Полина пошла вдоль кромки деревьев в какой-то теплой задумчивости, отдалявшей от громких праздничных звуков, погрузившись в неожиданное размышление о том, что она прямо вот чувствует и даже видит, как сегодня меняется вся ее жизнь. И это завораживает.

Страшит и завораживает.

И вдруг Полина увидела Его.

Оказывается, погрузившись в свои мысли, она интуитивно старалась уйти подальше от праздничного шума и забрела глубже в рощу, и почему-то обернулась – не то звук какой-то услышала, не то почудилось, что позвал кто… И увидела Клима.

Он где-то потерял свой венок, и это словно подчеркивало его одиночество. Стоял, опираясь плечом на ствол березы, скрестив руки на груди, и смотрел куда-то на реку, и никого рядом не было. Везде веселились люди, а здесь, в таком красивом романтическом месте, они почему-то оказались одни. Полина пошла к Климу, чувствуя, как заколотилось отчего-то сердце и стало трудно дышать. Поля шла, смотрела ему в спину, и казалось, что она идет в другую жизнь, словно перешагнула через невидимый портал в иную, неизвестную реальность…

Клим с удовольствием нырнул три раза, хоть водица была и не молоко, бодрила. Плавать не стал, послушал Устюгова, напомнившего, что делать это одному не стоит, не стал выпендриваться, к тому же не солнце на дворе, а ночь, и не жара-жара, а свежо так к утру стало.

Нырнул голышом. Ну а что, раз уж подписался на это дело, надо бы соответствовать, тем паче он сегодня в круг значимых на празднике лиц включен – посмеялся про себя таким мыслям Ставров.

И первым делом, выйдя из реки, подумал: «Так, а где Полина?» И не удержался, спросил у историка:

– А что, Всеволод Иванович, правда, что Полина с девушками по полю голышом бегают?

– Что, – рассмеялся тот, – зацепила тебя Поленька наша?

– Не скрываю, – подтвердил Ставров.

– Бегают, – рассмеялся пуще прежнего Устюгов. – Еще как! С плясками и визгами, как и положено. Только ты их не найдешь. Дело это девичье тайное, на каком поле и когда они в росе купаться пойдут.

– И долго они так резвиться будут?

– Скоро вернутся и в реку нырнут, – успокоил Всеволод Иваныч и понимающе усмехнулся. – Ты уж побудь с нами, пообщайся, а то от Полины нашей ни на шаг сегодня не отходишь.

Но Клим, поговорив с мужиками недолго, решил пройтись и Полину все-таки поискать. И вдоль реки прогулялся, отвечая зазывавшим его к ним в воду девушкам шутливым отказом, и нашел семейство Василия Игнатьевича, а выяснив, что Поля там пока не появлялась, пошел дальше, поднявшись чуть выше по берегу, к роще. Остановился в одном очень красивом месте, привалился к дереву и смотрел на красоту робко начинающегося утра.

– Привет, – услышал Клим позади тихий серебристый голос.

Отчего-то у него мурашки по спине побежали от этого голоса. Он оттолкнулся плечом от дерева и начал медленно поворачиваться. Она стояла перед ним, загадочная, казавшаяся бледной в еле-еле просветлевшей темноте ночи, даже румянец стал бледным, и чудилось, что кожа ее совсем чуть-чуть светится. С распущенными мокрыми волосами, окутавшими плечи и грудь, в венке с поблекшими травами-цветами, в ее глазах отсвечивали блики костров, и от этого глаза казались нереально большими и мистически загадочными. Клим шагнул к Полине, медленно положил свою ладонь ей на затылок, прижал ее другой рукой к себе и тихо спросил:

– Ты мираж? Или русалка?

– Неизвестно… – так же негромко ответила она, глядя ему в глаза.

Клим придвинулся к ней еще ближе, прижал к себе крепче, наклонился к ее лицу и предупредил:

– Сейчас я тебя поцелую, тогда мы и поймем, кто ты.

– Я не умею целоваться, – волшебным шепотом предупредила она. – Никогда по-настоящему не целовалась.

– Вот и хорошо, – медленно прошептал Клим у самых ее губ.

И поцеловал. Губы Полины были упругими и в то же время мягкими, нежными и податливыми. Ее дыхание пахло мятой и медом, Клим подумал, что поймал в объятия свою сладкую погибель.

Ставров прервал поцелуй, посмотрел в затуманившиеся глаза девушки, улыбнулся промелькнувшему в них удивлению, помолчал, разглядывая ее, и произнес шепотом:

– Ты полна сюрпризов… – помолчал еще, вглядываясь в ее снова разрумянившееся лицо, и добавил: –…загадок и тайн. И действительно, не умеешь целоваться. Но это мы исправим.

