— Ты это мне сама как-то сказала, глупый Бимбо. Что ты собираешься надеть поверх этих насмерть разящих предметов?

— Не знаю. У меня нечего надеть. — Я стерла свой макияж и начала по новой.

Маргарет осмотрела мой шкафчик.

— Полагаю, что ты не захочешь надеть мою кожаную мини-юбку, коль скоро ты у нас гордая и измученная.

— Думаю, нижнего белья достаточно, если уж мы с ним дойдем до этой стадии, — сказала я. Мы вместе прошерстили шкафчик и остановились на вельветовой юбке, ниже колен, и свободном свитере из хлопка.

— Как я выгляжу? — спросила я с беспокойством.

— Как шпион в плену страсти.

— Маргарет, у меня ничего не получится, — сказала я.

— Конечно, получится. Ты уже почти два часа собираешься на это свидание, если можно его так назвать. Не может быть, чтобы зазря.

— Мне этого не сделать. Он меня ненавидит, он поднимет меня на смех. Я буду унижена.

— Но тебе-то плевать, вот в чем вся прелесть. Ты делаешь это не для себя. Закрой глаза и думай об Англии.

— Англии?

— Ты не слышала этого выражения? Так посоветовала королева Виктория своей дочери перед первой брачной ночью. А ты можешь закрыть глаза и думать об Израиле. Правда, место для этого не самое подходящее, но не отступать же.


Маргарет дошла со мной до Ливингстон Холла. Были мягкие сумерки. В воздухе была весна. Я глубоко дышала, тщетно пытаясь успокоиться. На лифте я поднялась одна. Остановилась возле двери Али. Сердце мое колотилось, а губы пересохли. Едва слышно я постучала в дверь.

— Открыто, — отозвался голос Али.

Я вошла и закрыла за собой дверь. В комнате все было так же, как тогда, перед арестом. Книги на полках. Компьютер на письменном столе. То же шелковое покрывало на постели.

Али сидел за столом. Он глядел на меня темными миндальными глазами. Мне показалось, что он не слишком удивлен моим появлением.

— Что тебе нужно? — холодно спросил он.

Я ничего не сказала. В ногах появилась слабость, и я прислонилась к двери. В самом воздухе комнаты было столько напряжения, что мне было трудно дышать. На Али была рубашка из черно-красной шотландки. Две верхние пуговицы были расстегнуты, и мне был виден темный треугольник его груди.

— Я спросил, что тебе нужно, — повторил он ровным тоном.

Я подумала, что все идет вовсе не так, как я запланировала. Я еще могла повернуться и уйти. Не знаю, почему я этого не сделала. Вместо этого я сказала:

— Я пришла, чтобы предложить себя тебе. — Голос мой прозвучал спокойно и отстраненно. Словно я говорила о погоде.

Али откинулся на спинку стула и положил ноги на стол. Он медленно улыбнулся.

— Да ну, — сказал он мягко и насмешливо. — Какое счастье мне привалило.

У арабов считается смертельным оскорблением, если ты выставляешь перед кем-нибудь напоказ свои ступни. Не знаю, почему я вдруг вспомнила об этом далеко не каждому понятном знаке, не говоря уже о том, откуда мне это было известно. Даже если я не ошиблась, то вряд ли Али рассчитывает на мою информированность, подумала я, глядя на его подошвы. Так что это едва ли плевок в мою сторону. И все же он, конечно, намеревался оскорбить меня.

— Что случилось, голубушка? — спросил он. — Я тебе чего-то недодал?

— Нет, все иначе. Я хотела забыть тебя, но не могу. На меня нашло наваждение. Я все время думаю об этом. О том, как это — с тобой в постели… Хотя бы раз… Что еще ты хочешь от меня услышать?

— Ничего. Ты и так уже достаточно сказала. Но стоит ли мне из-за тебя напрягаться? Есть сколько угодно девочек с таким же телом, не говоря уже о темпераменте.

— Верно. Ты уже получил меня однажды. Для тебя этого достаточно… Прости, что побеспокоила…

Я повернулась, чтобы уйти, но он сказал мне в спину:

— Еще только один вопрос. Что заставило тебя передумать? Прошлый раз ты даже не хотела показываться со мной на людях.

Телефонные номера на твоем диске, ответила бы я, если бы было можно.

— Я не передумала, — вместо этого сказала я. — Я предлагаю тебе мое тело и больше ничего. Безо всяких притязаний на дружбу или уважение.

Он широко открыл глаза.

— Такая молодая, — сказал он, — и такая испорченная.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — почти со слезами спросила я. Я надеялась, что он скажет «да».

