Ребекка Донован - Что, если… (ЛП)

– Ты что вытворяешь? – вопит мой отец, его голос разносится по всему дому.

– В чем дело? Я не достаточно мила? Или не достаточно умна? Или не достаточно идеальна? – с вызовом спрашиваю я, срывая маску любезности и выплескивая наружу все, что накопилось во мне за всю мою жизнь.

У него искажается лицо в ужасе от увиденного.

– Николь, у тебя кровь течет на пол! – кричит моя мать.

Я вызывающе смотрю на отца, и мои кулаки снова врезаются в стекло.

Он отворачивается. – Позвони доктору Ксавьеру. Скажи ему, чтобы воспользовался задней дверью. И убери здесь все.

Мама поспешно направляется на кухню.

– Я разочаровала тебя, папочка?! – кричу я. Но он уже скрылся за дверью.

Я остаюсь одна.

Обессилев, я падаю на блестящий деревянный пол, испачканный кровью, и рыдаю, оплакивая нас обеих.

– Ришель умерла, – произносит Найэль, выдыхая.

Я смотрю на нее в изумлении. Не может быть, чтобы я расслышал ее слова правильно. Вряд ли она только что сказала…

Я поворачиваюсь к Рей. Слезы текут по ее лицу. Я никогда раньше не видел ее плачущей. Даже когда она поранила ногу, поскользнувшись на скейтборде.

Я смотрю на маму. Она сжимает губы, и я вижу в ее глазах безмолвное извинение.

– Нет, – говорю я, тряся головой. – Нет. Она не умерла. Она не может.

– Кэл, прости, – произносит мама, делая шаг в мою сторону. – Звонила ее мама… после того, как прослушала твое сообщение.

– Я не понимаю, – отвечаю я. – Как?

– Давайте зайдем внутрь, – просит нас мама, двигаясь к хижине.

Я продолжаю стоять под дождем, не в силах сдвинуться с места. Я чувствую что-то теплое в своей руке, смотрю вниз и вижу другую руку.

– Давай зайдем внутрь, – произносит Найэль мягко. Я ищу в ее синих глазах цвета бури утешение. Но они наполнены ужасной болью, они кричат.

Я иду рядом с ней к ступенькам, где нас уже ждет Рей. Поскальзываюсь на верхней ступеньке и хватаюсь за перила, чтобы не упасть, хотя мне кажется, будто я уже преодолел стофутовый подъем на скалу с острыми камнями.

Найэль крепче сжимает мою руку, а Рей останавливается, но никто не говорит ни слова. Я выпрямляюсь и захожу в хижину.

– Почему бы тебе не переодеться во что-нибудь сухое? – предлагает мне мама.

– Что случилось с Ришель? – задаю вопрос я.

– У нее была лейкемия, – говорит Найэль.

Я поворачиваюсь к ней лицом. – Ты знала… Стоп. - Среди полного хаоса в моей голове, мне становится ясно. – Это и было твое обещание?

Она кивает, ее подбородок трясется.

– Ты пообещала, что не скажешь нам, что у нее был рак? – спрашивает Рей так, как будто обвиняет ее в предательстве.

Найэль кусает губы. – Она не хотела, чтобы вы знали. Она переживала, что вы будете относиться к ней иначе, потому что она может… умереть, – объясняет она дрожащим голосом. – Она думала, что когда ей станет лучше, и она вернется в Ренфилд, то вы никогда об этом не узнаете. Как будто бы ничего не было. – Ей трудно говорить. – Но такое нельзя забыть, притворившись, будто ничего не случилось.

Найэль поднимает голову и встречается с моими глазами, словно она знает, что я был там и слышал, как она говорила эти же слова своему отцу.

У меня падает челюсть. Вот что я тогда подслушал.

– Выпускной, – произношу я. – Вот почему ты плакала…

– Накануне она умерла.

Вокруг все остановилось. Воздух настолько неподвижен, что я клянусь, земля перестала вращаться.

– Поэтому ты теперь Найэль, не так ли? – делает вывод Рей, нарушая тишину. – Ты соединила ваши имена.

Найэль закрывает глаза, слезы льются по ее щекам.

Я вытираю лицо, несмотря на то, что не чувствую его, и поднимаюсь наверх. Я не могу этого вынести.

