Она покачала головой.

– Я знаю. Я это понимаю. Именно поэтому мне и придется оставаться тут, пока все не закончится. Не принимать никаких посетителей. Я постараюсь не встречаться ни с кем, пока это не завершится. А если он все-таки узнает… что ж, доказательств никаких нет. Сроки почти совпадают. Он не сможет сказать точно, а все тут нас поддержат, скажут, что мы с тобой не были близки.

– Это может затянуться на месяцы. Какие месяцы – годы! Да еще роды, Господи, а если что-то пойдет не так? – Он говорил отчаянным, настойчивым голосом. Как ей хотелось видеть его лицо в темноте! Почему-то оказалось намного тяжелее говорить с голосом в пустоте, пусть характерным для Роланда, и все же принадлежащим чужаку.

– Тогда я справлюсь и с этим, Роланд, – произнесла она. – Мне придется. Неужели ты не понимаешь? А ты не можешь быть к этому причастным, никоим образом. Каждая секунда, проведенная нами вместе, может жестоко аукнуться в суде. Погубить все.

Он шагнул вперед и, снова схватив за руки, притянул ее к себе.

– Нет. Я не понимаю. Мы уже прождали больше шести лет. А теперь, когда ты наконец здесь, в моих объятиях, когда Сомертон остался в прошлом, ты просто не можешь рассчитывать, что я останусь в стороне. Я сойду с ума, Лилибет.

Она не видела его лицо, но ощущала на себе тяжесть его взгляда, захлестывающего ее мощными чувствами. Это его магнетическое притяжение – она снова подпадает под его чары, и сладкое безумие снова овладевает ее сознанием. Лилибет зажмурилась и положила руки ему на грудь.

– Нет, не сойдешь. И я тоже. Мы люди, Роланд, а не животные. Мы этого не сделаем. Пока нет.

Он не сказал ничего, но ее обдало жаром, а в следующий миг его губы, твердые и нежные одновременно, коснулись ее рта раз, другой.

– Лилибет. – Он прижался лбом к ее лбу, взял в ладони ее лицо. – Пожалуйста. Я могу подарить тебе такое наслаждение, милая. Столько любви! Просто позволь мне. Подари эту привилегию. Всего лишь раз. Только сегодня ночью. Кто узнает?

– Роланд, прошу тебя… – пробормотала она ему в губы, чувствуя, как каждая клеточка тела мучительно ноет от его прикосновений. Он был таким правильным, точно созданным для нее одной…

– Я хочу тебя, хочу так сильно. – Его голос рокотал у нее под ухом, большие пальцы гладили щеки. – Ты даже представить себе не можешь, как трудно было дожидаться тебя.

«Вот в этом нет никаких сомнений», – подумала Лилибет.

– Нет, я могу представить, – ответила она отодвигаясь. – Думаешь, я этого не хочу? Я отчаянно тебя хочу. Тоскую по тебе каждую ночь. Я… – Лилибет услышала хрипловатую мольбу в собственном голосе и выбралась из кольца его рук, большими очищающими глотками хватая воздух. – Ты просил поверить в тебя, – продолжала она негромко. – И вот я поверила, Роланд. Сейчас я доверяю тебе свою жизнь, разве ты не понимаешь?

Он отвернулся, посмотрел на замок.

– Ты говоришь серьезно, да?

– Совершенно серьезно. Прошу тебя, пойми.

– О черт, – сказал он. – Проклятье.

Наступило молчание. Лилибет чувствовала, что он готов согласиться, пусть и неохотно, и мучительно, и… ну да, угрюмо.

И не могла его за это винить.

– Ну что ж, – произнес он наконец. – Я больше не прикоснусь к тебе, раз ты этого хочешь. – Он придвинулся к ней так близко, что его теплое дыхание овеяло ее лицо. – Но я никуда не уеду, Лилибет. Ни под каким видом. Я останусь здесь и буду присматривать за тобой, младенцем и Филиппом. И чертовым кузнечиком Норбертом, надо полагать. – Роланд повернул голову и добавил ей на ушко: – И ни на секунду не буду прекращать попытки заставить тебя передумать.

– У тебя ничего не получится.

– Еще как получится, черт побери, – проворчал он.

Лилибет приподнялась на цыпочки и откинула прядь волос с его лба.

– Не унывай, – сказала она. – Все не так безнадежно, как кажется. Если ты утратишь веру в меня, всегда есть Франческа.

– Франческа, – буркнул он.

