэй, и Никола де Клерак, Роутс и Рэннок Хэмилтон, леди Эгнес и Мэри Флеминг. Я почувствовала, как заливаюсь краской, жаркой, как огонь в очаге за моею спиной.

На лице королевы появилось странное выражение – казалось, она думает:

– Вот. Сейчас идеальный момент, чтобы захлопнуть ловушку.

Какую ловушку?

Голос Нико в булочной: «Теперь у нее есть какой-то новый план, как принудить вас все-таки отдать их ей. Будьте осторожны в ее присутствии».

– Сейли не злой дух, – сказала я. Мой голос дрожал от возмущения. – Он всего лишь мой любимый пес.

Леди Маргарет ухмыльнулась. Как она и ожидала, я бросилась защищать свою собаку, прежде чем саму себя.

– Ага, стало быть, вы не отрицаете, что читаете будущее по цветам.

– Это всего лишь развлечение, миледи, только и всего, – лениво произнес Никола де Клерак. – В чтении по цветам не больше колдовства, чем в составлении гороскопа.

– Астрология – это наука, – вмешался Морэй. – Сестра, моя мать права. Мистрис Ринетт надо либо заставить отказаться от чтения будущего по цветам, либо отослать ее прочь.

Отослать меня прочь?

Сейли, услышавший, как я назвала его имя, подошел и прислонился ко мне и сунул голову мне под мышку. Он дрожал – или это дрожала я?

– Я не стану отсылать ее прочь, – сказала королева. – Даже ради мастера Нокса. Она все еще не отдала мне серебряный ларец моей матушки, как обещала. Когда она отдаст его мне с пророчествами месье де Нострадама о quatre maris, она сможет отправиться на свою торчащую из моря скалу и там читать будущее по цветам, сколько ее душе угодно.

Это было так чудовищно нечестно и несправедливо, что я тут же опомнилась от шока.

– Не только я дала обещание, мадам, – сказала я. – Вы поклялись найти убийцу моего мужа и предать его королевскому правосудию, однако вы до сих пор его не нашли и не наказали.

– Я уже тогда сказала, что не могу ничего вам обещать. – Хорошего настроения королевы как не бывало. Она важно прошествовала к своему креслу под балдахином с вышитым на нем гербом Шотландии и села. – С тех пор, как убили вашего мужа, Марианетта, прошло уже почти два года, и кем бы ни был его убийца, теперь его уже не поймать.

– Я согласен, сестра, – изрек граф Морэй. – Я считаю, что мистрис Ринетт пора отказаться от поисков убийцы своего мужа, отдать ларец и удалиться, особенно теперь, когда ее присутствие при дворе дает мастеру Ноксу пищу для обличений.

– Я не откажусь от поисков! – промолвила я, чувствуя, как горло мне сжимает паника. Как же случилось, что мне вдруг предъявили этот ультиматум? В руке у меня все еще была зажата терка для сахара, на огне, лишь наполовину подслащенное, потихоньку кипело вино. – И не уеду, пока убийца моего мужа не заплатит за свое преступление!

Никола де Клерак подошел к креслу королевы и, встав на одно колено, наклонился к ней, однако не коснулся ее; она как-никак была королевой, и никто не имел права дотронуться до нее без ее прямого приглашения. Она улыбнулась ему, склонив голову набок в своей излюбленной кокетливой манере, потом положила руку на его рукав. Ее длинные тонкие пальцы были похожи на белые ленты на темно- зеленом бархате его камзола.

– А что скажете вы, сьёр Нико? Должна ли я получить серебряный ларец и пророчества месье де Нострадама?

– В конечном итоге они, разумеется, предназначены для вас, – серьезно проговорил он. – Однако мне жаль также и мистрис Ринетт, которая любила своего молодого мужа и которая жаждет правосудия.

– Невольно напрашивается вопрос, месье де Клерак, – сладко и вместе с тем ядовито проговорила леди Маргарет, – только ли бескорыстное сочувствие движет вами в вашем стремлении кинуться на защиту мистрис Ринетт?