– Кэл, – зовет меня мама, и я возвращаюсь на землю. – Не закрывайся от нас, хорошо? Переоденься и спускайся.

Я еле-еле киваю и захожу в комнату, закрывая за собой дверь. Прислоняюсь к двери, прижимая ладонь ко лбу. Больше всего я хочу забыть все это и проснуться, чтобы этот сумасшедший страшный сон закончился.

Я скидываю ботинки и стягиваю с себя намокший свитер, бросая его на пол. Направляюсь было к комоду, но ноги меня не слушаются. Сгорбившись на полу, я чувствую, как ее руки обнимают меня. Она прижимается щекой к моей спине. Я чувствую внезапную слабость, и только она не дает мне пасть духом. Мы сидим на полу, прижавшись друг к другу… Понятия не имею, сколько проходит времени. Сейчас я могу только дышать.

Когда Найэль выпускает меня из объятий, я медленно выпрямляюсь и прижимаюсь спиной к кровати. Найэль садится рядом со мной. Рей спускается с кровати и садится рядом со мной с другой стороны. Я обнимаю Найэль и беру за руку Рей. Мы молча сидим. Не двигаясь. Мы просто… сидим.

– Поэтому она переехала в Сан-Франциско? Из-за того, что была больна? – наконец, мой голос нарушает тишину. Комната наполнена тенями, поэтому я могу только предположить, что солнце уже село.

– Ага, – выдыхает Найэль.

– Но я все время общался с ней. Она никогда… Я не знал. Мне кажется, я должен был понять.

– Она не хотела, чтобы ты запомнил ее такой. Она не хотела, чтобы ты видел, как она болеет, – объясняет Найэль, она прижимается щекой к моей груди и обнимает меня за талию. – Она просто хотела вернуться в Ренфилд, к вам, когда она победит свою болезнь. Некоторое время у нее была ремиссия, и она была сильно взволнована, потому что ее родители поговаривали о возвращении. Но потом… болезнь вернулась.

– Мы были ее лучшими друзьями. Мы заслужили знать это. Должны были быть там ради нее! – говорит Рей, в ее напряженном голосе чувствуется злость.

– Но это не то, чего она хотела. Для нее было очень важно, чтобы вы помнили ее только счастливой и полной жизни, - она всхлипывает, и я крепко ее обнимаю. – Но она всегда была такой жизнерадостной, даже после курса химиотерапии. И даже когда ей пришлось перенести переливание крови. Она не позволяла болезни сломить ее.

Я не могу представить себе, что Ришель не здорова. Но могу представить, как она не сдается и полна решимости победить болезнь. Совсем как упрямая и смелая девочка, которую я знал.

* * *

– Чем вы занимаетесь? – спрашиваю я, когда подхожу к девочкам, сидящим у высокой травы позади нашего дома.

– Кэл пришел! – восклицает Рей. – Давайте займемся чем-нибудь другим.

– Мы еще не закончили, – строго говорит Ришель. Затем она поднимает глаза на меня. – Мы делаем венки из цветов. Она сплетает между собой стебли маргариток.

Николь плетет венок из розовых и фиолетовых цветов. А перед Рей лежит горка из поломанных цветков.

– Тебе стоит остаться, и тогда мы понарошку сыграем свадьбу, – предлагает радостно Ришель. – Мы с тобой можем быть женихом и невестой, Николь – главной подружкой невесты, а Рей – цветочницей.

– Цветочницей? – перебивает Рей, бросая пригоршню цветков в Ришель.

– Мм, думаю, я пойду посмотрю, чем там занимаются Брэди и Крейг, – говорю я, медленно разворачиваясь.

* * *

– Толкни нас выше! – визжит Ришель, стоя с запрокинутой головой на качающейся покрышке и держась руками за цепочки.

Я бросаюсь к ним и толкаю покрышку так далеко, чтобы я смог отбежать. Когда покрышка падает вниз, она начинает раскручиваться.

– Думаю, меня сейчас вырвет, – выкрикивает Рей.

Николь и Ришель начинают смеяться.

– Выше, Кэл! – требует Ришель снова, улыбаясь во весь рот. – Я хочу достать до звезд.

* * *

– Мне нужна твоя любовь. О-о, детка, мне нужна твоя любовь, – поет Ришель, стоя на оранжевой клетчатой кушетке, которую мы только что подняли из подвала.

