Барбара Картленд - Чудесная миниатюра

1804 год

Маркиз Рэкфорд позволил слуге снять с себя вечерний сюртук, безупречно сшитый знаменитым Уэстоном. Модный портной учитывал вкусы своих лучших клиентов — в отличие от принца Уэльского маркиз любил свободно сидящие вещи, и потому сюртук превосходно, без единой складки облегал его стройную фигуру, но ни в коей мере не обтягивал ее.

Маркиз заказал себе лучший номер в придорожной гостинице — комната была просторной и, несмотря на низкие потолки, на редкость уютной.

Хотя на дворе стоял май, в камине весело потрескивали дрова, и лорд с удовлетворением заметил, что широкая дубовая кровать с пружинистым матрасом располагает к отдыху и спокойному сну.

Маркиз слегка нахмурился, и его красивый лоб перерезала морщинка, когда он услышал смех и громкие возгласы. Эти звуки доносились до него в течение всего вечера и особенно досаждали во время обеда.

— Я еще ни разу не останавливался в столь шумном месте, — обратился маркиз к своему слуге. — Зря мы пренебрегли добрым советом и не присоединились к лорду Линкольну.

— К сожалению, милорд, — откликнулся слуга, — как раз в день нашего приезда поблизости начались соревнования по боксу. Мне сказали, что ставки перевалили за две тысячи гиней и здешний люд набил себе карманы. Видимо, веселье связано с этими событиями.

— Ну и как, кто победил? — без особого интереса осведомился маркиз.

Он и сам увлекался боксом, но, как правило, поединки, если только в них не участвовали чемпионы, заставляли его откровенно скучать.

Маркиз считал, что в последнее время в провинции состязания стали устраивать слишком часто. Причина была ясна — хозяева гостиниц и постоялых дворов не упускали возможности неплохо нажиться, пользуясь наплывом любителей спорта, не жалеющих денег на обильную выпивку.

— Я полагаю, милорд, что вас бы разочаровал поединок, — сообщил слуга. — Соперника здешнего спортсмена расхваливали на все лады, однако через полчаса он свалился замертво, и зрители начали жаловаться, что потратили время даром.

— Признаюсь, этого я и ожидал, — коротко отозвался маркиз. — Из-за этих состязаний в гостинице полно посторонних, они болтают без умолку, все время галдят и не дают мне отдохнуть.

— Они так напились, что многие попадали со стульев, — с усмешкой сообщил слуга. — Хозяину можно позавидовать, такой золотой урожай ему прежде и не снился!

Маркиз промолчал. Сплетни слуг были ему не по душе, он устал от долгого путешествия, потому что выехал из замка лорда Харгрейва в Хантингдоншире еще ранним утром.

Слуга помог ему раздеться, и он умылся теплой водой, к которой добавил несколько капель одеколона. Маркиз остался доволен этой поездкой. Она дала ему возможность посмотреть в деле новых гнедых лошадей, которых он купил двумя месяцами раньше в Таттерсолле и объезжал лишь в Гайд-парке. Но само путешествие стоило ему немалых сил и заняло двое суток.

Замок лорда Харгрейва стоял в стороне от проезжих дорог, и маркизу пришлось добираться по ухабистым, пыльным проселкам. Он провел в пути две ночи — одну заняла поездка из Лондона в замок, а другую — возвращение.

Еще два дня он прогостил в замке, и они стали своего рода вознаграждением за испытанные неудобства. Маркиз приобрел интересную новинку для своей художественной коллекции и собирался показать ее принцу Уэльскому. Он взял эту картину с собой, зная, что доставит удовольствие его королевскому высочеству.

Однако получаса пребывания в замке хватило для того, чтобы маркиз понял, что лорд Харгрейв не собирается ехать в Лондон.

Нетрудно было догадаться, что он пригласил маркиза вовсе не для знакомства с художественными сокровищами. Нет, он преследовал иную цель, а его красноречивое и, казалось бы, убедительное письмо принцу явилось лишь предлогом.

Лорд Харгрейв представил маркизу свою дочь с видом фокусника, эффектно извлекшего кролика из шляпы.

Очевидно, он полагал, что без хлопот нашел ей знатного и богатого мужа, который с радостью предложит миловидной, темноглазой Эмили свою руку и сердце.