— Пока нет, — сказал он. — Я раздену тебя донага и заставлю сделать самые непристойные вещи. А потом выброшу на улицу.

Меня стало трясти.

— Делай что хочешь, — прошептала я.

— И сделаю, — сказал он. — Раздевайся.

На миг я закрыла глаза, а затем снова открыла. В комнате было очень светло. Горел верхний свет, а кроме того — настольная лампа. Я знала, что просить его выключить свет бесполезно. Без слов я сняла свитер и юбку. Али медленно оглядел меня, задержавшись глазами на моем черном нижнем белье.

— Неплохо, — сказал он. — Сгодишься, чтобы ночку побаловаться. Все снимай.

Я молча подчинилась. Сердце мое бешено колотилось. Он вышел из-за стола и с развязным видом подошел ко мне.

— Вниз, — приказал он. Я не шевельнулась, и он грубо толкнул меня на колени. Под брюками у него обозначился довольно выпуклый бугорок. Он был в нескольких дюймах от моего лица. Али запустил руку в мои волосы и запрокинул мне голову, заставив смотреть прямо в лицо.

— Посмотрим, на что ты годишься, — сказал он, нехорошо усмехнувшись, и стал резко и нетерпеливо расстегивать ремень.

— Али, пожалуйста, — взмолилась я. — У меня нет опыта. Я ничего раньше не делала. Даже не целовалась. Мне просто хочется сделать тебе приятно… Все, что я тогда говорила, это неправда. Я говорила из гордости. Пожалуйста, не наказывай меня за это. — Я говорила быстро, и в голосе моем слышался страх.

Он остановился и поднял меня за руку. Взгляд его немного смягчился.

— Хорошо, — сказал он, — не бойся. Я не тороплюсь. — Он приподнял мой подбородок и поцеловал меня. Был момент полной паники, когда мне показалось, что я не могу дышать. Я попыталась вырваться, но он не отпустил. Тогда я осознала, что могу дышать носом и, расслабившись, прижалась к нему. Это был долгий поцелуй. Мой первый поцелуй. Как странно, что ему было суждено стать именно таким.

Когда он наконец оторвался от меня, я почувствовала слабость и головокружение и еще большее желание.

— Ты что, никогда не целовалась? — спросил он.

Я покачала головой.

Он улыбнулся:

— У тебя получается. В следующий раз немножко приоткрой губы. Но не широко и не сразу, а медленно, по мере того, как отдаешься.

— Да, — прошептала я.

Он снова меня поцеловал, и я сделала так, как он сказал. Он прижал меня к стене. Она холодила мне спину, но мне было горячо, и дыхание мое прервалось. Странно было чувствовать свою наготу при том, что он был полностью одет. Он поднял меня на руки и понес к кровати.

— Остальные уроки ты получишь здесь, — сказал он и выключил верхний свет. Он зажег курительную свечку. Комната наполнилась ароматом сандала и роз. Затем он поставил музыку. Я сразу же узнала ее. «Шехеразада» Римского-Корсакова. Русская фантазия на арабскую тему. Разве можно найти что-нибудь более подходящее?

Али снял свою черно-красную рубашку и завесил ею настольную лампу, так что комната погрузилась в мягкую теплую мглу. И этот неслучайный практичный жест вдруг отозвался во мне острым болезненным сожалением. Я подумала о том, скольких женщин соблазнил он на этой большой постели и сколько было у него таких ночей. Мягкий свет, выбор музыки, ароматическая свечка. Али явно старался двигаться бесшумно. Но не все ли мне равно? Я потом спрошу его о телефонах. Или я узнаю, что мне нужно, или же нет. Все остальное не имеет значения. Это только игра.

Той ночью в постели Али я узнала о многом, но о телефонах я не узнала ничего. Я просто забыла его спросить. Я забыла и о цели своей, и о стыде. Я следила за колеблющимся пламенем свечи, за тенями, танцующими на стенах. Танец света и тьмы, его смуглая кожа на фоне моей белой.

Я помню игру его рук на моем теле, сильных прекрасных рук, ласки которых прожигали меня насквозь. Я помню его повелительный шепот и собственные приглушенные стоны наслаждения. Он был требователен и искусен и получал все, что хотел. Он не привел в исполнение свои угрозы. Он не заставил меня делать непристойные вещи, что бы это ни означало. Он не выбросил меня на улицу. И в тихий недвижный ночной час, когда свеча давно догорела, а музыка доиграла, мы заснули, не разнимая рук и ног.

