Ища ключи от джипа, она заглянула в комнату Кензи. Никаких признаков его присутствия…

Ключи от машины лежали на комоде, к ним не прикасались недели. Когда она убирала их в карман, то заметила фото, на котором были Чарлз, Тревор Скотт-Уоллис и Кензи. Видимо, это Чарлз оставил ему.

Взяв фотографию, она внимательно всматривалась в лица. Познакомившись с Чарлзом, она не могла не заметить присущие ему ироничность и чувство юмора. Кензи… был… Кензи: красивый юноша со странным, несколько затравленным взглядом глаз. В его глазах сейчас она прочла больше, чем когда рассматривала эту фотографию впервые.

Профессор словесности Тревор Скотт-Уоллис выглядел увереннее. Но эта затравленность сквозила и в его взоре. Из того, что она читала о педофилии, ей удалось понять, что это безальтернативное сексуальное влечение. Как ужасно иметь такие наклонности, зная, что они глубоко порочны.

Она поставила фото на место и пошла к машине.


Глава 37


Рейн беспокоилась, что монастырская жизнь изменила Тома Корси до неузнаваемости и ей трудно будет общаться с ним. Но стоило ей взглянуть на него, и она поняла, что ее опасения напрасны. Его темные волосы были все так же растрепаны, а белозубая улыбка осталась все той же, несмотря на строгую сутану. Он был терпелив со своей младшей сестрой и ее друзьями. И всегда выглядел привлекательно при высоком росте и обаятельной внешности. А сейчас к этому прибавились загар и некоторая загадочность.

- Я могу обнять тебя? - спросила она.

- Конечно, ты ведь член нашей семьи. - И он тут же заключил ее в братские объятия. Благодарная за простое человеческое участие, она почувствовала, как напряжение потихоньку оставляет ее.

Когда они отошли друг от друга, он с улыбкой проговорил:

- Ты приехала, чтобы напитаться здешней атмосферой для роли монахини? Судя по твоей одежде, ты пытаешься обрести духовность.

Она опустила платок пониже на лоб.

- Однажды один священник на полном серьезе заявил, что цвет моих волос манит к греху, а я вовсе не хочу быть причиной неприятностей.

- Местные монахи не склонны обвинять дам в их женственности, - заверил он ее. - Но платок пригодится, когда мы пойдем на прогулку. Солнце сегодня жжет нещадно.

- Прогулка? Это было бы замечательно. - Рейн пыталась не отставать от Тома, когда он быстрым шагом следовал через монастырские постройки, окружавшие церковь. - Кейт сказала, что я могу поговорить с тобой. И даже если ты не сможешь ответить На мои вопросы, я все равно рада повидать тебя.

Он открыл деревянные ворота, пропуская ее вперед. Они пошли по тропинке, ведущей в горы.

- Это светская форма исповеди, позволительная для нас обоих, так как я еще не священник, а ты не католичка.

Она улыбнулась:

- Что-то вроде этого…

Они начали свою прогулку. Земли монастыря находились посреди федеральной территории, и пейзаж был поистине захватывающий. Когда они поднялись достаточно высоко в горы и оказались как раз над монастырем, она воскликнула:

- Какой потрясающий каньон! Здесь так красиво и все дышит первозданностью. Хорошее место для поисков Бога. Ты счастлив здесь, Том?

- Да, счастлив.

Склонив голову набок, она внимательно посмотрела на него:

- Не слышу уверенности в голосе.

- Я люблю эту землю, нашу общину, простоту и духовность здешней жизни, - неторопливо говорил он. - Но я не убежден, достаточно ли того, что я чувствую, для избранного пути.

- Мне помнится, будто Кейт говорила, что ты уже принес присягу?

- Только начальные клятвы. Они обновляются ежегодно в течение девяти лет. - Он улыбнулся. - Если я и тогда не смогу решить, правильный ли это выбор, то заслужу одного - меня просто выгонят отсюда.

Рейни вспотела, пока они поднимались наверх. Ветер, принесший аромат шалфея, трепал подол ее юбки. Том указал на ровный плоский камень в тени высоких сосен:

- Это излюбленное место для размышлений. Как ты смотришь на то, чтобы передохнуть здесь, и ты расскажешь, что тебя беспокоит?

Она села на камень и, подтянув одно колено, обхватила его руками. Что именно сказать? И насколько откровенной она может быть с Томом?

- Меня очень тревожит состояние моего мужа Кензи.

