– Нет, милорд. Мой слух уже не тот, что прежде – как и слух миссис Кэмпбелл.

Себастьян снова обвел глазами старинный холл, оценивая расстояние от входной двери до лестницы и коридора за ней. Если Йейтс, по его утверждению, стоял на крыльце, когда услышал выстрел, а затем бросился внутрь и обнаружил Эйслера мертвым, успел бы убийца выскочить из передней и скрыться в темном коридоре – или на лестнице, – оставшись незамеченным?

Весьма сомнительно.

– А с этого этажа есть выход на задний двор? – поинтересовался Девлин.

– Да, в конце коридора.

– Можно взглянуть?

Дворецкий отвесил очередной скрипучий поклон:

– Следуйте за мной, милорд.

Двигаясь со старческой медлительностью, слуга провел визитера по узкому коридору, ставшему еще уже из-за нагроможденной с обеих сторон мебели. Себастьян насчитал четыре выходящие в коридор двери и заметил пролет крутых, узких ступенек, ведших, предположительно, в расположенную в подвале кухню. От дома разило упадком и застарелым кулинарным жиром с примесью духа несвежей стариковской одежды и еще какого-то трудноопределимого запаха, которому Девлин не мог подобрать название.

– Видите ли, я слышал о вас, – обронил Кэмпбелл, отодвигая тяжелый железный засов на двери в конце коридора. Ее усохшая, покоробившаяся от старости створка плохо прилегала к раме. – Вообще-то, я с некоторым любопытством слежу за вашей деятельностью. И должен заметить, весьма занимательно, что вы поинтересовались этой дверью.

– Вот как? Почему же?

– После того как вчера констебли ушли, я, естественно, проверил, все ли двери и окна заперты.

– И?

– Эта оказалась открытой.

– Хотите сказать, засов был отодвинут?

– Более того, милорд. Сама дверь стояла почти нараспашку. Разумеется, возможно, что ее открыли констебли в поисках подозреваемого. Тот, знаете ли, сбежал, как только мистер Перлман вошел и застал его над телом. Но мне это показалось странным. В том смысле, что я сам слышал, как мистер Перлман утверждал, будто негодяй выскочил в парадную дверь. Так с какой стати искать его здесь? А если черный ход отворили все же полицейские, почему они не закрыли его? Если хотите знать мое мнение, ужасные манеры. – Кэмпбелл с усилием оттащил створку в сторону и под наполнившее воздух птичье щебетание поклонился: – После вас, милорд.

Девлин ступил на террасу, неровные плиты которой были усыпаны сухими листьями и сломанными ветками и в несколько рядов заставлены клетками. В самой большой из клеток, рядом с дверью, отчаянно хлопало крыльями полдюжины черных ворон. В остальных содержались разнообразнейшие пернатые: от воробьев и голубей до белой совы – и один очень сердитый с виду длинношерстый черный кот с большим пушистым хвостом и сверкающими зелеными глазами.

– Ваш хозяин любил птиц? – поинтересовался Себастьян, подходя к клетке с котом. Зверь моргнул и уставился на визитера с хмурым недовольством.

Дворецкий прочистил горло:

– Не уверен, можно ли утверждать, что мистер Эйслер любил их, милорд. Но он постоянно их покупал.

Девлин покосился на непроницаемое лицо слуги:

– И что он с ними делал?

Кэмпбелл устремил взгляд поверх остатков заросшего сада на полуразрушенную кирпичную стену и рухнувшую крышу строения, которое, похоже, когда-то было конюшней.

– Не могу сказать, милорд.

Себастьян пытливо всмотрелся в сдержанные черты старика, затем повернул обратно в дом.

– Не знаете, вчера вечером к вашему хозяину никто не должен был прийти?

Дворецкий дождался, пока они вошли внутрь, и тщательно закрыл дверь, прежде чем ответить:

– У мистера Эйслера частенько бывали посетители.

– Вот как? Не припоминаете, кто именно?

– Боюсь, моя память уже не та, что прежде.

– Как и ваш слух.

Слуга дрожащими пальцами вернул на место засов.

– Именно так, милорд.

Девлин медленно обвел глазами захламленное пространство. Теперь он заметил, что многие картины здесь бесценны. Взгляд виконта выловил одно творение Ван Эйка, одно – Фуке и массивное полотно Тинторетто[3], полуспрятанное за открытой дверью на ступеньки, ведущие в кухню.

– А на второй этаж можно попасть только по лестнице из холла?

