— Я об этом подумаю, — туманно пообещал он и повернулся, чтобы поцеловать Мэгги. — Мне так хорошо с тобой, — шепнул он ей, подумывая о том, чтобы заняться любовью. Их отношения развивались гладко, отличались теплотой, а временами пикантностью, как и сама Мэгги. Она представляла собой поразительное сочетание всего, что может пожелать мужчина. В уединении их каюты она умела разжигать в нем такую страсть, которой он никогда не испытывал раньше. Он любил ее все сильнее и сильнее, однако не мог заставить себя сказать ей об этом.

Пригласив на уик-энд Джека и Мишель, они медленно шли вдоль побережья к Санта-Барбаре. Море волновалось, но Мэгги это нравилось. Правда, Мишель на обратном пути испытала приступ морской болезни и извинилась перед Куинном за то, что оказалась таким плохим моряком. Когда они уезжали домой, она все еще чувствовала себя смущенной.

— Бедняжка, — сказала Мэгги, когда они с Куинном сели вечером ужинать. — Она милая девочка. — Но им обоим она показалась очень молоденькой, и Куинн опасался, что она недостаточно умна для Джека. — Ему с ней будет хорошо, — заверила его Мэгги.

Очевидно, она разглядела в девушке то, чего не сумел разглядеть Куинн. Ему все еще хотелось, чтобы Джек отправился с ним на «Ночном полете». Он считал, что это было бы самым волнующим событием в жизни. Но Джек не хотел волнений, он хотел стабильности, хотел пустить корни, создать семью, а также получить образование — всего этого у него никогда не было, а теперь появилась возможность получить это главным образом благодаря Куинну.

— Ты дал ему нечто большее, чем кругосветное путешествие. Ты дал ему возможность осуществить свои мечты. Никто, кроме тебя, не смог бы сделать это для него.

— Я всего лишь научил его читать. Это мог сделать кто угодно, — скромно возразил Куинн.

— Но никто этого не сделал, — возразила Мэгги.

Куинн покачал головой, но был доволен тем, что дело обернулось так хорошо. Он знал, что это было еще одной ниточкой, которая связала их навсегда. К тому же он никогда не забудет, что именно Джек привел в его жизнь Мэгги. Она выглядела такой робкой, печальной и испуганной, когда впервые переступила порог его кухни. Теперь она расцвела и наслаждалась плаванием с ним вместе. Он знал, что временами она грустила по сыну, но в глазах ее больше не было той агонии, которую он заметил, когда они впервые встретились утром после сильнейшего урагана.

— Ураган принес мне удачу, — однажды сказал он ей, вспомнив об этом. — Он проделал дыру в моей крыше и внес через нее тебя.

— Еще большую удачу он принес мне, — сказала она, целуя его.

Столько любви, сколько он получил от нее за последние несколько месяцев, он никогда даже не мечтал получить. С Джейн у него были совсем другие отношения. Они основывались на уважении, снисходительности и спокойной дружбе, а также на бесконечном терпении Джейн. Отношения с Мэгги были более молодыми, более веселыми и гораздо более страстными, как и сама Мэгги.

Последние дни августа оказались для них самыми лучшими. Они почти постоянно плавали. И с каждым днем, казалось, становились все ближе и ближе друг другу, возможно, потому, что знали — это их последние дни вместе. Вместо того чтобы постепенно отдаляться от него, Мэгги, казалось, все безудержнее предавалась страсти, и он больше не испытывал желания сопротивляться этому. С ней он чувствовал себя в большей безопасности, чем с кем-либо другим в своей жизни. Похоже, в глубине души он понимал, что мог бы во всем довериться ей. И за последние два месяца ему, к счастью, перестал сниться тот без конца повторявшийся сон. Он все еще грустил по Джейн, но было это как-то по-другому. Теперь он стал более умиротворенным.

Он покинул Мэгги, только когда приехали грузчики упаковать и увезти из дома вещи. Остальное он отправлял на хранение. Он уже отослал Алекс выбранные ею вещи, а с собой в Голландию на ходовые испытания собирался взять несколько чемоданов с одеждой и бумагами. Он планировал, как только дом опустеет, оставаться на борту «Молли Би». Куинн испытал странное чувство, наблюдая, как грузчики освобождают дом. Сердце екало при виде того, как грузят в фургон какой-нибудь знакомый и любимый предмет меблировки. Казалось, увозили вехи его жизни. Когда, наконец, дом опустел, Куинн огляделся вокруг, и у него невыносимо защемило сердце.

— Прощай, Джейн, — вслух произнес он и услышал, как ему откликнулось эхо в пустой комнате, где она умерла.