Маркизу сразу стало ясно, что он угодил в ловушку. Он не смог скрыть раздражения и заявил, что его интересуют картины, а жениться в ближайшие несколько лет он не собирается. Иными словами, он ясно дал понять, что на него незачем рассчитывать на брачном рынке.

«Неудивительно, — признался он себе, — что лорд Харгрейв, столь искренне желавший счастья своей дочери, счел наш брак делом решенным и отнесся ко мне как к будущему зятю».

Маркиз успел к этому привыкнуть — отцы и матери большинства девиц на выданье охотились за ним уже несколько лет, с тех пор как он кончил Итон.

Он был не только несметно богат, а его фамильный особняк и имения по праву считались лучшими в Англии. Внешность маркиза привлекала ничуть не меньше.

Он был так хорош собой, что лишь его незаурядная изворотливость и некоторая доля упрямства помешали прозвищу Красавчик Рэкфорд прочно утвердиться в обществе.

Им восхищались и мужчины, и красивые светские дамы, всеми силами пытавшиеся привлечь его внимание к своим прелестям.

Известный яхтсмен-любитель, он главенствовал в клубе, объединяющем его единомышленников, и правил экипажем лучше любого кучера, неизменно побеждал в дуэлях на шпагах и пистолетах и был превосходным наездником.

Кроме того, он играл заметную роль в палате лордов, многие политики искали у него поддержки и прислушивались к его мнению.

Принц Уэльский не только называл маркиза своим близким другом, отнюдь не кривя душой, но и всякий раз советовался с ним, когда речь заходила о произведениях искусства, по праву считая его большим знатоком в этом деле. Маркиз служил для принца неиссякаемым источником информации о многих вещах.

Пристрастие принца к картинам и другим произведениям искусства, изысканной мебели и всему, что способно еще более прославить резиденцию принца Карлтон-хауз, давало карикатуристам обильную пищу, и они постоянно изощрялись в насмешках.

Долги принца Уэльского росли с каждым годом, что приводило в ярость и народ, и членов парламента, но сокровища, на которые он тратил столь огромные суммы, вызывали зависть у всех ценителей искусства.

Несомненно, Карлтон-хауз был великолепен!

Дворец был подарен принцу королем и стал его лондонской резиденцией. В ответ благодарный принц обещал не продавать свои земли, оплачивать работы по реконструкции и ремонту дворца, а также налоги и следить за парками, окружавшими Карлтон-хауз.

Сам по себе дворец не привлекал особого внимания. Его выстроили в восемнадцатом веке, и прежде в нем жила бабушка принца, вдовствующая герцогиня Уэльская.

Принц, став его хозяином, решил превратить его в английское подобие Версаля. Он нанял архитектора Холланда и в 1783 году переехал в Карлтон-хауз и стал наблюдать за развернувшимся строительством.

Его отличный вкус наконец-то пригодился для отделки и меблировки комнат.

Карлтон-хауз украсили картины, зеркала, бронза, севрский фарфор, редкие гобелены и прочие драгоценности, и теперь он смело мог соперничать с Версалем и дворцами в далекой северной столице — Санкт-Петербурге.

Принц часто бывал на аукционах, заезжал в антикварные магазины и постоянно покупал раритеты, способные украсить тот или иной зал Карлтон-хауза.

Принц считал маркиза одним из своих ближайших друзей, хотя тот был моложе его на целых двенадцать лет. Он дорожил советами приятеля и иногда даже следовал им.

Большинство друзей принца либо пытались высказывать свои суждения о его сокровищах, совершенно не разбираясь в искусстве, либо были равнодушны к его дорогостоящему увлечению, и маркиз выгодно выделялся на этом фоне.

Однако ни внешне, ни по своим привычкам принц Уэльскнй и маркиз Рэкфорд не походили друг на друга.

Оба были очень хороши собой, но принц, от природы немного флегматичный и склонный к полноте, любил изнеженный покой, удовольствия, не отказывая себе ни в еде, ни в питье, и год от году становился все грузнее, тогда как маркиз, и без того стройный и спортивный, вел активный образ жизни и все время находился в хорошей форме.

Такой фигурой можно было гордиться — широкоплечий, узкобедрый и, как часто говорил ему портной, без унции лишнего веса.