Королева резко отдернула руку, лежавшую на рукаве Нико.

– Мною движет одно лишь сочувствие, – отвечал он, не шелохнувшись. – Сочувствие и сострадание ее горю.

– Тогда вам, наверное, будет приятно узнать, – промолвила королева, – что ей подыскали нового мужа.

Я выронила терку для сахара, и она со звоном упала на каменный пол. Все остальные внезапно замолчали.

– Нет, – вымолвила я.

– Ее мужем станет добрый протестант, – сказал граф Морэй, – который удовлетворит требования мастера Нокса, поскольку положит конец ее чтению будущего по цветам. И такой муж также… уговорит ее… отдать ларец и пророчества вам, мадам, что поможет вам правильно выбрать вашего собственного будущего мужа.

– Нет! – снова вымолвила я, чувствуя, как меня охватывает невыразимый ужас. О святой Ниниан, прошу тебя, пусть только Рэннок Хэмилтон находится здесь, в Лохлевене, не для этого! Зеленая Дама Грэнмьюара, защити меня…

– Это отличное решение вопроса, брат, – сказала королева. Она глядела прямо на меня, и в ее глазах я видела удовольствие, жестокое, как лезвие ножа. Это все было подстроено заранее, я видела это, я была в этом уверена. – И кого же вы выбрали?

– Милорд Роутс? – сказал Морэй. – Вы скажете нам его имя?

– Это мой родич и верный слуга, мадам, – отвечал Роутс. Он избегал смотреть на меня. – Он мой вассал, а значит, и вассал милорда Морэя. Мастер Хэмилтон – добрый протестант, и он не потерпит этих штучек с цветами. А еще он без памяти влюблен в мистрис Ринетт с тех самых пор, как впервые ее увидел.

С тех самых пор, как увидел меня в церкви в Грэнмьюаре.

С тех самых пор, как я пригрозила ему плетями жимолости Зеленой Дамы.

Влюблен – это, конечно же, не то слово, которое я бы употребила, чтобы описать те чувства, которые он ко мне испытывал.

– Нет, – произнесла я жестко, с сухими глазами. – Я скорее умру. Я не оставлю в Грэнмьюаре камня на камне и сброшу все камни в море и вместе с ними брошусь туда и сама.

– Как страстно, Марианетта, – сказала королева. – Однако практически неосуществимо. Вы будете не первой женщиной, которая выйдет за мужчину, которого выбрали для вас те, кто выше вас по положению, и не последней.

– Подождите.

Это произнес Никола де Клерак. Он встал в полный рост; одной из причин, по которым королева так любила танцевать с ним в паре, было как раз то, что он был одним из тех немногих придворных, которые были выше нее. Его золотисто-рыжие волосы блестели в мерцающем свете очага, глаза сузились, и плоские мышцы под ними натянулись. Сегодня на его лице не было макияжа, но в левом ухе сверкал квадратный изумруд.

– Брак – это святое таинство в глазах вашей церкви, мадам, – сказал он, – и священный договор в глазах вашей церкви, милорд Морэй. Сам мастер Нокс называет его благословенным установлением Господа. Неужели вы хотите осквернить это святое таинство, этот священный договор насилием?

Ответом ему было молчание.

Я вспомнила, что он сказал мне в саду Грэнмьюара – как его мать насильно выдали замуж, и как он сбежал от монахов-бенедиктинцев, единственной семьи, которую он знал, чтобы попытаться спасти ее.

И о том, как у него ничего не вышло.

Леди Маргарет Эрскин первой осмелилась нарушить молчание. Как любая волчица, она была не лишена мужества.

– Я снова спрашиваю вас, месье де Клерак, – сказала она. – В чем состоит ваш интерес, и почему вы выступаете против того, чтобы мистрис Ринетт вышла замуж за того, кого выбрал глава ее клана?