— А он полагает, это стоит той цены, которую он платит. На тебя, — я бросила на нее внимательный взгляд, — очень приятно поглядеть даже в твоем теперешнем состоянии. И ты, несомненно, вернула ему юность, доказав, что он еще не очень стар и может зачать дитя.

— Я сказала, что подарю ему ребенка. Я не сказала, что он отец, — выпалила Кейт.

— О, Кейт! — воскликнула я. — Что ты имеешь в виду?

— Хватит! Я слишком много болтаю. Но ты не в счет. Мне просто хочется сказать тебе правду, Дамаск.

— Значит… ты обманула Ремуса. Это не его ребенок. Как же ты можешь притворяться, что отец он?

— Ты еще не знаешь мужчин, Дамаск. Их легко убедить в том, что они в действительности не могут сделать. Ремус очень горд, что скоро станет отцом, и поэтому готов забыть о рогах, которые я ему наставила.

— Кейт, ты бесстыдна, как всегда.

— И делаюсь все более бесстыдной, — насмешливо продолжила она. — Ты, конечно, не ожидаешь, что по мере накопления опыта я сделаюсь лучше.

— Я не верю тебе.

— Я рада этому, — улыбнулась Кейт. — Мое неблагоразумие прощено.

— Скоро ты подаришь миру новую жизнь, это величайшее испытание для любой женщины, а ты, не думая об этом, разыгрываешь меня.

— Я жила в уединении целых два месяца — гости не в счет. Я вынужденно терпела Ремуса. Я вела себя как женщина, жаждущая ребенка.

— В глубине сердца ты ведь хочешь его?

— Я не рождена быть матерью, Дамаск. Я хочу танцевать при дворе, принимать участие в королевской охоте, почаще бывать в королевских замках и дворцах. Недавно в Виндзоре мы танцевали, сплетничали, смотрели пантомиму или пьесу, а потом был бал. Это настоящая жизнь. Я тогда забываю…

— Что ты хочешь забыть, Кейт?

— О, опять я говорю много лишнего! — воскликнула она.

У Ремуса был очень красивый сад. Он наверняка привел бы в восторг мою матушку. Я пыталась запомнить о нем как можно больше, чтобы рассказать ей, когда вернусь домой. У меня появилось любимое место в саду — пруд, окруженный тенистой аллеей. Стояло лето, и деревья были покрыты густой листвой. Кейт и я любили посидеть у пруда и поболтать.

Меня радовала перемена, происшедшая с Кейт со времени моего приезда. Гримаса недовольства исчезла, она часто смеялась, правда, в основном надо мной, но с терпимостью и нежностью, так знакомыми мне.

Там, у пруда, она заговорила со мной о Бруно.

— Интересно, куда он ушел? — сказала она. — Ты веришь, что он поднялся на облаке в рай? Или, может быть, он уехал в Лондон искать счастья?

— Он исчез, — задумчиво ответила я. — Его нашли в яслях в то рождественское утро. А признание Кезаи могло быть наговором, она, казалось, сошла с ума, встретив Ролфа Уивера.

— Но почему же он появился в Аббатстве?

— Аббатство Святого Бруно разбогатело после его появления, и только благодаря ему.

— Но что случилось, когда пришли люди Кромвеля? Почему он не сотворил чуда?

— Может быть, так было решено свыше.

— Тогда какой смысл посылать Святое Дитя только для того, чтобы Аббатство несколько лет процветало, а потом все богатства перекочевали в сундуки короля? А признания Кезаи и монаха? Кезая никогда не смогла бы выдумать эту историю. Зачем это ей?

— Может быть, это было дьявольским наущением.

— Ты ходила к ведьме в лес.

— Я сделала это из-за Хани.

— Ты дурочка, Дамаск. Ты говоришь, что поклялась взять младенца. И твой отец согласен. Вы двое странные люди, не от мира сего. Ребенок этого зверя и гулящей служанки. И эта девочка станет тебе почти сестрой? Как ты думаешь, что же будет дальше?

— Я любила Кезаю, — ответила я. — Она была мне как мать. А ребенок ведь может быть сестрой Бруно. Ты думала об этом?

— Если Кезая говорила правду, они будут сводные брат и сестра!

— Верно.

— Как это похоже на тебя, Дамаск! Ты считаешь правдой то, что тебе нравится. То ты хочешь, чтобы Бруно был святым, взлетевшим на облаке на небеса, то ты ищешь причину, оправдывающую твое желание взять ребенка, — и вот малышка становится сводной сестрой Бруно. Видишь ли, в твоих рассуждениях нет логики. В голове у тебя неразбериха. Насколько было бы легче, если бы ты руководствовалась теми же простыми мотивами, что и я.

