Джулиана Грей - Чтобы встретиться вновь

Или это Лилибет?

– Я так и подумал. – И Роланд провалился в сон.

Солнце в синем августовском небе стояло высоко и палило жарко, когда они свернули с главной дороги и проехали мимо выцветшего знака, гласившего: «Замок Святой Агаты – 1 км». Филипп, скакавший на своем новеньком гнедом пони в нескольких ярдах впереди, прокричал через плечо:

– Я его вижу! Прямо за деревьями! Вон мое окно! Как вы думаете, Норберт по мне соскучился?

Роланд кашлянул.

– Ну, когда дело касается кузнечиков, старина, вполне вероятно… вообще, учитывая, как долго нас не было…

– …Норберт, вполне возможно, играет сейчас со своими друзьями кузнечиками на лугу, – торопливо вмешалась Лилибет. – Я уверена: кузина Абигайль не могла позволить ему тосковать, раз уж ты уехал.

– О. – Плечи Филиппа под сильно помятой курточкой поникли.

– Но мы пойдем на луг сразу же после ленча и отыщем его, – сказал Роланд.

– О да! – Плечи резко выпрямились. – Он наверняка придет, когда я его позову. Он такой славный кузнечик. И одо… одома…

– Одомашненный. Да, конечно же, – подтвердил Роланд и взглянул на Лилибет. Его карие глаза блестели от смеха, красивое лицо сильно загорело после месяца в солнечной Флоренции, несмотря на соломенную шляпу-канотье. Солнце просто обожало ее нового мужа. Коже достаточно было нескольких случайных лучей, чтобы приобрести богатый и совершенно немодный оттенок.

– Папа, можно, я поскачу вперед? Тут совсем недалеко! – Филипп посмотрел на Роланда из-под полей своей шляпы. В глазах его светилось настоящее обожание.

– Да, конечно. Только держись дороги и не налети на камни.

– Да, сэр! – Филипп пустил своего пони деловой рысью и поскакал по знакомой дорожке к замку.

Лилибет не терпелось помчаться за ним, не терпелось скорее обнять своих кузин и рассказать им все-все, но Роланд оказался непоколебим в своей настойчивости передвигаться неторопливым шагом. Лилибет посмотрела на свои руки, сжимавшие поводья, на рубчик под перчаткой там, куда Роланд четыре дня назад надел простое золотое кольцо, и улыбнулась.

– Наверное, тебе не терпится рассказать дамам всю историю, – сказал он, будто прочитав ее мысли.

Она обернулась к нему и улыбнулась еще шире.

– Начать с того, что они будут просто шокированы, увидев, как я слезаю с лошади. За эти последние недели я просто скандально растолстела.

– И с каждым днем становишься все красивее, – заверил ее Роланд, окидывая жену искренним, любящим взглядом, и подъехал вплотную, так что задел ногой ее юбки.

Она засмеялась.

– Да я натыкаюсь на все подряд! В любом случае Филипп расскажет им все до мельчайших подробностей еще до того, как мы спешимся. О своем новом братике и новом папе.

– Вот он будет потрясен, если родится девочка. Я пытался объяснить…

– Ну, по крайней мере ты его не разочаруешь.

Лилибет взяла его за руку. От любви между Роландом и Филиппом у нее сжималось сердце, а нежность к ним проникала во все уголки души.

Через три недели после того, как Сомертон вернулся в Англию (и на следующий день после получения от него телеграммы о принятии окончательного постановления о разводе), они с Роландом устроили пикник и рассказали Филиппу, что все они, включая будущего ребенка, теперь станут одной семьей и что даже его отец считает это хорошей идеей. А видеться с ним Филипп будет на каникулах, возвращаясь домой из школы.

Лилибет не знала, как сын на это отреагирует. Конечно, Роланда он любил, ему нравилось проводить с ним время, он хотел держать его за руку во время прогулок и смотрел на него как на какое-то божество. Но как мальчик отнесется к тому, что мать с Роландом поженятся? Как отнесется к тому, что отца – пусть неприятного, нелюбящего, но все же отца – вытеснят из его жизни? Она затаила дыхание, когда Филипп, от изумления раскрыв рот, широко распахнутыми глазами уставился на них с Роландом, не в силах произнести ни слова.

А затем:

– Дядя Роланд станет моим отцом? И отцом маленького?

Роланд опустился рядом с ним на колени на жесткую летнюю траву.

