Мэри Патни - Что осталось за кадром

- В этом неглиже вы выглядите очень достоверно, - заключил он.

Рейни усмехнулась:

- Готова поспорить, вы изучили эту эпоху, еще когда работали на Би-би-си. Нужно постараться, чтобы наши герои смотрелись как можно органичнее на экране.

Одна мысль о том, что по ходу съемок он сможет снять с нее это платье, заставила его сердце биться сильнее, несмотря на то что при этом будет присутствовать вся группа.

- Когда я участвовал в телевизионной версии «Опасных связей», у меня было время изучить предметы женского туалета, существовавшие в восемнадцатом веке. По ходу дела я пришел к открытию, что, снимая бесконечные детали одежды, которые носили тогда дамы, кавалер испытывает сильное возбуждение, а уж когда под всем этим богатством находит то, что искал… тут уж и говорить нечего…

- Правда? Я думала, мужчины особенно распаляются, когда женская одежда состоит не более чем из двух кусочков нейлона.

- И это тоже.

Юная ассистентка обвернула талию Рейни корсетом и, стоя у нее за спиной, начала затягивать тесемки.

- А потом мы сможем надеть сверху бальное платье, мисс Марло.

Рейни ахнула, когда корсет впился в ее тело.

- А я не умру от удушья?

- Есть один фокус, - посоветовал Кензи. - Вдохните поглубже, пока Ив затягивает корсет, и вы выиграете пару сантиметров.

Рейни набрала побольше воздуха в легкие, чтобы расширить грудную клетку и талию. Художница по костюмам с другой стороны комнаты заметила:

- Каждый лишний сантиметр на экране будет выглядеть в несколько раз больше.

- Лучше живая; пусть упитанная актриса, чем тонкая, но полумертвая, - смеясь, отвечала Рейни.

Художница улыбнулась, представив Рейн Марло упитанной.

- Теперь вы понимаете, почему в те давние времена женщины не отличались особой свободой? Большая часть энергии уходила на то, чтобы дышать.

- Мужчинам приходилось ненамного лучше, - ответила Рейн, изучая с большим, нежели просто профессиональный, интересом длинный шелковый сюртук Кензи, полосатый жилет, облегающие бриджи и высокие блестящие сапоги. - Удивительно, как много времени нужно было потратить человечеству, чтобы заменить все это на джинсы и футболку.

Скотт ответил ей вежливым поклоном:

- Ах, Маргарита, красота требует жертв.

Она мгновенно вошла в роль. С выражением скрытой страсти на лице она поднесла к груди веер из резной слоновой кости и медленно стала обмахиваться им.

- Клянусь, милорд, вы совершенно затмили меня, как сверкающий опереньем павлин свою бесцветную паву.

- Мой плюмаж имеет одну цель - пленить самых прекрасных женщин на земле. - Поддавшись импульсу, он прижался губами к нежному местечку на шее под поднятыми наверх волосами. Ее кожа оказалась теплой и шелковой на ощупь.

Она задрожала и затаила дыхание, не сумев скрыть желания. Он отступил на шаг, их взгляды встретились, посылая молчаливые обещания.

Впоследствии плакат с поцелуем стал эмблемой фильма. Он нес в себе такую нежность, такое явное эротическое притяжение, что стал обязательным атрибутом в спальнях сотен тысяч школьниц. Критики единодушно заявляли, что невероятная скрытая страсть между исполнителями главных ролей в «Пурпурном цветке» угрожает затмить основную идею фильма.

Но все это будет позже. А в то время Кензи Скотт знал только то, что Рейн Марло похожа на стеклянную бабочку - хрупкую, страстную и чрезвычайно пленительную.

Он круто развернулся, увидев перед собой прямой пустынный отрезок шоссе. Нажал на газ, и «феррари» рванулся вперед. Хорошо бы найти время и съездить в Мохаве. В пустыне есть что-то глубоко очищающее. Но сейчас это сделают горы Санта-Моники.

Включенные фары появились в его зеркале. Черт побери! Ругая себя, Кензи свернул к обочине.

Поднимая брызги гравия, за ним затормозил полицейский мотоцикл. Проверив в компьютере номер и данные на «феррари», патрульный соскочил с мотоцикла и подошел к машине. Без сомнения, он наслаждался перспективой доказать, что его значок обладает большей силой, чем спортивный итальянский автомобиль. Скотт опустил стекло и, смирив себя, приготовился получить талон за превышение скорости. Что ж, совершенно заслуженно…

- Вы знаете, с какой скоростью ехали, сэр? - Патрульный наклонился к окошку автомобиля. Его тон был менее вежлив, чем слова. На груди красовалась табличка с фамилией - Сандовал.