Как того и хотела, я проснулась на заре, когда общежитие еще не зашевелилось. Надо было уйти, пока меня не увидели соседи Али. Я выскользнула из постели и стала спокойно одеваться. Только теперь я вспомнила о цели своего визита. Конечно, я потерпела неудачу, и по собственной вине. Я решила, что надо бы просмотреть бумаги на столе Али, но затем сказала себе «нет». Али был осторожен, ФБР ничего у него не нашло. А может, подумала я, он не спит, а просто делает вид, чтобы не возиться со мной спозаранку.

Когда я оделась и собралась уже уходить, Али открыл глаза и сел.

— Подожди, я провожу тебя домой, — сказал он.

— Не надо, уже светло, — быстро сказала я.

— Я провожу тебя домой, — повторил он. Я ничего не ответила, потрясенная этим внезапным и необъяснимым проявлением рыцарства.

Утро было знобким и серым, и я дрожала на ветру. В университетском городке было тихо. Мы никого не встретили. Мы шли молча, не касаясь друг друга. Нам нечего было сказать друг другу. Барьеры, которые пали в минувшую ночь, воздвиглись вновь, такие же высокие и устрашающие, как раньше.

Мы остановились возле моей двери. Али наклонился и поцеловал меня, чуть коснувшись губами моих губ.

— Мне было приятно с тобой, — сказал он и пошел прочь.

8

После этого я долго ждала телефонного звонка. Али, конечно, не позвонил. Я вспоминала все те глупости, которые сказала ему. «Я предлагаю тебе мое тело и больше ничего. Безо всяких притязаний на дружбу и уважение». Он поверил моим словам, и кто его за это осудит? Он дал мне то, что я просила. Не больше, не меньше.

«Мне было приятно с тобой», — сказал он. Это прозвучало как прощание. Бросить вызов, настичь и завоевать. Я утратила свое моральное превосходство. Из когтей победы мне досталось поражение. Али выиграл последний раунд. Его победа была полной и весьма впечатляющей. И не имело никакого значения, что за моей капитуляцией стоял обман.


Во вторник я встала на полчаса раньше, чтобы накраситься и раз шесть поменять наряд. Но напрасно я себя утруждала. На Западную цивилизацию Али не пришел. То же самое повторилось и в четверг. Это напомнило мне детский стишок, который я услышала от Маргарет:

Вчера, бродя по белу свету,

Явился тот, кого здесь нету.

Его здесь нету целый год.

Когда ж отсюда он уйдет?

Маргарет я сказала, что в ту ночь ничего не было и что Али отказался общаться со мной. Она была достаточно доброжелательна, чтобы сделать вид, что верит мне. Я купила пленку с «Шехеразадой» Римского-Корсакова. Ночью, лежа в постели, я слушала ее, а моя настольная лампа была прикрыта красным свитером. Ароматической свечки у меня не было, и один из дней я провела в магазинчиках Гринвич Виллидж, разыскивая благовонную смесь из сандала и роз. Мне нужен был точно такой же запах. Такого я не нашла и вернулась домой с пустыми руками.

Ночь за ночью лежала я в постели в красноватом сумраке и слушала «Шехеразаду». Я вспоминала запах сандала и роз.

И я вспоминала все остальное.

Мое тело мучительно тосковало по Али, по прикосновению его рук, даже по звуку его голоса. После нескольких таких дней я позвонила ему. Я попала на его автоответчик. Это и хорошо. Я вовсе не собиралась говорить с ним, мне только хотелось услышать его голос. Я послушала автомат, повесила трубку и снова набрала номер. Так я делала несколько дней. Не думаю, чтобы это было нормально. Думаю, что все это выглядело жалко, ни на что не похоже и отвратительно. Думаю, что я сгорела бы со стыда, если бы кто-нибудь узнал об этом.


Когда уже через неделю после моей ночи с Али я набрала номер его телефона, то обычного ответа не последовало. Вместо этого раздался его голос: «Да? Слушаю?» Я уже настолько привыкла к его автоответчику, что мне понадобилось время осознать, что это не запись, а что-то реальное. Я бросила трубку, сердце мое застучало. Голос у него был такой, будто я его разбудила. Я посмотрела на часы. Было только десять вечера. А спустя несколько минут мой телефон зазвонил. Я уже потянулась к трубке, когда до меня дошло, что в комнате звучит «Шехеразада» и что Али вполне мог услышать ее по телефону. Тогда он догадается, что это я ему звонила. Поэтому, не поднимая трубку, я выдернула провод из гнезда. Я выключила музыку и сняла свитер с лампы. Но было слишком поздно. Я чувствовала, что попалась.