Было такое ощущение, будто он оставляет ее там, и впервые за четырнадцать месяцев он почувствовал, что оставил ее в прошлом.

В тот вечер, снова встретившись с Мэгги на яхте, он выглядел мрачно.

— С тобой все в порядке? — осторожно спросила она, озабоченно взглянув на него.

Куинн кивнул, но до ужина почти не разговаривал с ней. Он жил с ней на борту яхты, которую зафрахтовал. В своем собственном доме он никогда не чувствовал бы себя с ней так комфортно. Ему всегда казалось, что место в доме принадлежит Джейн. Он пытался объяснить ей, какое странное чувство испытал, наблюдая, как из дома выносят их вещи, и потом, когда, оставшись один, стоял в опустевшем доме.

— Я чувствовала себя так же, когда переезжала из дома, где умер Эндрю. Казалось, я оставляю его там, и это причиняло невыносимую боль. Когда работали грузчики, я стояла там и плакала. Но потом я была рада, что переехала в дом на Вальехо. На старом месте я никогда бы не пришла в себя.

Там жили мы с Чарлзом. Там умер Эндрю. Трудно выжить, думая об этом изо дня в день. Жизнь на борту яхты пойдет тебе на пользу, — сказала Мэгги, пытаясь его ободрить.

Она никогда не возражала против его отъезда, и Куинна это восхищало. Она выполнила все данные ему обещания. Он сожалел лишь, что не мог взять ее с собой на ходовые испытания. Он уезжал сразу же после Дня труда, а она на следующий день после его отъезда в Голландию должна была вновь выйти на работу. Затем он должен был вернуться в Сан-Франциско на короткие две недели. Но даже накануне отъезда Куинн все еще не решил, как поступить с Алекс. Мэгги настаивала на том, чтобы он позвонил, но он все не мог решиться. Наверное, боялся. Только в последний вечер, когда они уже собирались ложиться спать, он присел за письменный стол и набрал ее номер. В Женеве было утро.

— Я получила мебель, — сказала Алекс будничным тоном, как только услышала голос отца. — Спасибо большое. Все прибыло в полном порядке. Должно быть, пересылка обошлась тебе в целое состояние? — Он отправил вещи чартерным авиарейсом.

— Твоя мама хотела бы, чтобы это было у тебя, — заверил ее Куинн, почувствовав, как при упоминании о Джейн насторожилась Алекс.

— Я рада, что у меня теперь есть ее портрет, — сказала Алекс. Потом, словно вспомнив о чем-то, спросила: — Где ж ты теперь живешь?

Он только что сказал ей, что отправил все вещи на хранение. Он решил это сделать до отъезда на ходовые испытания. Ему хотелось спокойно провести последние две недели с Мэгги, не отвлекаясь ни на какие пустяки. И он согласился передать дом новым владельцам на две недели раньше срока.

— Я зафрахтовал на лето яхту и, когда вернусь, буду жить на ее борту. Пробуду здесь всего две недели, а потом уеду на свою яхту в Голландию. — Он уже решил сделать первым пунктом назначения Африку. — По правде говоря, по этому поводу я и звоню тебе, — осторожно сказал он.

— По поводу лодки, которую зафрахтовал? — озадаченно переспросила дочь, но уже не таким ледяным тоном, как во время их последних разговоров, и это вселяло надежду.

— Нет. Я звоню по поводу ходовых испытаний. Завтра улетаю в Амстердам. Хотел узнать, не будешь ли ты возражать, если я заеду в Женеву.

— Город — не моя собственность, — отрезала она, и у него упало сердце.

— Я хотел заехать, чтобы повидаться с тобой, Алекс. И мальчиков я не видел с прошлого лета. Они вообще меня почти не знают.

Алекс хотела, было сказать, что она и сама его не знала, но что это ничего не меняет, однако в кои-то веки удержалась от желания причинить ему боль.

— По правде говоря, у меня есть идея получше… не захочешь ли ты… не позволишь ли ты мне взять их с собой на ходовые испытания? Разумеется, тебя и Хорста я тоже приглашаю, но я знаю, что моряк из тебя неважный. А вот Кристиану и Роберту это могло бы доставить огромное удовольствие. Я бы охотно взял их с собой.

На другом конце линии последовала продолжительная пауза. К такому повороту событий она была явно не готова и не знала, что ответить, поэтому долго молчала.

— На ходовые испытания? — машинально повторила она. — Тебе не кажется, что они еще слишком малы для этого? Тебе придется глаз не спускать с них. И безопасна ли яхта? — Она задавала вопросы, но Куинн заметил, что резкость исчезла из ее тона. Сама того, не желая, Алекс была тронута тем, что отец захотел взять с собой мальчиков. Насколько она знала, такого он никогда раньше не делал.

