Кружится дева — та-та-там —

В ритме припева — та-та-там —

Начиная — бам — марафон — бам!

Бруно любил эту песню, и его мать тоже. От мелодии засосало под ложечкой, и он вытянулся на своей лошадке, прямой, как жердь. Весело заболтал ногами, вдетыми в стремена. Что-то хлопнуло ему по затылку, он задиристо обернулся, но это всего лишь какие-то парни шутили между собой.

Медленно, воинственно зазвучал «Марш Вашингтон-пост». Бруно поднимался все выше, выше, выше, и все ниже, ниже, ниже опускалась Мириам на своем жирафе. Мир за пределами карусели расплылся смутным пятном, исчерченным светящимися полосами. В одной руке, как его учили на уроках поло, Бруно держал поводья, а в другой — сосиску.

— И-и — э-эх! — завизжал рыжий парень.

— И-и — э-эх! — завизжал Бруно в ответ. — Я — из Техаса!

— Кэти? — Мириам перегнулась через шею жирафа, и серая юбка округло натянулась. — Видишь того, в клетчатой рубашке?

Бруно посмотрел. Он увидел парня в клетчатой рубашке. Парень немного походил на Гая, и пока Бруно думал об этом, он прослушал, что сказала Мириам. Здесь, на ярком свету, он заметил, что Мириам вся покрыта веснушками. Она становилась ему все более и более отвратительна, так что уже не хотелось касаться руками этой мягкой, липкой, горячей плоти. Хорошо все-таки, что есть нож. Чистое орудие.

— Чистое орудие! — завопил Бруно: вряд ли кто-нибудь мог бы его услыхать. Лошадь его бежала сбоку, а рядом было двойное сиденье в форме повозки, запряженной лебедями, которое пустовало. Бруно плюнул туда. Затем выбросил остаток сосиски и вытер пальцы, испачканные в горчице, о лошадиную гриву.

— «Кейси закружится в вальсе с блондинкой, будет иг-ра-а-ть — оркестр!» — дружок Мириам заорал во весь голос. Все подхватили, и Бруно тоже. Карусель пела! Еще бы выпивку сюда! Каждому!

— «Он так закружился, что чуть не свалился, — хрипел Бруно на пределе дыхания, — а девушке все нипочем!»

— Эй, Кейси! — проворковала Мириам и разинула рот — Дик бросал туда кукурузные хлопья.

— И-эх, и-эх! — заорал Бруно.

Мириам выглядела такой безобразной и глупой с разинутым ртом — розовая, раздутая, словно ее уже удушили. Бруно стало невмоготу смотреть на нее, и он, все еще усмехаясь, отвел глаза. Карусель сбавляла обороты. Он надеялся, что те захотят еще покататься, но они сошли, взялись за руки и направились к огням, мерцающим на воде.

Бруно подождал под деревьями, заодно сделав маленький глоток из почти уже пустой фляжки.

Те выбирали лодку. Перспектива немного погрести в озерной прохладе восхитила Бруно. Он тоже взял лодку. Озеро казалось огромным и черным, кроме тускло мерцающих точек, и в нем плавало множество лодок, где обжимались парочки. Бруно подплыл довольно близко к лодке Мириам и мог разглядеть, что рыжий парень сидит на веслах, а Мириам с Диком тискают друг друга на задней скамеечке и хихикают. Бруно сделал три глубоких гребка и обогнал их лодку, потом почти вытащил весла из воды.

— На остров поедем или так поплаваем? — спросил рыжий.

Бруно нетерпеливо заерзал на своей скамейке, ожидая, что они решат. Из укромных уголков на берегу, словно из маленьких темных комнатушек, доносился шепот, приглушенные звуки радио, смех. Он вытащил фляжку и осушил ее. А что если вдруг крикнуть: «Гай!» Что бы Гай подумал, если бы увидел его теперь? Может быть, Гай с Мириам встречались на этом озере, может быть, в той самой лодке, где сейчас сидит он, Бруно? От спиртного по ладоням и по ногам ниже колен забегали приятные мурашки. Будь Мириам здесь, в лодке, рядом с ним, он с величайшим наслаждением окунул бы ее головой в воду. В самую темноту. Темно кругом, хоть глаз выколи, и луна не светит. Быстрые, мелкие волны лизали лодку. Бруно вдруг весь скорчился от нетерпения. Сосущий звук поцелуя долетел с лодки Мириам, и Бруно передразнил, да еще застонал от наслаждения. Чмок, чмок.

Он пропустил их вперед, затем не спеша поплыл следом. Черная громада приближалась, пронзаемая там и сям огоньками спичек. Остров. Просто рай для тех, кому негде потрахаться. Наверное, и Мириам сегодня не преминет этим заняться, подумал Бруно, хихикая.