Лицо маркиза тоже казалось жестко очерченным, с четкими, высокими скулами и решительно выдвинутым подбородком. В его облике преобладали мужественная элегантность и уверенность в себе.

Немало женщин утверждало, что у него внешность флибустьера, и он вел себя с ними так, что невольно оправдывал это определение.

Если принц плыл по течению жизни, потакал своим прихотям и зачастую действовал совершенно бездумно, поддаваясь мимолетному капризу, то маркиз не только подчинялся выработанной с годами дисциплине, но и прекрасно знал, что он должен сделать сейчас и что в ближайшем будущем. Он, не колеблясь, шел к намеченной цели.

Так, он твердо решил, что не женится, пока не найдет идеально подходящую ему девушку.

Маркиз понимал, что с его громким именем, огромным состоянием и положением в обществе он должен рано или поздно стать главой семьи и продолжателем рода Рэкфордов.

В сущности, он уже выбрал себе невесту, хотя скрывал это даже от близких друзей. Маркиз готовился к помолвке с дочерью герцога Тилби, своего соседа по имению.

Леди Аделаида Уилмотт полностью соответствовала образу его будущей жены.

Она была спокойна, приветлива, хорошо воспитана, и хотя не поражала особой красотой, но обладала весьма приятной наружностью.

Черты ее лица были аристократически тонки, а осанка горда и безупречна. Маркиз не сомневался, что она сумеет достойно выглядеть на званых вечерах в бальных платьях и фамильных драгоценностях Рэкфордов.

До последнего времени леди Аделаида оставалась фрейлиной королевы, и маркиз понимал, что этот опыт придворной жизни поможет ей в будущем, когда она станет его женой.

Его не смущало, что ей уже исполнилось двадцать четыре года. Он скучал в обществе молоденьких девушек и был уверен, что именно с леди Аделаидой, не стремившейся к раннему замужеству с первым же более-менее достойным кандидатом в супруги, у него найдется немало общего.

Маркиз был доволен собой, но, в отличие от принца Уэльского, хранил свои любовные связи в тайне и казался довольно замкнутым, отчего еще сильнее привлекал дам из высшего общества и вызывал у них неподдельную страсть.

Но им приходилось считаться с мнением света: одно дело, если в маркиза влюбилась хозяйка знаменитого салона, прославленная красавица, жена аристократа, и совсем иное, если ее роман стал предметом пересудов и она навсегда лишилась своего доброго имени.

Как говорила жена великого политика, леди Мелбурн:

— Любой член нашего общества, пренебрегающий мнением света и бравирующий собственной независимостью, рано или поздно ощутит на себе печальные последствия.

Впрочем, она сама не могла похвалиться безупречной репутацией. У нее имелось немало любовников — лорд Колерейн, герцог Бэдфорд и весьма влиятельный лорд Эгремонт. Но она вела себя умно и не афишировала своих пристрастий.

Вот и о любовницах маркиза постоянно ходили слухи, но подтвердить их никому не удавалось.

Сплетни о нем можно было услышать в каждом клубе и каждой великосветской гостиной, но, как правило, все ограничивалось предположениями и домыслами.

Помимо романов с дамами своего круга, маркиз, согласно неписаным правилам, царящим тогда в высшем обществе, содержал любовницу.

Все ожидали, что он выберет ее с присущей ему осмотрительностью, чтобы никоим образом не усложнять себе жизнь.

Мариабелль Керрин с огромным успехом сыграла роль Полли Пичем в возобновленной постановке «Опера нищих». Маркиз видел этот спектакль, и молодая талантливая актриса привлекла его внимание. Он отправился поздравить ее, и в артистической уборной между ними завязался непринужденный разговор. Маркиза пленили остроумие и темперамент восходящей звезды.

Мариабелль была на редкость изобретательна в постели, а ее шутки от души забавляли маркиза.

Как он и предполагал, она оказалась ненасытно жадной, со временем ее требования становились все более настойчивы, и маркиз стал тяготиться тем, что любовница слишком привязалась к нему.

Когда женщина приобретала над ним власть или пыталась его удержать, он чувствовал, что покушаются на его свободу, и начинал рвать все связующие нити.

Его любовные приключения с роковой неизбежностью развивались по одному шаблону. Маркиз часто задумывался: наступит ли день, когда искать будет он, когда он сам станет охотником, а не дичью.