– Твой отец всегда будет твоим отцом, Филипп, старина. Но мне бы очень хотелось жить с тобой и твоей мамой, помогать ей с малышом и делать все то, что обычно делают папы. Разумеется, если ты с этим согласен.

– О. – Филипп неуверенно смотрел на него, наморщив лоб. Очевидно, пытался переварить какую-то сложную мысль. – Но… если отец так и будет моим отцом, а вы женитесь на маме…

– Да?

– Ну как мне тогда вас называть?

Роланд взглянул на Лилибет. Лилибет посмотрела на Филиппа. Филипп в глубоком замешательстве переводил взгляд с матери на Роланда и обратно.

– Можешь называть меня так, как тебе хочется, – нашелся наконец Роланд.

– Хмм. – Пауза. – А маленький будет называть вас папой?

Роланд внезапно охрип.

– Думаю, да.

– Тогда я тоже буду называть вас папой, – заявил Филипп твердо и обнял Роланда за шею.

Тем вечером, когда Лилибет укладывала его спать, он тоненьким голосочком сказал:

– Мама, я боюсь засыпать. Боюсь, что все это только сон, а я проснусь, и окажется, что все неправда.

Она поцеловала его и заверила, что все это самая настоящая правда, до последнего словечка, и неделей позже он держал Лилибет за руку в маленькой часовне, пока она произносила слова брачного обета, а у них за спиной на церковной скамье сидели Биддл и герцог Олимпия. А потом Роланд подсадил его в карету, и они вместе вернулись в Палаццо Ангелов, где в конюшне Филиппа ждал новенький пони.

И это более или менее примирило его с жизнью.

А сейчас, глядя, как он рысью скачет впереди в чистом теплом воздухе Тосканы, Лилибет увидела, как из-за деревьев появляются знакомые башенки замка, и чуть не запела от радости.

– Что? – тут же спросил Роланд.

– Просто я думала, какой была несчастной и напуганной, когда ехала рядом с тобой по этой же дороге в марте. Каким этот замок был пустым и зловещим, каким таинственным. И Морини появилась в коридоре как привидение и перепугала нас до смерти. – Она засмеялась.

– А, да. Мифическая Морини. Все только и рассказывают про эту экономку, а я ее так и не видел. Только бедняжку Франческу.

– Та ужасная первая ночь! Холодная, дождливая, одинокая. А сейчас все будет наполнено любовью и смехом. Они так обрадуются, когда снова нас увидят. Думаю, мистер Бёрк и Александра уже обручились, а… как по-твоему, твой брат?..

Роланд захохотал.

– Что, с Абигайль? Надеюсь, что нет. Она слишком хороша для него.

– Наверное, виноград уже спеет. К концу месяца его начнут собирать. И яблоки, и персики. О, Роланд, как мне тут нравится! Давай сегодня ночью пойдем купаться на озеро. Давай никогда отсюда не уедем? Вдруг мы сумеем отыскать владельца – как там его зовут? – а, Россети, и попробуем продлить аренду. Как ты думаешь, у нас получится?

Роланд поерзал в седле и потер рукой в перчатке верхнюю губу.

– Ну, – сказал он, – думаю, это можно устроить без особых сложностей.

Что-то в его тоне привлекло ее внимание. Она склонила голову набок и внимательно посмотрела на Роланда, отметив его уклончивый взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

– Разве я тебе не говорил? Мне кажется, наверняка что-то сказал. Наверное, все дело в нашей занятости все это время. Может быть, я говорил Биддлу и решил, что…

– Роланд! – Лилибет вложила в эти два слога столько осуждения, сколько смогла.

– Гм. Да. Вообще это забавная история. И довольно странная. Можно сказать, в некотором роде совпадение. За день до нашего отъезда – ты же помнишь, это случилось в день летнего солнцестояния? Чудесная вечеринка с масками, и все такое, и, конечно… в общем, потом все тоже было чудесно, собственно, самая чудесная ночь в моей жизни, за исключением разве что нашей первой брачной ночи, которая навсегда останется в моей памяти, как…

– Роланд!

– Да. Хорошо. Так вот, мы с Филиппом просматривали документы по имению, вроде как исследовательский проект, и оказалось, что… нет, правда, ужасно забавно, ты будешь очень смеяться… в жизни не догадаешься… в общем, кажется, что он и есть фактический владелец, согласно акту…

– Фактический владелец? Ты хочешь сказать, это не Россети?

Роланд уставился на свои руки, сжимающие поводья.