- Не точно, но, вероятно, достаточно быстро. Офицер Сандовал оказался совсем юным и выглядел явно неудовлетворенным таким ответом.

- Странно, но ваше досье на удивление чистое для человека, который носится по шоссе, как самолет по взлетной дорожке.

- Обычно я делаю это в более уединенных местах, - хмыкнул Кензи, протягивая права.

Сандовал бросил взгляд на его документы, затем поднял голову:

- О Господи! Вы Кензи Скотт!

Так как этот факт не был новостью для Кензи, он едва кивнул.

- Мне нравятся ваши фильмы, сэр, - сказал юноша, его бравада сменилась застенчивостью.

- А мне приятно это слышать, офицер.

- Особенно тот, где вы играли полицейского и ваш партнер был убит. - Его лицо потемнело. - То, как вы колошматили стену после его смерти, - так достоверно.

- Вашего напарника тоже убили?

- Да. - Патрульный отвернулся. - Вы сделали это… очень похоже.

- Смерть в кино нельзя представлять, не думая о последствиях. Важно помнить трагедию и боль. - Во многих фильмах забывали об этом, но только не Скотт. Он никогда не брался за роль, где убивали людей просто из спортивного интереса. Как мишень, не представляющую никакой ценности.

- Любой, кому приходилось когда-нибудь вытаскивать обгоревшее тело из машины, знает, как в действительности отвратительна и ужасна смерть. - Сандовал опустил свой блокнот. - Вы не могли бы дать мне автограф, сэр? Не для меня, для моей жены. Она ваша большая поклонница.

- Конечно. - Кензи вытащил записную книжку из бардачка. - Как ее зовут?

- Энни Сандовал.

Кензи написал несколько слов.

- Вот возьмите. Мой привет Энни.

- Спасибо, сэр. Рад познакомиться с вами.

Когда он повернулся, чтобы уйти, Кензи бросил вдогонку:

- А как же штраф? Сандовал улыбнулся:

- Я ограничился предупреждением. Доброго пути, мистер Скотт.

- И вам того же. - Кензи подождал, пока патрульный включит мотор, затем нажал на газ, усмехаясь про себя.

Он никогда не просил о специальном отношении к своей персоне.

Да и, зачем просить?

Вэл нахмурилась, набрав номер. Можно подумать, что у Рейни мало забот сейчас. Несколькими секундами позже трубку подняли в Калифорнии.

- Хелло, офис Рейн Марло. Узнав голос подруги, Вэл сказала:

- Привет, Рейни. Я думала, ответит твоя любимая помощница. У тебя, наверное, хватает хлопот перед началом съемок.

- Эмми сегодня пошла к врачу, поэтому я сама отвечаю на звонки. Художник, английский ассистент и я обзваниваем новые особняки для Рандалла, так как с тем, что мы хотели использовать, не получилось.

- Но в Англии столько фотогеничных особняков!

- Да, но нам нужно, чтобы он был поближе к базе. Если придется ездить далеко, чтобы снять несколько сцен, это увеличит затраты и мы потеряем много времени.

- В Балтиморе плохие новости, Рейни, - осторожно сообщила Валентина, вспомнив, что позвонила не для того, чтобы говорить о кино.

- О нет! - Неужели что-то случилось с Кейт, Рейчел или Лорел?

Вэл следовало предвидеть, что Рейни немедленно подумает об их тесном кружке. «Кружок друзей» существовал со школьных лет.

- Нет, у нас все в порядке, но твой дед попал в автомобильную катастрофу. И прогноз неутешителен. Я решила, что тебе следует знать.

После долгого молчания Рейни сказала:

- Ты права. Это моя бабушка попросила тебя позвонить?

- Да нет. Я случайно столкнулась с ней в супермаркете, и она выглядела неприступной, как всегда. Один мой приятель, который работает в госпитале, видел, как привезли твоего деда, и дал мне знать. Скорее всего твоя бабушка сейчас с ним.

- Они прожили лет пятьдесят, а то и больше. После такого срока любой человек, даже такой стоик, как она, будет расстроен и испуган, что может потерять мужа. - Снова повисло молчание. - Ты думаешь, я должна поехать в Балтимор?

- Это тебе решать. Я не хотела, чтобы ты узнала, что случилось… когда будет уже поздно.