— Взять от жизни все, что хочешь, и заставить других платить за это?

— Совсем неплохо с точки зрения берущего.

— Это никогда не принесет добра, даже если у тебя что-то и получится.

— Не беспокойся, у меня все будет в порядке, — успокаивающе сказала мне Кейт.

С чего бы не начиналась беседа, в ней обязательно находилось место для Бруно. Говоря о нем, Кейт становилась мягче. Она часто вспоминала, как мы прокрадывались через скрытую плющом дверь, а он уже ждал нас. Я была уверена, что временами и она верила в то, что Бруно намного больше, чем простое человеческое существо.

— Как ты думаешь, Кейт, мы когда-нибудь узнаем правду о Бруно? — спросила я.

— Кто знает всю правду о ком-нибудь? — произнесла она в ответ.


Я послала гонца к отцу с известием о моем благополучном прибытии. Сообщила, что приеду, как только у Кейт родится ребенок. Однако я догадывалась, что Кейт не захочет отпускать меня. Она, наверное, уже вообразила меня в роли ее наперсницы. Она сказала мне, что я нужна ей.

— Поскольку ты не увлечена Рупертом, я могла бы найти для тебя великолепную партию, — пообещала она мне.

— Батюшка ожидает меня дома.

— Я уверена, он мечтает увидеть тебя замужем.

Так как дитя могло появиться на свет в любой момент и мы ожидали этого, наш разговор часто сводился к предстоящим родам. Я просмотрела приданое, приготовленное для ребенка, и мы с Кейт обсуждали имена, чтобы выбрать подходящее для ребенка.

Кейт любила посплетничать о королевском дворе, о монархе; ее недавние похождения в Виндзоре делали ее уверенной в том, что она весьма осведомлена обо всем — особенно в сравнении с кузиной-домоседкой.

Самой важной темой была женитьба короля, так как все мы знали, что он весьма разочарован в новобрачной.

— Это его самый неудачный роман, — сказала Кейт со счастливым видом, когда мы сидели у пруда. Я шила маленькое платьице для малышки. Кейт сидела без дела, сложив руки на коленях и наблюдая за мной.

— Конечно, бедная Анна Клевская — самая неподходящая жена. Король никогда и не подумал бы жениться на ней, если бы не состояние дел на континенте.

Я попросила ее рассказать подробнее. Я уже кое-что слышала об этом, но мне нравилось, когда Кейт излагала пикантные подробности тех событий, о которых за нашим столом в замке говорили лишь намеками.

— Король ненавидит императора Карла и короля Франции, — объясняла Кейт, — и его всегда тревожила мысль об их возможном союзе. Говорят, он верил, что они сговариваются против него, поэтому он хотел иметь союзников на континенте. Кромвель считал, что таким союзником мог быть герцог Клевский, так почему бы не укрепить этот союз, женившись на его сестре?

— А хотела она этого? — спросила я. — Слышала ли она о том, что произошло с королевой Екатериной и королевой Анной?

— Конечно, об этом знает весь мир! Об этом вся Европа говорила столько, как ни о какой другой любовной истории.» Секретное дело» короля, несомненно, являлось самым известным в мире скандалом. Дамы не очень-то горели желанием. Была некая Мария из Гизов — вдова.

Кто ее знает, говорят, что она очень миловидна. Королю Мария понравилась, но она отказала ему ради короля Шотландии. И наш король вряд ли легко простит это шотландцам. А теперь он сердит на господина Кромвеля, потому что леди Клевская обманула его ожидания. Ремус читал описание этой женщины, присланное Кромвелю его человеком. В нем сказано, что красота Анны Клевской превосходит красоту других женщин, как золотое солнце серебряную луну, что она краше всех. Художник Гольбейн написал ее портрет, но забыл изобразить оспины. Ее лицо все в оспинах. Говорят, что, когда король увидел ее, он пришел в ужас и, естественно, разозлился на тех, кто привез ее к нему.

— Бедная женщина!

— Она ни слова не знала по-английски и поэтому не понимала, что про нее говорили.

— Но она должна была почувствовать холодный прием.

— А мне жаль короля. Сравнивал ли он ее с той, другой Анной? Ты помнишь ее, Дамаск? Как восхитительна она была в паланкине! Видела ли ты когда-нибудь похожую на нее? Такая элегантная… такая привлекательная… она была настоящей королевой. Я никогда не забуду ее.

— И день, когда ты шантажом заставила бедного Тома Скиллена свезти нас по реке, чтобы увидеть, как она будет проплывать мимо.