Когда лодка Мириам причалила, он отплыл немного в сторону, выбрался на берег и упер нос своей лодки в небольшое бревно, чтобы сразу отличить ее от других. Ощущение цели вновь переполнило его, сильнее, неотвязнее, чем в поезде. Всего два часа, как он явился в Меткалф, и вот он уже на острове рядом с нею! Он нащупал нож в кармане штанов. Если бы только застигнуть ее одну и заткнуть ей рот рукою — или она станет кусаться? Представив себе ее мокрый рот у своей ладони, он весь содрогнулся от отвращения.

Медленно приноравливаясь к их неспешному шагу, он двигался вперед, в самую чащу, где густо сплетались деревья.

— Мокреть какая, не сядешь, — заныла та, которую звали Кэти.

— Хошь — садись на пинжак, — сказал парень.

Боже, подумал Бруно, этот мерзкий южный акцент!

— «Когда я с цветиком моим иду цветущим садом», — пропел кто-то в кустах.

Ночные шорохи. Жуки. Цикады, Комар запел у самого уха. Бруно хлопнул себя по уху, в ухе зазвенело и голоса расплылись.

— … сваливаем.

— Да что же, места не найти? — вякнула Мириам.

— Нет здесь места — топай-топай, кругом марш!

— Крутом марш, ребята! — заржал рыжий.

Что это они еще придумали? Бруно заскучал. Музыка с карусели долетала усталая, очень далекая, только бряцание было хорошо слышно. Потом они развернулись и столкнулись с Бруно прямо лицом к лицу, так что ему пришлось свернуть в сторону, словно бы он шел своей дорогой. Он запутался в каких-то колючках и как раз выбирался оттуда, когда они снова обогнали его. Потом он пошел за ними вниз, к воде. Ему казалось, что он уже чует духи Мириам, если, конечно, это не были духи той, другой девушки: нечто сладкое, противное, как склизкая пенная ванна.

— … а теперь, — донеслось из приемника, — осторожно переходя в контратаку, Леон… Леон… посылает удар правой в челюсть Бейба и — слушайте, как ликуют трибуны! — Рев толпы.

Бруно видел, как парень и девушка катаются в кустах, словно тоже дерутся.

Мириам стояла на небольшом возвышении, ярдах в трех от него, а остальные спускались по откосу к воде. Бруно неслышно приблизился. На фоне влажного мерцания обрисовались ее голова и плечи. Теперь она ближе, чем когда бы то ни было!

— Эй! — шепнул Бруно и увидел, как она обернулась. — Скажи, тебя зовут Мириам?

Она глядела ему прямо в лицо, но он знал, что вряд ли тут возможно что-либо разглядеть.

— Ну да. А вы кто такой?

Он шагнул еще.

— Мы с вами, кажется, где-то встречались, — цинично проговорил он, снова чуя запах духов. Мириам была теплым, уродливым черным пятном. Бруно примерился и прыгнул прицельно, так, что запястья вытянутых рук стукнулись.

— Скажите, а чего вам?..

Руки сцепились на горле при последнем слове, заглушив, оборвав удивленную нотку. Бруно встряхнул свою жертву. Тело у него сделалось тверже скалы, и он услышал, как клацнули зубы. Она издала горлом какой-то клокочущий звук, но хватка была слишком сильна и крика не вышло. Подставив ногу, он стал опрокидывать ее, и они вместе рухнули на землю. Стука не было, лишь зашуршала листва. Он погрузил пальцы глубже, подминая ее под себя, с омерзением чувствуя, как она извивается, пытаясь подняться. Горло все раздувалось, делалось все горячее. Кончай, кончай, кончай! Я так хочу! И шея перестала вертеться. Он был уверен, что держал достаточно, но не ослабил хватки. Обернулся назад — никого. Разжав пальцы, нащупал оставленные ими впадины, глубокие, как в куске теста. Потом Мириам закашлялась, будто ни в чем не бывало, и это ужаснуло его, как явление мертвеца из могилы, и он вновь набросился на нее, встав на колени, давя горло с такой силой, что большие пальцы, казалось, вот-вот хрустнут. Вся сила перелилась в кисти рук. А если и сейчас мало? Он захныкал и сам удивился звуку. Теперь она лежала неподвижная, обмякшая.

— Мириам! — позвал девичий голос.

Бруно вскочил и заковылял прочь, к центру острова, потом свернул налево, к своей лодке. Он поймал себя на том, что оттирает что-то с рук носовым платком. Слюни Мириам. Он выбросил платок и вновь подобрал его, потому что на нем монограмма. Значит, голова варит! Все чудесно! Дело сделано!

— Ми-ри-ам! — позвал голос опять, с ленивым укором.

Но вдруг он ее не прикончил, вдруг она села, вдруг может говорить? От одной мысли Бруно припустил бегом и чуть не съехал по откосу. Свежий ветерок встретил его у самой воды. Лодки не было видно. Он решил уже присмотреть другую, передумал, потом чуть левее обнаружил свою, взгроможденную на маленькое бревно.

— Эй, она в обмороке!

Бруно отплывал — быстро, но не обнаруживая спешки.