Они вернулись в дом, стараясь не касаться друг друга даже руками. Уже в дверях, как раз перед тем как попрощаться, Лилибет кое-что вспомнила.

– Ой, я хотела тебе сказать! Сегодня днем я нашла у себя под дверью престранную записку. Не знаешь, от кого она могла быть?

– Понятия не имею, – ответил Роланд. – Советую просто сжечь ее.

И быстрыми шагами стал подниматься по широким каменным ступеням в западное крыло, где размещались джентльмены.

Глава 16

Праздник летнего солнцестояния


Время от времени, исполняя обязанности наставника при пятилетнем мальчишке, Роланд с тоской вспоминал свое безмятежное существование в роли агента разведки Бюро секретной службы ее величества.

– Дядя Роланд, – задал ему Филипп примерно пятидесятый вопрос за последние полчаса, – а сколько лет этому замку?

Роланд заложил руки за голову и уставился в потолок библиотеки.

– Представления не имею, старина, но предполагаю, что выяснить можно.

– А вы не думаете, что тут мог жить кто-нибудь из Медичи? Вот было бы здорово! – Филипп вскочил с коврика и начал размахивать воображаемым мечом. – Драться с… ну, с кем там они дрались.

– Думаю, в разные века с разными людьми, – отозвался Роланд. – Посмотрим?

В конце концов, это будут вполне оправданные поиски. Предполагалось, что сейчас они занимаются историей, хотя обучение Филиппа не относилось к такому, какое детский учитель Роланда назвал бы правильно структурированным. Сам Роланд не собирался тратить бесконечные часы, обучая Филиппа латинской грамматике или родословной английских королей. Он всего лишь пытался отвлечься, перестать думать о близости с Лилибет. Началось с того, что он брал мальчика с собой плавать и ездить верхом, решив, что нужно поближе с ним познакомиться, раз уж он намерен жениться на его матери. Лилибет будет рада, если они поладят, да и Филипп ему нравился. Мальчик обладал определенным пылом и изобретательностью, все принимал всерьез и всегда поддерживал неудачников.

Затем Абигайль взяла моду исчезать после обеда, как раз ко времени уроков, так что Роланду приходилось пожимать плечами и самому вытаскивать книги. В конце концов, а что ему оставалось?

– Ты уверен? – спрашивала его Лилибет, глядя на Роланда глазами, похожими на пару встревоженных васильков. – Я и сама могу с ним позаниматься. Ты в самом деле не против?

– Вовсе нет, – отвечал он. – А тебе нельзя переутомляться.

Потому что на самом деле он был готов сделать все, чего она только захочет. Все, лишь бы вызвать у нее чувство признательности, которое, как он безнадежно надеялся, вернется к нему в виде плотской благосклонности. За последние несколько месяцев он понял, что все известные ему раньше виды физических пыток были пустяком по сравнению с агонией теперешней – наблюдать, как любимая женщина, которая носит его ребенка, округляется и хорошеет, и не иметь возможности прикоснуться к ней.

Ну то есть это не совсем правда: иногда ему удавалось украсть поцелуй, но только после мучительного и точного планирования и коварных ухищрений в сочетании с непомерными выплесками легендарного обаяния Пенхэллоу. Впрочем, оно того стоило, хотя эти поцелуи и заставляли его пылать еще жарче.

С учетом всего этого занятия с Филиппом, все эти спряжения и сложения казались ему малой ценой. Он ринулся в них весьма беспорядочно, в течение часа успевая перескочить от истории Шотландии к китайскому абаку, и постепенно понял, что ему это нравится. И даже очень. Он то и дело замечал в мальчике какие-то новые черты Лилибет, выражения и привычки, от которых в изумленном восторге останавливалось сердце, и в конце концов ему стало казаться, что время, проведенное на ковре в библиотеке с учебниками и грифельной доской, невероятным образом стало следующим по удовольствию после времени, проведенного в постели с Лилибет.

Впрочем, на это он пока и надеяться не мог.

– А где мы будем это смотреть? – спросил Филипп, окидывая взглядом заставленные книгами стены.

– Думаю, здесь должны быть какие-нибудь хозяйственные книги по имению, – ответил Роланд, поднялся с ковра и подошел к ближайшей полке. – Уоллингфорд хранит такие в библиотеке – начиная с самого первого герцога! Только пыль собирают. Акты дарения на землю, доходы, приданое и прочая чушь. Как взгляну, так чертовски радуюсь, что я не наследник.