— Уверен, яхта надежна и безопасна. Иначе, когда я отплыву на ней в октябре, меня ждет масса неприятностей. Это великолепная яхта, Алекс. Думаю, мальчикам она понравится. Конечно, ты тоже можешь поехать, — повторил он, стараясь, чтобы она поняла, что она тоже желанная гостья. Однако он знал, что она терпеть не может яхты, и знал также причину этого. Джейн тоже не любила яхты по той же причине. И умудрилась передать свою нелюбовь Алекс. Его ген мореходства явно передался только Дугу, но не Алекс.

— Мне надо обсудить это с Хорстом, — сказала дочь, не зная, на что решиться. Но, по крайней мере, она пока не сказала «нет». Каким-то чудом Куинн расслышал что-то новое в ее тоне, как и она — в его.

— Позволь мне позвонить тебе завтра перед отъездом. Я лечу в Лондон. Оттуда ненадолго загляну в Женеву, а потом прямиком в Голландию.

Он не терял надежду, хотя подозревал, что желание посоветоваться с мужем было просто тактическим ходом для того, чтобы отсрочить принятие решения. Ему все еще не верилось, что она позволит ему взять с собой мальчиков в Голландию. Но он понял, что Мэгги была права, и что попросить разрешения взять их с собой все-таки стоило. Он ничего не сказал Алекс о Мэгги. Да и незачем было ей об этом знать. Через пять недель он и Мэгги пойдут каждый своей дорогой, и Алекс никогда не узнает о том, что он провел с этой женщиной последние несколько месяцев. Наверное, говорить об этом было бы неуважительно по отношению к памяти Джейн, поэтому он ничего не сказал. Повесив трубку, Куинн с надеждой взглянул на Мэгги. Та улыбнулась.

— Ну, как?

— Алекс хочет посоветоваться с мужем. Но не бросила трубку, не заорала, что я спятил, и что она скорее умрет, чем доверит мне детей. Это уже кое-что.

— Надеюсь, она их отпустит, — сказала Мэгги. И остальную часть ночи, выбросив из головы мысли об Алекс и внуках, он сосредоточил все внимание на женщине, которую любил. Ему очень не хотелось покидать ее. И хотелось, чтобы она поехала с ним на ходовые испытания. Они собирались проверить, как ведет себя «Ночной полет» на всех скоростях. Он должен был пробыть на ее борту в течение трех недель, а потом вернуться в Сан-Франциско. Куинн предложил Мэгги пользоваться «Молли Би» столько, сколько ей захочется, и она поблагодарила его, но сказала, что без него ей было бы грустно на ее борту. Его очень тронули эти слова.

Они провели долгую ночь в объятиях друг друга, и Мэгги не позволяла себе думать о том, что это были почти последние мгновения, когда они вместе. В их распоряжении будут еще две недели после его возвращения, а потом ей придется отпустить его навсегда. Это будет совсем непросто сделать, но именно это она обещала ему в самом начале.

На следующее утро Куинн первым делом позвонил Алекс в Женеву. Когда она ответила, он затаил дыхание. В Швейцарии было почти время ужина, и ему были слышны голоса мальчиков.

— Ну, что сказал Хорст? — опросил он, открывая ей, путь к отступлению, если она пожелает. Если бы она отказалась от его приглашения, то могла бы свалить все на Хорста.

— Я… он… я спросила мальчиков, — честно призналась она сдавленным голосом. — Они сказали, что хотят поехать с тобой, — добавила она, и на глазах Куинна выступили слезы. Только сейчас он понял, как много это для него значило, и каким беззащитным перед дочерью он был. Лишь теперь он понял, что отказ очень обидел бы его. Она все еще не сказала «да», и он был почти уверен, что не скажет…

— А ты их отпустишь? — осторожно спросил он, моля Бога, чтобы она позволила им поехать. Он был едва знаком о Кристианом и Робертом, а тут представлялась великолепная возможность познакомиться с ними поближе, причем в такой обстановке, о которой они всегда будут помнить.

— Да, я их отпущу, папа, — тихо сказала она. Это было первым проявлением доверия и уважения к нему за всю ее жизнь. Все его воспоминания о ней ограничивались гневом и неприятием. А здесь было нечто совсем иное. — Только присматривай за ними. Крис еще совсем малыш. Но Роберт — весьма самостоятельное создание. Не разрешай ему взбираться на мачты и вообще совершать какие-нибудь безумные поступки. — Она доверяла ему своих сыновей. Это ли не проявление дочерней любви? Война между ними, наконец, закончилась, по крайней мере, был поднят первый белый флаг.