Клим взял ее лицо в свои ладони, смотрел на это сладкое искушение в его руках, не требующее никакого преодоления или отказа, а ровно наоборот, наклонился и поцеловал долгим, томительным и неспешным поцелуем, медленно раскрыв эти прекрасные губы.

И они целовались и целовались, словно провалились куда-то, пока их не привел в сознание чей-то громкий смех и радостный визг. И разорвали поцелуй, а Клим тут же нежно прижал ее голову к своей груди, и они постояли так немного, посмотрели на веселую парочку, гоняющуюся друг за другом, на посветлевшее небо и уже более четкие очертания реки.

– Поехали домой, – тихо предложил Клим.

– Мы пока не можем, – ответила Полина и пояснила: – Сейчас девушки, и я в том числе, пойдем венки по речке пускать, и еще столы накрывают, утренняя трапеза, вся еда магически заряжена, тоже обряд. С первым лучом зари вождь должен запустить с самого высокого места над рекой горящее Перуново колесо. Это вообще серьезное дело: если колесо не долетит, или потухнет, или неправильно упадет, очень плохо. Все является предзнаменованием, и каждый что-то свое загадывает. А потом мне надо собрать росу и несколько трав, которые только этим утром силу обретают.

– А другие их за тебя собрать не могут?

– Могут, – рассмеялась Полина и подняла голову, посмотрела на Ставрова, – а ты куда-то спешишь?

– Я спешу оказаться наедине с тобой и продолжить целоваться, – немного отодвинулся Клим, посмотрел внимательно ей в лицо и закончил фразу: – И все остальное, если ты захочешь.

– Ты заметил, что мы перешли на «ты»? – полыхнув румянцем на щеках, ушла она от его непрямого вопроса.

– Это правильно, – утвердил Ставров. – Когда так целуются, то на «вы» уже никак нельзя и даже вредно.

– Идем, – позвала Поля, взяла его за руку и пошла вперед. – Мне надо венок по реке пустить, а потом поедим. Ты хочешь есть?

– Вообще-то да. – Прислушавшись к себе, Клим понял, что здорово проголодался, и спросил: – А пирог твой будет?

– Нет, – серебристо рассмеялась Полина, – я его на семью готовила, всего двух налимов привезла. Но будут мои вареники с домашним сыром, зеленью и секретом, я их заранее налепила, ячменная каша тоже со всякими вкусностями и закусочки разные. Там много вкусного будет. Идем.

Когда они спускались к реке, Полина, махнув Климу рукой, поспешила вперед, заметив, что ей от берега, подзывая, машут девушки. А Клим улыбался, глядя ей вслед и думая, какая она, в сущности, еще девчонка. И вдруг по всей протяженности берега затянули красивую медленную песню, прямо за душу берущую. И в воду начали входить девушки, снимать с себя венки, укрепляли внутри них свечки, аккуратно опускали на волны и легонько подталкивали вперед. Пели и женщины на берегу, сами девушки, и это было очень красиво – немного печально, торжественно и красиво.

И плыли, плыли по воде девичьи венки и надежды…


Полина загадала суженого-ряженого с вполне конкретным образом и пожелала себе сегодня самой большой удачи и еще смелости исполнить что задумала и на что решилась, опустила свой венок на воду, подтолкнула легонько и подхватила песню, звучащую над рекой.

Стояла и смотрела, как плывет ее веночек. А он, молодец такой, бодренько взял старт, попал в течение, плыл и с другими венками, на удивление, не сталкивался – вся река была усеяна девичьими веночками, соперничающими друг с другом. А впереди их ждало самое коварное препятствие – река поворачивала, и многие веночки прибивались к берегу и застревали. Но Полин зацепился было за другой венок, но потом отделился от него и поплыл дальше бодро. Так и скрылся за поворотом…

Полина снова потеряла где-то Клима и никак не могла понять, куда же он делся, пока она тут венками разбрасывалась и за «соревнованиями» следила, и неожиданно увидела его разговаривающим с Костроминым у подножия пригорка, там должно было совершиться последнее на сегодня важное действие и уже толпился народ. Костромин похлопал Клима по плечу и пошел вверх, а Ставров начал кого-то высматривать в толпе у реки, заметил Полину и поспешил к ней навстречу. Взял за руку, и они, не сказав ничего друг другу, стали подниматься на пригорок.