– Понимаю, – уныло вздохнул Филипп.

Роланд посмотрел на него.

– Выше нос, старина! – воскликнул он. – Не так уж плохо быть графом. Настоящий титул, знаешь ли, а не игрушечный, как у меня.

– Игрушечный титул?

– Ну я же не владелец чего-то там, правильно? – Роланд вчитывался в потускневшие золотые буквы на кожаных корешках. Итальянская история, итальянский алфавит. Где же у них могут храниться хозяйственные книги? Здесь или в другом месте? Он практически ничего не знал об этом Россети, владельце замка. – Я всего лишь лорд Роланд Никакой.

– Правда? – Филипп помолчал, переваривая новость. – Значит, если мама выйдет за вас замуж, она будет леди Никакая?

Палец Роланда замер на переплете книги о Макиавелли.

– Нет, – медленно ответил он. – Она будет леди Роланд. Леди Роланд Пенхэллоу.

– О. Ну это ерунда какая-то. А что станет с ее настоящим именем?

Палец Роланда возобновил свое путешествие по кожаным корешкам.

– Ну, ты будешь по-прежнему называть ее мама, а друзья – Элизабет.

– А вы?

– Я буду звать ее «Лилибет». Или «дорогая», или «милая». Всеми этими нудными прозвищами, которыми мужья обязаны называть жен.

– Мой отец ее так не называет. А ребеночек у нее в животе?

Роланд резко повернулся.

– Откуда ты об этом знаешь?

Филипп поднял на него хладнокровный взгляд.

– Вчера вечером я ее спросил, почему она так растолстела. А она сказала, что у нее в животе ребеночек, но я не должен… – Его рука взметнулась вверх и захлопнула рот.

– Вот именно. Смотри, чтобы не проболтаться кому-нибудь еще, молодой человек. – Роланд запустил пальцы в волосы. – Твоя мама хочет пока сохранить это в секрете.

Филипп прищурился.

– А тогда вы откуда знаете?

Роланд перешел к следующей полке, быстро соображая.

– Ну, она же должна была сказать кому-нибудь, правда? Чтобы позвали доктора и все такое. Не такое уж это простое дело – ребеночек.

– О. – Филипп молча направился к нему, упорно разглядывая истертый ковер под ногами.

– Давай посмотрим здесь, – предложил Роланд. – Эти книги кажутся мне более многообещающими. Здесь, наверное, и гроссбухи стоят. – Он взглянул на мальчика. – С тобой все в порядке?

– Дядя Роланд, – очень тихо начал Филипп. – Мой папа умер?

Роланд вздрогнул.

– Умер? Нет! Нет, Филипп. Боже милостивый, нет! Жив и здоров. Просто… ну, просто он очень занят. У графов полно всяких обязанностей.

Филипп в упор посмотрел на него круглыми, полными сомнения глазами.

– Вы уверены?

– Совершенно уверен.

– Он болен?

– Нет, не болен. – Вот к этому он был вовсе не готов. И представления не имел, что именно говорила мальчику про отца Лилибет, не знал, как поддержать ее слова. Филипп продолжал рассматривать его своими неестественно мудрыми глазами, словно видел Роланда насквозь и отлично знал, что скрывается за его трескучими речами. – Наверное, ты очень сильно по нему скучаешь, – сказал он наконец, присев на корточки и посмотрев Филиппу в глаза.

– Да. – Как-то очень неуверенно. Судя по всему, Филиппу хотелось сказать что-то еще.

– Да, но?..

– Ну, я не так уж часто с ним виделся. А когда виделся, он всегда на меня сердился.

Филипп вывалил это торопливым шепотом, а потом резко замолчал, будто захлопнулись ворота шлюза.

– Он не сердился на тебя, Филипп. Я уверен, он очень сильно тебя любит. – Роланд крепко сжал кулак, мечтая, чтобы Сомертон прямо сейчас оказался здесь и он мог задать ему хорошую трепку. Другой рукой он ласково погладил худенькое плечико Филиппа. – Ты славный малый. Любой отец гордился бы тобой.

Филипп пожал плечами.

– Смотри-ка сюда. – Роланд в последний раз похлопал мальчика по плечу и поднялся. – Кажется, мы нашли то, что надо. Выглядит довольно старой. Похоже на гроссбух. – Он вытащил с полки широкий тонкий томик. – Я не очень хорошо знаю итальянский, но тут и латынь есть. Давай глянем.