– Могу поспорить, ему и в голову не пришло, что ты журналистка!

– Ох, боже, да будь я на двадцать лет моложе… да хоть на десять!

– Марша! Ты что, лично им заинтересовалась?

– Именно.

– Но ты же всегда говоришь, что это против наших правил!

– Да. Абсолютно против всего того, на чем мы стоим, – кивнула Марша, негромко посмеиваясь. А потом повернулась ко мне. – Знаешь, Соланж, что происходит с твоим восприятием правил приличия и пониманием пристойности, когда тебе уже больше шестидесяти?

– Нет, не знаю.

– Я тоже, да и знать не хочу. Ладно, приятного вечера. И попробуй вон те канапе. Очень вкусные.

Блондинка сунула мне в руку бокал шампанского:

– Это для вас. Поможет расслабиться.

– Нет, спасибо, – ответила я, аккуратно ставя бокал на гримерный столик. – Я и так вполне расслаблена.

Марша бросила взгляд на шампанское, потом на меня:

– Ох, я сейчас зарыдаю! – На прощание она поцеловала меня в щеку, резко развернулась и направилась к выходу.

– Позвольте познакомить вас с Эриком, – сказала блондинка, ведя меня под локоток через весь зал; другие помощники знаменитости расступились передо мной, как морские волны, когда я приблизилась к орбите Эрика.

– Эрик, это Соланж Фарадей. Ведущая субботних новостей.

В это время он давал указания осветителю, стоявшему на стремянке, и мышцы его рук напряглись, а голос звучал резко и низко.

– Влево и вниз. Я хочу, чтобы луч светил прямо… вон туда, где экран спускается на пол.

– Если сейчас неподходящее время… – начала я.

– Чушь! – ответил он, поворачиваясь лицом ко мне и оглядывая с головы до ног. – Для меня честь и удовольствие познакомиться с вами.

Бог мой! У меня буквально перехватило дыхание. Вблизи фотограф выглядел как некое африканско-азиатско-нордическое божество, и хотя я терпеть не могла слово «экзотический», ничего другого не приходило на ум, чтобы описать его миндалевидные серые глаза с крапинками, густые каштановые волосы, дерзкую полуулыбку, коричневую кожу, которая, казалось, отчасти была такой от природы, а отчасти приобрела свой цвет в результате каких-то смертельно опасных приключений, благодаря которым он оказывался слишком близко к солнцу. Эрик был ближе мне по возрасту, чем я сначала подумала, и я испытала огромное облегчение, хотя и сама не понимала, какое это может иметь значение. Когда со мной началось такое? Когда я стала сравнивать возраст мужчин со своим? После того, как мне исполнилось сорок? После того, как меня перестали замечать те, кому сорока еще нет?

– Привет. Э-э… Так где… где я могу переодеться? – спросила я, неожиданно почувствовав себя школьницей.

Да уж, рядом с этим мужчиной я ощущала себя почти крохотной, даже хрупкой. Возьми себя в руки, Соланж! Думай, что ты делаешь важный и опасный репортаж.

– Пройдите в мою спальню. – Эрик показал на гладкую дверь в белой стене.

– Вы здесь живете? – удивилась я.

– Я здесь сплю, – уточнил он.

Эрик уже снова улыбался, демонстрируя щербинку между передними зубами; такой недостаток всегда казался мне ужасно сексуальным. Я почувствовала, как у меня загорается лицо.

Спальня Эрика была просторной и полной воздуха, с окнами от пола до потолка, в металлических рамах, выкрашенных в яркий белый цвет. Стены тоже белые, и туалетный стол с матовыми стеклами в дверцах. Королевских размеров матрас на дубовой платформе был накрыт белым одеялом, а по нему разбросаны подушки. Эта комната была из тех, где только и делают, что занимаются сексом, из тех, куда определенно не следует пускать детей.

Моя одежда была развешана на напольной вешалке в середине комнаты. Я решила выбрать золотистую блузку не потому, что обычно надевала что-то такое на работу, поскольку она все-таки была слишком броской, просто у меня возникло ощущение, не знаю почему, что меня заметили. Что он меня заметил.

Когда я снова вышла в рабочую часть студии, там было тихо; ни осветителя, ни ассистентов… лишь блондинка-помощница аккуратно раскладывала перед зеркалом ярко освещенного гримерного столика кисти для нанесения макияжа.

Я села в кресло и скрестила ноги.