Она замолчала, и Том негромко спросил:

- А в чем дело?

- Забудь то, что ты видел на экране. В реальной жизни он тихий, исключительно талантливый человек, добрый и очень замкнутый. Когда мы снимали наш фильм в Англии, неожиданно всплыли некоторые факты из его прошлого. Детские годы Кензи настолько ужасны, что даже представить трудно. Теперь эти воспоминания превратились в настоящее наваждение, лишая его возможности вести нормальную жизнь. Ему ненавистна мысль о том, чтобы обратиться к психотерапевту. Он, как от чумы, шарахается от лекарств, даже самых безобидных. Собственно, здесь я могу его понять, вспоминая свою мать. Он просто в агонии, Том, и я не знаю, что делать. Что делать? - повторила она, пряча лицо в ладонях.

- Если он не может рассказать никому то, что его мучает… - Том терпеливо ждал, пока она возьмет себя в руки, потом продолжил: - Он может завести своеобразную тетрадь, где опишет свои страдания в хронологическом порядке.

- Дневник? - Она уставилась на него. - Но разве это поможет?

- Исследования показали, что многие люди с успехом пользовались этим средством, - объяснил Том. - Сам акт написания прокладывает дистанцию между автором-Мучеником и инцидентом, который не дает ему покоя.

- У Кензи дислексия, и ему не так-то просто вести подобный дневник.

- Это тот род письма, который не требует соблюдения правил орфографии и доступен любому. Те вопросы, которые погребены в глубинах души, нужно по возможности вытащить на свет божий и описать со всей честностью. - Он нахмурился и постарался объяснить: - Слова - способ установить контроль над прошлым. Некоторые люди потом сжигают написанное. Это еще одно средство освободиться от боли, очень хорошо помогает.

- Ты когда-нибудь прибегал к этому методу?

Он кивнул.

- Я был страшно зол, когда мой отец выгнал меня из дома и сказал мне, что я больше ему не сын. Пройдя психологический семинар в Сан-Франциско, я решил, что стоит попробовать этот метод. К моему удивлению, это помогло. Я нашел в себе силы посочувствовать отцу, который разрывался между своими понятиями о воспитании и любовью к единственному сыну. И главное, я смог освободиться от злости и продолжить жить.

- Другими словами, искреннее признание полезно для души, даже если оно изложено на бумаге? Пожалуй, это можно предложить Кензи. Вероятно, он сумеет написать то, что не в силах сказать вслух.

- Как он проводит время? - поинтересовался Том. - Если он пребывает в депрессии и не в состоянии делать ничего, кроме как размышлять, это может иметь нежелательные последствия.

- Он строит лабиринт, надеясь, что это отвлечет его от неприятных мыслей. - Она старалась вспомнить, что он говорил. - Это классический лабиринт, состоящий из одиннадцати кругов, точно такой же, как на полу того собора, куда водила меня Кейт.

- Лабиринт? Интересно. Он инстинктивно выбрал правильное занятие, - задумчиво отвечал Том. - В средние века верующие, которые не могли совершить паломничество в Святую Землю, на коленях проползали по лабиринту, расположенному в соборе. За нашей церковью в саду тоже есть лабиринт. Он обладает сильным медитативным эффектом. Путь к Богу и к душевному здоровью.

- Но сначала необходимо выявить эту боль.

- Лабиринт может помочь и с этим. Хождение по нему по направлению к центру - это путь внутрь себя. Нужно вытащить на свет божий всю ту муть, что не дает человеку покоя. Центр приносит очищение, а само путешествие символизирует интеграцию. Люди, которые проходили этот путь, пребывая в сильном стрессе, рассказывали о невероятной эмоциональной встряске.

- Кензи надеется, что лабиринт принесет ему облегчение, как было в Англии.

- Может быть, и принесет. Но стоит попробовать и дневник. Мне кажется, это тот метод, который как нельзя лучше подойдет ему. - Он посмотрел на нее. - Будь рядом с ним, Рейни. Сильные методы воздействия освобождают опасные эмоции. Некоторые доктора двадцать четыре часа носят специальный прибор, чтобы пациент, который делает записи, мог обратиться за помощью в любое время, если изложение мучительных переживаний вызовет нежелательную реакцию.

- Другими словами - «не оставляйте детей одних дома». - Она встала, чувствуя себя лучше от сознания, что может предложить Кензи конкретную помощь. - Спасибо тебе, Том. Я дам знать, если у Кензи получится.

Том тоже встал, защищая ее своим телом от ветра.