Какой-то мужик под шестьдесят в партикулярной белой рубашке, обтягивающей его приличный живот, и темных брюках, подспущенных под него, что-то горячо объяснял Устюгову:

– Да ну, Всеволод Иваныч, давай ты. А то в позапрошлом году оно не долетело, и меня потом все, кому не лень, обвиняли, что засуха вдарила. Так что давай-ка ты сам, у тебя лучше получается.

– Это руководитель района, – на ухо Климу объяснила Поля, – он всегда приезжает к этому моменту, по идее, является главным вождем здесь и должен колесо запускать. Но два года назад у него плохо получилось, колесо упало и потухло на берегу, а потом такая засуха ударила. Сейчас они для формы поспорят, и Устюгов сам запустит, вон, видишь, колесо поджигают уже.

Клим посмотрел в сторону, куда показала Полина, и увидел парней, поджигавших здоровенное деревянное колесо, явно не от повозки, намного больше.

– А тебе здесь надо было появиться обязательно, ты же почетный гость, а это звание. Здесь много известных людей, если посмотришь повнимательней, узнаешь.

– Да бог с ними, – отмахнулся Ставров.

Зрелище запускаемого горящего колеса было поистине достойной кульминацией праздника и производило сильное впечатление – под громкое пение гимна солнцу тех, кто знал и умел, и громкое улюлюканье тех, кто не пел, горящее колесо сорвалось, будто нехотя, с наивысшей точки и понеслось вниз, пущенное умелой рукой Устюгова в длинной брезентовой перчатке. И все смотрели напряженно, перестав и петь и кричать, когда оно, все ускоряясь и ускоряясь, приближалось к реке – войдет в реку или не долетит? Остановится или за камень какой зацепится и повернет, собьется? Что всех ждет в этом году? У каждого было что загадывать.

Это мощное, завораживающее зрелище, когда огромное пламенеющее колесо влетело в реку, разрезая воду, как ножом, поднимая кучу брызг вокруг себя, пролетело вперед, остановилось и рухнуло под громкое шипение.

– Ура-а-а-а!!!! – разнеслось над всем берегом.

И запели, заверещали свиристелки, люди принялись обниматься и поздравлять друг друга. Свершилось! Пришел Ивана Купала! Будет и урожай, и плодородная жизнь!

– Слушай, – признался Полине на ушко Клим, – а меня ведь проняло, я так переживал за это колесо, как оно там прокатится и упадет.

– Красивый обряд, правда? – разулыбалась ему Полина.

– Да, достойный, – подтвердил Ставров.

А потом были и столы на бережке вдоль речки, и просто расстеленные на траве то там, то тут скатерти, вокруг которых устраивались компаниями. Народ явно устал, нашумелся, нагулялся, поутих, и кто-то уже клевал носом, а кто и откровенно подремывал, дожидаясь конца праздника.

Люди рассаживались за столы, Клим с Полиной вернулись в свою компанию, сели рядом, уж там, где нашлись свободные места, без всяких почетных выкрутасов. Она ему что-то советовала, давала пробовать, ожидала его одобрения или неодобрения. От вареников, приготовленных Полей, Ставров пришел в полный восторг, да и закусочки оценил по достоинству. Полина поставила перед Климом тарелку с какой-то кашей, тут ее о чем-то спросила соседка, и девушка отвернулась.

– Отведай-ка блинка, – вдруг сказал кто-то Ставрову в ухо сексуальным томным голосом.

Он повернулся – приятная блондинистая девушка лет двадцати пяти, в таких же национальных одеждах, как и Полина, с распущенными длинными волосами. Смотрела на него откровенно призывным взглядом и протягивала Ставрову половинку большого блина.

– Это вкусно, я сама пекла, – пропела она эротичным тембром.

– Спасибо, – поблагодарил вежливо он и потянул руку за угощением.

– Кыш! – резко произнесла Полина и весело рассмеялась.

Девушка тоже звонко рассмеялась и сказала Поле:

– Ну, я должна была попробовать, а то ты всю ночь от себя кавалера такого знатного не отпускаешь! – махнула Климу ручкой, развернулась и ушла.

– И что это было? – недоумевал Ставров.

– Я же предупреждала, что вся еда магическая, а блины так и вовсе колдовские все эти дни, особенно сегодня, – посмеивалась Полина. – Считается, что если девушка поделится со своим парнем блином, то это упрочит их союз и защитит от невзгод. А если девушка предложит свободному парню половину своего блина и тот примет, это значит, что он объявляет, что станет ухаживать за ней или будет ее женихом. – Поля наклонилась к Климу поближе и, совсем понизив голос, таинственно предупредила: – Осторожно, везде магия и волшебство.

– Я уже попался, – в тон ей так же тихо ответил Клим и посмотрел долгим взглядом в ее серые загадочные глаза.