– Думаю, мы сосредоточимся в основном на глазах, – сказала блондинка, рассматривая меня в зеркале. – Сделаем их ярче. А больше вы ни в чем не нуждаетесь. Вы и так светитесь изнутри.

Она говорила обо мне, но не со мной, и все равно я покраснела.

– А эта блузка подходит? – спросила я помощницу, внезапно почувствовав волнение и неловкость, как будто декольте блузки было слишком низким или, может быть, недостаточно низким.

– Она чудесная, – ответила блондинка, перебирая кисти.

Похоже, она не слишком хорошо владела своим ремеслом, не говоря уже о том, что плохо чувствовала цвет. Вскоре я стала выглядеть несколько кричаще. Когда блондинка зловеще схватилась за тюбик с тушью для ресниц, мне пришлось остановить ее.

– Послушайте, я знаю, что для объектива необходимо чуть больше косметики, чем обычно, но не уверена, что эта помада мне к лицу.

Лицо блондинки вытянулось. Она явно нервничала.

– Обычно я сама подкрашиваюсь перед эфиром, – сказала я. – Вы не возражаете?

– Да! То есть я хочу сказать, не возражаю. Мы просто хотим, чтобы вы чувствовали себя абсолютно спокойной и сексуальной. – Блондинка глубоко вздохнула, явно испытывая облегчение.

– Но я просто… я хочу выглядеть как всегда, быть собой.

– Верно, отлично, – кивнула блондинка, отступая в сторону.

А я стерла часть плодов ее энергичных усилий и заново наложила косметику, на свой лад.

Почему такой человек, как Эрик, держит столь непрофессиональную гримершу? И почему мне показалась зловещей возникшая вокруг тишина? Я вскочила с вращающегося кресла и заглянула за перегородки, ища Эрика или хоть кого-нибудь. Эрика я нашла изучающим свет на большом зеленом экране, таком же, какой всегда имеется в студии новостей; на него проецируют городские пейзажи.

– А, вот и вы, – сказал Эрик. – Можем начинать?

Эрик с профессиональной уверенностью расположил меня так, как я должна была выглядеть на рекламном фото: я сидела на табурете, а локтем опиралась на какую-то подставку. Эрик ничуть не смущался, он клал руки мне на плечи, поворачивая меня так и эдак. А я… я наслаждалась этим. Я воспринимала все как нечто… почти расслабляющее.

– Вот так хорошо. Правильная поза. Да, отлично, – пробормотал Эрик в видоискатель. – Теперь сложите руки, ага, так. Плечо на меня. Чудесно. То, что надо. Чудесно. Просто чудесно. Весьма. Весьма.

Я позировала перед его объективом так же, как делала это миллион раз прежде, и в то же время я позировала… ну, немножко для Эрика. Он как будто пробуждал во мне некую чувственность и отвагу.

– Замечательно, Соланж. Попробуем другой наряд.

– Да. Сейчас.

Я умчалась (умчалась!) обратно в спальню и надела красную мерцающую блузку, чтобы тут же вернуться на свое место перед зеленым экраном. Все это было как-то по-девчоночьи, головокружительно, слишком смахивало на съемку моделей. Я по-настоящему веселилась.

Я запрыгнула на высокий табурет, а Эрик сосредоточился на перемене освещения. Он встал передо мной, ужасающе близко, чтобы поправить прядь моих волос… ну, просто поправить. Когда он фотографировал, глядя на меня через видоискатель, я чувствовала себя прекрасно. Однако теперь Эрик смотрел на меня сверху вниз так, как мужчина смотрит на женщину, он слегка изогнулся, держа в одной руке массивную фотокамеру, словно та ничего не весила, а другой почесывая затылок, и я чуть не свалилась с табурета.

– Вы очень естественно выглядите в объективе. Я хочу сказать, это очевидно, когда вы работаете. Но вас еще и очень легко фотографировать. Отлично получается под любым углом.

Клик-клик-клик…

– Спасибо. Да, понимаю, – сказала я.

Не заходил ли он слишком далеко? У меня было именно такое ощущение, но я невольно чувствовала себя польщенной.

– Я не хотел вас как-то задеть.

– Задеть? Ну что вы, я ничуть не задета, – возразила я. – Думаю, просто я иной раз сопротивляюсь комплиментам.

– Почему?

Клик-клик-клик…

Эрик двигался взад-вперед передо мной со своей камерой, то и дело пересекая поле моего зрения, как маятник.