- Он и впредь намерен оставаться твоим мужем?

- Надеюсь.

Только надежда и осталась на дне ящика Пандоры.


Кензи выложил каменной плиткой последнюю дугу, закручивающуюся в розетку в центре лабиринта. Его посетила странная мысль, что земля принимает камень, потому что то, что он сотворил в пустыне, - пример естественной гармонии.

Каждый мускул его тела испытывал напряжение после нескольких часов стояния на коленях. Кензи встал, растирая затекшие мышцы, мысленно готовя себя к проверке своего создания.

Он встал у входа в лабиринт, окидывая взглядом творение своих рук. Одиннадцать кругов закручивались в тугую спираль. Как в жизни порой кажется, что еще немного - и ты близок к цели, так и здесь - тропа, казалось, приближалась к центру, а на самом деле делала следующий виток. Этот путь требует внимания и сосредоточенности.

Глубоко вздохнув, он расправил мышцы и сделал первый шаг по тропинке, которую выложил своим трудом и потом. Три шага - и тропа резко сворачивала влево.

Он никогда не верил в Бога. Его детство не включало религиозного воспитания, а позже он решил, что если бы Бог существовал, вряд ли он допустил бы все то зло, что каждый день происходит в мире. Если верить, что Бог сотворил мир, то затем он, видимо, покинул человечество для более интересных дел.

Лабиринт преследует земные цели. Кто не знает, что наши мысли способны перепрыгивать с предмета на предмет? Движение по спирали лабиринта способно поглощать беспокойную энергию, позволяя сознанию прийти в медитативное состояние.

Но вместо спокойствия его эмоции становились все интенсивнее. Слова Теннисона эхом раздавались в голове:


Бей, бей, бей

В берега, многошумный прибой.

Я хочу говорить о печали своей,

Неспокойное море, с тобой.


Хотя его язык не мог выговорить их, эмоции полыхали пламенем, притупляя реальность. Отчаяние. Горе. И больше всего гнев. Ярость к тому сутенеру, который сотворил такое с несчастной Мэгги Маккензи и потом втянул в порок ее сына. Гнев к незнакомым мужчинам, которые, развлекаясь с ним, утешали себя ложью - верой, будто ребенок по собственному желанию торгует своим телом. Ненависть к тем, кто понимал, как обстоит дело в действительности, и все-таки наслаждался, видя детскую боль.

Он упрекал свою мать, которая любила его, но не нашла сил позаботиться о нем. Он проклинал Тревора, который спас ему жизнь, но погубил его душу. Он хотел вычеркнуть из памяти мужчин, которые насиловали его, объяснить им, что значит быть униженным и одиноким, но, увы, его наказание не могло достичь ни одного из них.

Больше всего он ненавидел себя, презирал собственную слабость. Ведь стоило ему подойти к любой доброй женщине на улице и попросить о помощи, и его жизнь была бы спасена! Но, однажды поверив, что он не заслуживает ничего, кроме боли и унижения, он превратился в безмолвную жертву.

Он покачнулся, но заставил себя продолжить путь. Рано или поздно, но ему придется докопаться до самого дна, и тогда волна боли начнет потихоньку ослабевать.

Но это не произошло. Волна продолжала расти, пока рыдания Джейми Маккензи эхом не откликнулись в его ушах. Страх Джейми парализовал его, и его незадачливая жизнь предстала перед ним во всей своей неприглядной правде.

В отчаянии он брел к центру лабиринта, каждый шаг давался ему с трудом. Кензи стал Джейми, а Джейми стал Кензи. И он не мог больше отделить одного от другого.

Полуденное солнце жгло словно адский огонь, когда он тяжело ступал на только что положенные каменные плиты. Он е подобным упорством строил свою жизнь, но ничто из того, чего он достиг - ни успех, ни деньги, ни слава, - не могло залечить незаживающие раны в его душе.

«Ибо прах ты и в прах возвратишься…»


Уже смеркалось, когда Рейни вернулась на ранчо, но Кензи нигде не было. Может быть, он хотел во что бы то ни стало закончить лабиринт и решил работать до упора?

Пока котята вились вокруг ее ног, она прочитала инструкции Альмы, а именно - сколько следует разогревать ребрышки, приготовленные на барбекю, которые миссис Грейди оставила в холодильнике. Рейни внимательно прочла записку, не переставая удивляться, как естественно здесь оставить дом незапертым, чтобы соседи могли заглянуть и остаться на обед.