— Кто-нибудь, помогите! — кричала девушка, хрипло, почти беззвучно.

— Гос-по-ди! Помо-гите!

Панический ужас в этом голосе нагнал страху и на Бруно. Он принялся беспорядочно грести, потом остановился и предоставил лодке скользить по темной воде. Боже ты мой, да чего же это он так испугался? Никто за ним не гонится.

— Эй!

— Господи Иисусе, да она мертвая! Позовите кого-нибудь!

Женский визг высокой дугою прорезал тишину и словно поставил последнюю точку. Красивый визг, подумал Бруно со странным, спокойным восхищением. Как ни в чем ни бывало он подплыл к пристани, сразу следом за другой лодкой. Медленно, так же медленно, как и все, что он делал, Бруно заплатил лодочнику.

— На острове! — сказал кто-то потрясенным, взволнованным голосом. — Говорят, там мертвая девушка!

— Мертвая?

— Позовите кто-нибудь полицию!

За его спиной раздался топот ног по деревянному настилу.

Бруно вразвалочку направился к воротам парка. Слава Богу, что он пьян, или с похмелья, или что там с ним такое — во всяком случае он в состоянии двигаться не спеша. Но ужасный, неодолимый трепет охватил его, когда он проходил через турникет. Затем страх быстро схлынул. Никто на него не смотрел. Чтобы успокоиться, Бруно сосредоточился на том, что хочется выпить. На дороге виднелось заведение с красными огнями, похожее на бар, и он направился прямо туда.

— Стаканчик виски, — сказал он бармену.

— Ты откуда, сынок?

Бруно посмотрел на него.

Двое мужчин за стойкой справа тоже подняли головы.

— Я хочу виски.

— Здесь не торгуют спиртным, парень.

— Где это «здесь», в парке? — Голос у него сорвался на крик.

— В штате Техас спиртным не торгуют.

— Так налейте мне этого! — Бруно указал на бутылку самогона, что стояла перед двумя мужчинами.

— На, держи. Всем до чертиков хочется выпить. — Мужчина плеснул ему самогону в стакан.

Самогон был крепок и груб, как сам штат Техас, и обдирал горло, но прошел хорошо. Бруно предложил заплатить за выпивку, но мужчина отказался.

Завыли полицейские сирены — все ближе, ближе.

Вошел какой-то парень.

— Что случилось? С кем-то несчастье? — спросили у него.

— Я ничего не видел, — равнодушно ответил парень.

«Брат мой!» — подумал Бруно, оглядывая его, однако не решился подойти и заговорить.

Он чувствовал себя отлично. Мужчина угостил еще, и Бруно приложился три раза. Поднимая стакан, он заметил полоску на руке, вынул платок и спокойно вытер между большим и указательным пальцем. Это был след оранжевой губной помады Мириам. Он едва разглядел это пятнышко в тусклом освещении бара. Бруно поблагодарил за самогон, вышел в темноту и зашагал по правой стороне дороги, высматривая такси. Оглядываться на освещенный парк не хотелось. «И думать об этом забудь», — сказал он себе. Загрохотал трамвай, Бруно подбежал к остановке. Он обрадовался свету внутри и прочел все афиши. Дрожащий маленький мальчик сидел напротив, и Бруно принялся болтать с ним. Мелькнула мысль позвонить Гаю, но Гая, конечно, нет в городе. Хотелось как-то отпраздновать. Можно еще раз позвонить матери Гая, и будь что будет, но, подумав, Бруно счел такой шаг неблагоразумным. Одно пакостно во всем этом: еще долго нельзя будет встретиться с Гаем, позвонить ему или даже написать. Гая, конечно, вызовут на следствие. Но он свободен! Дело сделано, сделано! В порыве восторга Бруно взъерошил мальчишке волосы.

Мальчик на мгновение отпрянул, потом в ответ на дружелюбную улыбку Бруно улыбнулся тоже.

На конечной станции железной дороги «Атчисон-Топека — Санта-Фе» он достал билет на верхнюю полку в спальном вагоне поезда, который отправлялся в час тридцать ночи, то есть оставалось убить еще полтора часа. Все было изумительно, и Бруно чувствовал себя потрясающе счастливым. В буфете у вокзала он купил пинту виски и наполнил фляжку. Бруно надумал пойти к дому Гая, посмотреть, как он выглядит, взвесил все за и против и решил, что это можно. Он уже собирался спросить дорогу у человека, стоявшего в дверях, — ясно, что в такси ехать нельзя, — как вдруг осознал, что хочет женщину. Он хотел женщину более, чем когда-либо в своей жизни, и это невероятно понравилось ему. Ничего такого ему не хотелось с тех пор, как он приехал в Санта-Фе, хотя Уилсон и таскал его в разные места. Он круто развернулся перед самым носом у человека в дверях, подумав, что лучше спросить на улице, у шоферов такси. Его даже трясло, так чертовски хотелось бабу! Трясучка совсем не та, что от алкоголя.