– Не знаю. Наверное, мне просто хочется, чтобы меня воспринимали серьезно.

Он сделал еще несколько снимков, на этот раз подойдя ближе.

– Вы думаете, если женщина сексуальна, то ее не воспринимают всерьез?

– Конечно, – кивнула я. Но сама-то я верила в это?

Эрик улыбнулся в видоискатель.

– Я лучше себя чувствую, когда рядом нет моих коллег по работе, – призналась я.

– Люди наедине с собой менее сдержанны. Им легче быть собой. Поэтому я и предпочел сделать ваш групповой снимок именно таким образом. Потом соединю вас всех в «Фотошопе». Так, мне хочется еще поснимать, пока солнце светит, – сказал он, всматриваясь в меня поверх камеры, и прядь его волнистых волос упала на серые глаза.

Я обратила внимание на длинные тени, скользившие по деревянным доскам пола. День подходил к концу. Я также заметила вдруг, что светловолосой помощницы нигде не видно, а из скрытых динамиков льется тихая джазовая музыка. Мы что, остались здесь одни? Я прижала ладонь к животу, ощущая легкое головокружение, возможно, от голода. Где тут столик с бутербродами-канапе? Вроде бы Марша о них упоминала?

– Соланж, мне бы хотелось увидеть вас в чем-нибудь таком, что вы не надеваете на работу.

Что?!

– Ох! Ну, я не взяла ничего такого, кроме…

– В чем-нибудь таком, что проявит ваше истинное «я». Не рабочее. – Он пристально посмотрел на меня, как будто бросал некий вызов.

– Я уже сказала, что не принесла каждодневной одежды. Зачем?

И тут началось нечто странное.

– У меня есть кое-какие вещи, которые вы могли бы примерить. Они висят в моей спальне. Посмотрите, вдруг вам что-нибудь понравится.

Какого черта?!

Но Эрик совершенно беззаботным тоном добавил:

– Если, конечно, ты принимаешь Шаг.

И тут же он щелкнул затвором фотокамеры, без сомнения запечатлев отразившееся на моем лице изумление. В комнате стало совершенно тихо, лишь что-то едва слышно поскрипывало наверху. Да еще мое сердце оглушительно колотилось в груди.

– Так вы из тех мужчин, которые…

Эрик кивнул с абсолютно безмятежным видом. Он задумчиво посмотрел на меня, опустив фотоаппарат.

– Вы разве не спите только с фотомоделями?

– Уверяю тебя, я никогда не путаю работу и поцелуи. Так как?

– Так.

– Значит, ты принимаешь Шаг, Соланж?

Когда он улыбался, вокруг его рта и глаз возникали морщинки. Я соскользнула с табурета. Ноги у меня были как ватные.

– И какой же это Шаг?

– Смелость, – ответил он, и его свободная рука теперь скользнула под его футболку, легла на живот. Может, он тоже нервничает?

– Да уж, смелость мне определенно понадобится.

– На то и Шаг.

– Ладно, хорошо. Тогда почему бы мне не надеть что-нибудь более удобное? – выпалила я очень, очень быстро и направилась в спальню Эрика.

Закрыв за собой дверь, я сделала глубокий вдох. Все происходило уж слишком стремительно. Первая фантазия осуществилась в привычной для меня обстановке, то есть дома, и все было чудесно. Но сейчас все передвинулось в рабочую сферу, и это заставляло меня нервничать. Я осмотрела комнату. Что-то в ней изменилось. Вешалка, на которой висели мои деловые блузки, исчезла, на ее месте появилась другая, с целым рядом легких, скользящих, почти прозрачных штучек, украшенных перьями, массой кружев, бантами. При ближайшем рассмотрении я обнаружила еще и бюстгальтеры, и трусики, по большей части черные, но кое-где отделанные красным и белым. Белье было элегантным, дорогим: коротенькие ночные сорочки, тончайшие пеньюары, длинное прозрачное черное платье, а под ним, на белом полу, стояла пара роскошных черных туфель без задника, украшенных перьями. На кровати лежал толстый белый махровый халат. На туалетном столе красовался еще один бокал охлажденного шампанского, который я и осушила (что для меня было удивительно), осушила с благодарностью и почти одним глотком.

Что я такое затеяла? Похоже, я собиралась заняться сексом с черт знает каким соблазнительным фотографом, но сначала он собирался сделать несколько эротических снимков. Использовать меня в качестве модели. В этих вот изумительных нарядах!