– Совершенно верно, милорд. – Нахмурившись, дворецкий придвинулся ближе и с внезапным интересом, заострившим старческие черты, уставился в лицо визитера.

– Что такое? – полюбопытствовал Себастьян.

– Вы часом не бывали у нас раньше, ваша милость?

– Нет, а почему вы спрашиваете?

– Уверены, что не приходили к мистеру Эйслеру на прошлой неделе?

– Абсолютно уверен.

Поджав губы и насупив брови, Кэмпбелл подверг собеседника пристальному осмотру.

– Да, разумеется, вы правы. Теперь, по здравом размышлении, мне кажется, тот джентльмен был немного темнее и, пожалуй, на несколько лет старше, – да и не совсем джентльмен, если вы понимаете, о чем я, милорд. Но, как бы там ни было, нельзя отрицать, что означенный посетитель был похож на вас, словно родной брат… если мне позволительно заметить это, сэр. 


ГЛАВА 9

Себастьян испытал странное ощущение: его словно обдало обжигающим потоком, который хлынул по венам, покалывая кончики пальцев и приглушая все внешние звуки. Будто издалека, он услышал вопрос старика-дворецкого:

– У вас часом нет брата, ваша милость?

– Брата? – Каким-то чудом Девлину удалось сохранить спокойный и ровный тон. – Нет, живых не осталось. – «По крайней мере насколько мне известно», – мысленно добавил он и намеренно свернул в сумрачную переднюю. – Так вы говорите, мистера Эйслера нашли здесь?

– Да, милорд. – Кэмпбелл отдернул выцветшие портьеры на выходивших на улицу окнах, наполнив комнату пылью и тусклым светом, полузатемненным мутным от времени толстым волнистым стеклом. – Лежал на спине вот на этом самом месте. Боюсь, ковер испорчен непоправимо.

Вытянутую и узкую переднюю, как и другие помещения в доме, переполняли разномастные предметы обстановки и искусства. Виконт узнал автопортрет Рембрандта и «Мадонну» Фра Филиппо Липпи[4]. Дальний край покрывавшего пол ковра, весьма похожего на бесценные шелковые изделия ткачей Исфахана[5], был обезображен большим темным пятном, которое, по-видимому, еще не пытались отчистить.

Присев возле пятна, Девлин вдохнул приторный запах пыли и крови со слабым, но безошибочно узнаваемым привкусом несвежего сгоревшего пороха. Рана убитого явно обильно кровоточила, однако ни соседняя стена, ни мебель не были забрызганы. Себастьян поднял глаза:

– Как в точности лежало тело?

Дворецкий подошел и встал рядом:

– Как я и говорил, на спине, милорд.

– Да, но лицом к двери или от нее?

– Ну, голова была вот тут, – старик передвинулся с тяжеловесной медлительностью, размахивая тонкими руками, словно обрисовывая в воздухе положение тела, – а ноги там, ближе к порогу. Таким образом, полагаю, хозяин стоял лицом сюда, когда его застрелили – не правда ли, милорд?

– Вероятно, – согласился Себастьян, хотя на войне он видел достаточно смертей, чтобы понимать, что сила удара пули может развернуть человека и отбросить назад.

Виконт поднялся на ноги, обводя взглядом странную, сумрачную комнату. С таким нагромождением шкафов, скульптур, фарфора и картин передняя напоминала скорее кладовую или аукционный зал, нежели жилое помещение.

– А что, все комнаты здесь такие? – поинтересовался Девлин. – Я имею в виду, заставленные мебелью и произведениями искусства?

– По большей части, да. Видите ли, мистер Эйслер был вроде как коллекционером. Боюсь, миссис Кэмпбелл давно отказалась от попыток бороться со скапливающейся пылью. Люди постоянно… приносили хозяину разные вещи.

Со своего места Себастьян разглядел по крайней мере еще две картины Рембрандта, одного Караваджо и мраморное изваяние коня почти в натуральную величину, которое выглядело так, словно было вывезено из Константинополя рыцарями Четвертого крестового похода.

– Похоже, у мистера Эйслера весьма щедрые друзья, – обронил он, прокладывая путь через беспорядок в дальний конец комнаты. Почти всю заднюю стену занимал массивный старинный камин, украшенный великолепной резьбой с мифическими чудовищами и тяжелыми гирляндами фруктов и цветов.

– Интересный образчик, – отметил Девлин, останавливаясь перед камином.

– Хм. Говорят, дом возвели еще во времена Тюдоров, хотя из того, что мне известно, это могут быть досужие россказни.