– Это отстойная песня. Это отстойная песня, – кричит Рей на заднем фоне, барабаня по ударникам.

Ришель не обращает на нее внимания.

Николь наигрывает мелодию на клавиатуре, а я в основном делаю вид, что играю на гитаре. Это ужасно. Уверен, где-то поблизости воют собаки.

Ришель опирается на спинку кушетки и делает сильный удар. – Мне нужна твоя любовь сегодня ночью.

Ришель так увлеклась, что ей все равно, как она выглядит, и это вызывает у меня смех.

* * *

– Мы так должны были делать это? – спрашиваю я, отпрянув и робко посмотрев на нее. Мне хочется вытереть слюну со своих губ, но боюсь, что это заденет ее чувства.

– Было довольно приятно, – говорит Ришель, улыбаясь. – Но, может быть, нам нужно больше практиковаться.

– Хорошо. - Я не хочу с ней спорить.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее мягкие губы, готовый практиковаться весь день, если это понадобится. Если она позволит.

* * *

– Тогда, я думаю, что мы увидимся с тобой в Креншоу.

* * *

– Я больше никогда ее не увижу, – говорю я в изумлении, вспомнив ее слова, как будто она только что их произнесла.

– Ты была там, когда она умерла? – спрашивает Рей. – Ты видела…?

– Нет, – тихо отвечает Найэль. – Я узнала после того, как это случилось. Но я навещала ее, когда могла. Ходила с ней в клинику, когда у нее была химиотерапия. Я сидела у ее кровати в больнице и рассказывала ей всякую чепуху, чтобы отвлечь. И я лежала с ней под звездами, загадывая, чтобы ей стало лучше.

Я закрываю глаза и сглатываю комок в горле.

– Она заставила тебя сдержать обещание, – говорю я, стараясь изо всех сил. – Ты видела, как она умирает, и не могла никому рассказать об этом.

– Я видела, как она живет, – возражает Найэль, ее слова окутаны слезами. - Каждый день, который я провела с ней, был еще одним днем, когда мы смеялись или планировали наше будущее. Она до сих пор для меня осталась самым храбрым человеком.

– Значит, мы потеряли вас обеих из-за этого обещания, и с трудом вернули только одну из вас, – говорит Рей, опуская голову на кровать. Она устало вздыхает, пытаясь побороть эмоции, застрявшие в горле. – Я этого не вынесу.

– Простите, – умоляет Найэль. – Если бы я вам рассказала, то потеряла бы ее. А она была моей лучшей подругой. Единственным человеком, кто знал меня. Я не могла… Я не хотела делать вам больно. Мне так жаль.

Найэль делает паузу не в состоянии продолжать, зарываясь лицом в мою грудь. Я глажу ее руку и целую в макушку.

Найэль вытирает лицо и делает глубокий вдох, прежде чем продолжить. – Она хотела создать группу вместе с тобой, Рей. И…

– Пожалуйста, не говори мне, что она хотела петь, – выпаливает Рей.

Мы в недоумении смотрим на нее. Ее лицо влажное от слез, а глаза налиты кровью. Она выставляет вперед руки, защищаясь. – Что? Она ужасно пела.

Я сжимаю губы, чтобы не рассмеяться. Найэль начинает хохотать. Рей тоже начинает смеяться, заставляя меня улыбаться все шире и шире. От улыбки становится легче и не по себе одновременно. Она смешана с печалью, а сердце разрывается на куски.

Найэль задерживает взгляд на мне. – Она была влюблена в тебя.

– Я знала это! – восклицает Рей так, словно она выиграла пари.

Я в изумлении смотрю на нее. – Серьезно?

– Чувак, ты становишься рассеянным, когда дело касается девчонок. Мне просто нравиться быть правой, - она расслабляется, радуясь моему поражению.

Я закатываю глаза и спрашиваю Найэль: – Я обидел ее, когда рассказал ей о Лили, да?

– Да, – отвечает Найэль с сочувствием. – Но ты не виноват. Ты не знал.

Я молчу. Я такой дурак. Она перестала со мной общаться из-за девушки, которая на самом деле ничего для меня не значила. И все из-за того, что я не знал о ее чувствах.

– Она простила тебя, – говорит Найэль, как будто прочитав мои мысли. – Она пыталась дозвониться до тебя несколько месяцев спустя, но ты никогда не отвечал. Поэтому она решила, что все испортила.