Рейн вздохнула:

- Уже и так слишком поздно для меня и моих стариков. Они всегда думали, я никудышная… Через два дня я должна быть в Нью-Мексико и начать съемки. Мне придется встать на уши в последнюю минуту. Что будет толку от этого визита? Трогательное примирение с умирающим дедом?- Нет, так скорее бывает в голливудских фильмах, не в жизни. Но… я думаю, тебе все же следует приехать. Если ты не навестишь стариков и дед умрет, ты потом пожалеешь, что не сделала этого. Да, они не отличались душевной теплотой, но все же воспитали тебя. Они делали то, что им казалось правильным…

- К черту, Вэл, - прервала ее Рейн неуверенно. - Готова поспорить, ты стоишь насмерть, когда отстаиваешь какое-нибудь дело в суде. Хорошо, я приеду. Я могу работать в дороге, поэтому поездка не отнимет у меня много времени. Но позволь мне остановиться у тебя. Когда я бываю у своих предков, мне необходимо, чтобы рядом находился кто-то близкий.

- Мой дом всегда открыт для тебя, дорогая. Я встречу тебя в аэропорту.

- Не надо, я возьму такси. - Голос Рейн смягчился. - Неожиданно у меня появилась возможность повидать тебя, Рейчел и Кейт, так что это все компенсирует.

- Что ж, до скорого. - Вэл повесила трубку.

Будет здорово встретиться с друзьями в Балтиморе, но лучше бы повод был другим.

Рейни собиралась поработать на своем портативном компьютере, пока такси везло ее на окраину Балтимора, где размещался госпиталь. Там лежал ее дед. Но ей не удавалось сосредоточиться с тех пор, как самолет приземлился. Все ее мысли вернулись к тому далекому дню, когда она впервые прилетела в Балтимор. Ей было тогда шесть лет.

После эффектного взлета и трагической смерти Клементины ее родители удочерили девочку, внебрачную дочь певицы. Отец был неизвестен, они знали лишь, что имя девочки Рейнбоу. Рейни посадили в самолет в Лос-Анджелесе как несопровождаемого ребенка, и стюардессы опекали ее во время полета.

Полет перенес ее из лета в зиму, как в реальности, так и метафорически. Ледяной февральский ветер ударял в лицо, когда стюардесса вела ее в терминал, но еще холоднее были лица встречавших ее Марло, когда они забрали внучку, которую никогда не видели. Прижимая к груди белого плюшевого медвежонка, маленькая Рейн смотрела на деда и бабушку, не вполне веря, что теперь она принадлежит этим людям. Оба были высокие и прямые. С застывшим выражением недовольства на лице.

- У нее волосы рыжие, как у матери, - хмуро заметил Уильям.

- Не такие рыжие, - возразила его жена. - И не так уж она похожа на Клементину. Маленькая худышка. Интересно, кто был ее отец?

Глаза девочки наполнились слезами, и она сильнее прижала к груди медвежонка. Если бы кто-то из них проявил хоть немножко сочувствия, то навсегда бы завоевал ее сердце, но все, что она получила, было краткое:

- Пойдем… девочка. Мы отвезем тебя домой. - Вирджиния посмотрела на мужа: - Я не могу называть ее этим нелепым именем* (Rainbow - радуга (англ.)), которым мать наградила ее.

И она не называла. Пока Рейн жила с родителями матери, она была для них «ты» или «она». Девочка тяжело привыкала к новой жизни и, засыпая, часто плакала.

Став постарше, Рейн научилась уважать бабушку и деда за их справедливость. Они мирились с ее существованием, так же как и она с их присутствием в своей жизни. Но они отличались терпением. Она была всегда сыта и хорошо одета, ее физически не наказывали, даже в старших классах, когда она вдруг стала непослушной. И к счастью, ее отдали в местную квакерскую школу, где она получила хорошее образование, понятие о правилах морали, которые, как считали старики, были необходимы ей.

Среди одноклассниц Рейн встретила девушек, которые стали для нее настоящей семьей. Она проводила большую часть свободного времени с Вэл, Кейт, Рейчел и Лорел. Постепенно она научилась играть, смеяться с подружками и шушукалась с Джулией Корси, невозмутимой мамой Кейт, когда ей нужен был женский совет.

Как и Клементина, она сразу же уехала, как только стала постарше. Ее родные, несомненно, отнеслись к этому с одобрением. Она сообщила им новый адрес и телефон, чтобы они могли в любое время позвонить ей, но они не звонили. И даже не послали поздравление, когда она вышла замуж.

Рейн видела их один-единственный раз спустя год после своего переезда в Калифорнию. Она приезжала в Балтимор на вторую свадьбу Кейт и, сделав над собой усилие, навестила стариков. Они встретили ее с удивлением и без особой радости. Посидев полчаса, она ушла, недоумевая, зачем вообще приезжала.