Взгляд виконта упал на расположенную наискосок от камина вытертую черную кушетку, набитую конским волосом. Из-под кушетки выглядывали носки синих атласных туфелек.

– Не знаете, кому это может принадлежать? – поинтересовался Себастьян, кивая на них.

– Господи Боже, нет, – отвесил челюсть дворецкий. Опершись на закругленный подлокотник, он наклонился и достал дешевую пару женской обуви, украшенную аляповатыми фальшивыми пряжками и довольно поношенную.

– Я так понимаю, среди гостей вашего хозяина бывали и леди? – обронил Девлин, беря в руку одну туфельку. Ее владелица наверняка миниатюрная особа – столь маленький размер мог бы подойти ребенку.

Кэмпбелл с чрезвычайно смущенным видом откашлялся:

– Бывали леди, бывали и… не леди, если вы понимаете, о чем я, милорд.

Виконт с возрастающим недоумением осмотрел обувку. Понятно, когда женщина по невнимательности оставляет ленту для волос или браслет. Но туфли? Как можно забыть свои туфли?

– А кто из посетительниц мистера Эйслера… – начал Себастьян, но его прервало громыхание во входную дверь.

– Прошу прощения, милорд, – с усилием поклонился Кэмпбелл и пошел открывать.

Девлин повторно окинул взглядом гостиную, подмечая на стене слева у самого камина еще одну, наполовину скрытую занавесью дверь, которая, похоже, вела обратно в коридор. Только Себастьян двинулся проверить свое предположение, как в холле раздался грубый и зычный мужской голос.

– Где он? Мне сказали, его видели входившим в дом. Клянусь Богом, если он возомнил, будто…

В дверном проеме возникла фигура дородного мужчины средних лет: крупного, потного, распираемого чувством собственной важности. Его волосы, хоть и преждевременно поседевшие, оставались густыми, на полном лице не было морщин, а упитанное тело свидетельствовало о безбедной жизни.

– Ага! Так это правда. – Вскинув толстую руку, незнакомец обвиняюще ткнул пальцем в Себастьяна. – Я знал. Знал! Вы Девлин, не так ли? Говорят, вы были в Ньюгейте, проведывали того преступного негодяя. Что ж, позвольте заявить здесь и сейчас: нам ваше вмешательство не требуется. Это Олдгейт, не Боу-стрит, слышите?! Может, сэр Генри Лавджой и приветствует вашу назойливость, но Боу-стрит не имеет никакого отношения к этому делу – совершенно никакого! Посему буду признателен, если вы не станете совать свой нос в то, что вас не касается. Я достаточно ясно выразился?

Виконт невозмутимо вскинул бровь:

– Мы с вами знакомы?

Губы мужчины сжались в жесткую ровную линию. Его глаза были бледно-карими, красные прожилки испещряли полные щеки, а шея пряталась в складках жира.

– Ли-Джонс. Бертрам Ли-Джонс, главный магистрат полицейского участка на улице Ламбет. А вам, сэр, здесь не рады. Ваше присутствие здесь вообще не желательно. Мы уже поймали совершившего убийство мерзавца, вы сами видели его в Ньюгейте.

– Он утверждает, что не убивал.

Ли-Джонс грубо хохотнул:

– Ну конечно, не убивал. Все они так говорят. – Смех магистрата превратился в презрительную ухмылку. – Их послушать, так в тюрьме сидят одни невиновные. И этот ваш Йейтс не исключение. Его застали над телом жертвы, и он будет повешен. Не извольте сомневаться.

Девлин с намеренной, вызывающей медлительностью обвел взглядом стоявшего перед ним блюстителя закона: от покрытого прожилками потного лица до неуклюже завязанного галстука и яичного пятна на кричаще ярком жилете, который слишком плотно обтягивал выпиравшее брюхо. Виконт наблюдал, как багровеют щеки и сжимаются челюсти Ли-Джонса, пока того буквально не затрясло от ярости, и только тогда кивнул старику-дворецкому:

– Благодарю за уделенное мне время.

Сен-Сир направился к выходу, тихонько припрятывая синюю атласную туфельку. Он уже принял решение вернуться в дом Эйслера позже, под покровом ночи, когда чета Кэмпбеллов уснет в своей мансарде.

– И не приходите больше! – выкрикнул вслед ему магистрат. – Явитесь сюда снова, и клянусь Богом, я привлеку вас к ответственности за вторжение в частное владение – будь вы сто раз виконт. Слышите меня? Слышите?!

Но Себастьян не остановился.