– Да, и это весьма забавно. Имени Россети в документах нет совсем. Замок построил некий маркиз Монтеверди. Но некоторое время назад он полностью перешел к другому человеку.

– К кому, Роланд?

– О, посмотри! Это там не Джакомо? Ха-ха. Не похоже, чтобы он сильно обрадовался пони!

– Я никого не вижу. К кому, Роланд?

– Как, ты не видишь Джакомо? Он прямо там, милая! Держится за уздечку, бранит Филиппа…

– Хватит шуток, Роланд! Кто владелец замка?

Он откашлялся и остановил коня. Смех в голосе больше не звучал.

– В 1591 году право собственности перешло к графу Коппербриджу.

– Ты уверен? К англичанину? Графу Коппербриджу? – Лилибет тоже остановила лошадь и свела брови, пытаясь вспомнить, где она слышала это имя. – Но… разве это не титул учтивости?..

– Это был титул моего дяди до самой его смерти. Это семейный титул наследников всех герцогов Олимпия.

Лилибет понимала, что уставилась на него как идиотка, но никак не могла согнать с лица потрясенное выражение.

– Значит, твой дед…

– …и есть владелец замка. Очевидно.

Она застыла в седле, пытаясь это переварить. Подул ветерок, теплый и ароматный, принес с собой запахи лета, зашуршал листвой ближайшего кипариса.

– Старый ублюдок, – прошептала Лилибет. – Я знала, что он ведет сложную игру, но такое!

– Да уж, старый… как ты его назвала?

– Не важно! – Она тронула коня. – Давай-ка отыщем остальных. Мне кажется, Абигайль сочтет эту информацию даже более интересной, чем я.

Она пустила лошадь рысью, не обращая внимания на мольбы Роланда (переходящие в требования) ради всего святого поберечь себя и подумать о ребенке. Копыта выбивали облачка пыли. Во дворе Лилибет спешилась, кинула поводья в тут же появившиеся руки конюшенного мальчика и, не дожидаясь, когда Роланд тоже спрыгнет с седла, поспешила к двери.

– Филипп! – позвала она.

– Думаю, он вошел через кухню, – сказал Роланд, открыл дверь, прошел вслед за Лилибет по короткому коридорчику во внутренний двор с сухим фонтаном и дальше, ко входу в главный холл.

– Филипп! – снова позвала она. – Абигайль! Александра! – Голос ее эхом пронесся по холлу, чистый и громкий в этой просторной, выложенной камнем пустоте. Она повернулась к Роланду и взяла его за руку. – Где все?

– Не знаю, – ответил он. – Ты посылала телеграмму?

– Да, несколько дней назад. Сообщила, что мы возвращаемся, но больше ничего не сказала. Хотела их удивить.

Он крепкой, уверенной рукой ободряюще сжал ее пальцы.

– Может быть, заканчивают ленч? Или пошли погулять.

– Давай заглянем в кухню. Морини наверняка там, я уверена.

Держа Роланда за руку, она направилась в кухню, но не успели они пройти и нескольких ступенек, как в холл влетел Филипп – без шляпы, в расстегнутой курточке и усыпанный крошками.

– Мама! – воскликнул он, прыгая к ней на руки и засыпая крошками всю ее новенькую черную амазонку от лучшего флорентийского портного. – Морини дала мне кусочек panettone, и еще ты ни за что не догадаешься!

– Не догадаюсь о чем, милый?

– Здесь никого нет!

Лилибет опустила его на пол.

– Как это? Ты о чем?

– Они все уехали! Наши кузины, и герцог, и мистер Бёрк! И она не знает, вернутся они или нет. Хочешь откусить от моего panettone? – Он протянул ей кусочек.

– Я… нет, спасибо, дорогой. – Лилибет рассеянно отряхнула крошки и беспокойным взглядом окинула холл. Несмотря на теплый день, воздух был словно пронизан холодом.

– Ну, это странно, – заметил Роланд. – Просто очень странно. Но зато на какое-то время замок предоставлен только нам, или как? Просто настоящий медовый месяц – за исключением кузнечика Норберта.

– Ты будешь спать в нашей комнате? – Филипп затолкал остатки panettone в рот без всякого намека на изящество.

Роланд поскреб лоб.

– Ну, что до этого, старина, думаю, нам придется кое-что поменять. Ведь в палаццо у тебя была своя собственная комната, так? Потому что теперь ты такой ужасно большой мальчик.