— Ты должна быть мне очень благодарна. Если бы не моя хитрость, ты никогда бы не увидела королеву Анну Болейн. Нет, я никогда не забуду ее. Она незабываема. Как мог король отказаться от нее ради Джейн Сеймур?! Я этого никогда не могла понять. Джейн была такая простушка, такая скучная… По сравнению со всем тем блеском…

— Может быть, мужчины иногда устают от блеска и хотят немного покоя?

Мои слова вызвали смех у Кейт:

— Его Величество король? Никогда! Вообще-то, если бы она не умерла, он быстро устал бы и от нее, так что, быть может, это и хорошо, что она отдала Богу душу, бедняжка. Когда я увидела новую королеву в Шутерсхилле, — мы выезжали в свите короля, чтобы приветствовать ее, — я поразилась. Я убедила Ремуса взять меня с собой, хотя он боялся, что поездка верхом с таким сроком мне повредит. Но я настояла и поехала. И я увидела ее, Дамаск! Как мне жалко ее, она так некрасива. Эта ужасная кожа, а ее наряд! Если они хотели, чтобы она выглядела безобразно, то им это удалось. Ее сопровождало около двенадцати дам, все такие же безобразные, как и она. Они жирные, эти фламандки, и немодные. Француженки совсем другие. Анна Болейн приобрела в свое время французский шик, ведь правда? Ты помнишь, как она держала голову? А король… Он был великолепен… хотя по секрету скажу тебе, что у него уже не такой счастливый вид, как когда-то. Лицо у него красное, появился лишний жир, глазки стали маленькими, губы плотно сжаты… когда он хмурится, вселяет ужас. Но в тот день на плечах у него был камзол из пурпурного бархата, вышитого золотой нитью и отороченного золотым кружевом. Рукава подбиты золотой тканью, в пуговицах блистают бриллианты, рубины и жемчуг, его головной убор был очень пышным. А его новая королева! Платье из тисненого золота, на голове — сетка, а поверх сетки маленькая шапочка. Какая ужасная мода в Дании! Стоило посмотреть на их встречу. Народ рукоплескал, а король не мог дать выход своим истинным чувствам, но те, кто был близко, поняли, что приближается гроза, а виновные в том, что Анна Клевская приехала в Англию, дрожали тогда и дрожат до сих пор.

— Конечно, в этом виноват Кромвель.

— Да, Кромвель. Его ненавидят и, несомненно, с удовольствием убедились бы в том, что его постигнет участь многих.

— Он слишком могущественный человек, чтобы пострадать только из-за того, что королю не нравится внешний вид женщины.

Могущественных людей низвергали и раньше. Говорят, что король никогда не любил Кромвеля. Даже не уважал его. С кардиналом все было по-другому — и посмотри, что стало с ним.

— Опасно служить у подножья трона.

— Ты не первая говоришь об этом, — сказала Кейт, криво улыбаясь. — Ты знаешь, после того, как король в первый раз ее увидел, он пришел в такую ярость, что закричал: «Кому можно доверять? Я ручаюсь, что ничего в ней не вижу такого, о чем говорят ее портреты и описания. Я не люблю ее».

— Мог ли он ожидать, что полюбит ее при первой встрече?

— Он имел в виду, что не желает ее. А поскольку он так долго был без жены, для него это ужасно. Сказать правду, я думаю, он уже обратил пристальное внимание на Кэтрин Говард, и если это так, то наверняка Анна Клевская покажется ему еще более отталкивающей. Ремус сказал, что король вызвал Кромвеля, и потребовал совета, как можно отделаться от этой «большой Датской Кобылы». Бедный Кромвель, он не знает, что делать. Но надо ли его называть бедный Кромвель? Честно говоря, думаю, что нет. Мы даже немного рады тому, что он подвергается опасности, теперь пришел его черед. Когда ты думаешь о тех днях, когда его люди нагрянули в наше Аббатство…

— Но ведь Кромвель выполнял приказ короля.

— Он перестарался. Он был врагом монарха. Если бы не этот человек, может быть, сейчас Бруно жил бы в Аббатстве, а ты и я тайно пробирались бы через калитку в стене, чтобы поговорить с ним. Но все это ушло. Как будто ничего не было. И теперь очередь Кромвеля столкнуться с гневом своего соверена.

— Мне жаль всякого, на кого падет гнев короля.

— Ты забыла? Ты помнишь повешенного монаха? При взгляде на него меня бросало в дрожь. А брат Амброуз…

— Пожалуйста, не говори об этом, Кейт. Я бы хотела забыть.

— Что же, вот в чем разница между нами. А я бы хотела помнить, чтобы сказать: «Кромвель, теперь твоя очередь».

— Разве дело дошло до этого? У него же высокий титул, разве не так?