Бруно подошел к Энн.

— Мне кажется, я видел вас где-то прежде. Вы не родственница Тедди Фолкнера?

Гай наблюдал, как их руки встретились. Он думал, что не вынесет этого, однако вот выносил, не сделав ни единого движения.

— Это мой двоюродный брат, — сказала Энн с милой улыбкой, не сходившей в этот вечер с ее губ.

Бруно кивнул.

— Пару раз играл с ним в гольф.

Гай почувствовал чью-то руку у себя на плече.

— Можно тебя на минутку, Гай? Мне… — это был Питер Риггс.

— Я занят. — Гай пошел следом за Бруно и Энн и крепко схватил жену за левый локоть.

Бруно шествовал сбоку, очень прямо и очень непринужденно, держа перед собой на тарелке нетронутый кусок свадебного пирога.

— Я старый друг Гая. Старый знакомый, — Бруно подмигнул Гаю из-за плеча Энн.

— Правда? Когда же вы познакомились?

— В институте. Старые институтские приятели, — Бруно ухмыльнулся. — Знаете, вы самая красивая невеста, какую я видел за долгие годы, миссис Хейнс. Я так рад познакомиться с вами, — произнес он как бы невзначай, но очень убежденно, отчего Энн улыбнулась вновь.

— Я тоже рада познакомиться с вами, — отозвалась она.

— Надеюсь, мы будем видеться. Где вы собираетесь жить?

— В Коннектикуте, — сказала Энн.

— Чудный штат Коннектикут, — протянул Бруно и еще раз подмигнул Гаю, отвесив грациозный поклон.

— Это приятель Тедди? — спросил Гай у Энн. — Тедди пригласил его?

— Что ты так волнуешься, дорогой? — засмеялась Энн. — Мы же скоро уедем.

— Где Тедди?

Но что толку искать Тедди, какой смысл выяснять, кто кого пригласил, тут же спросил себя Гай.

— Минуты две тому назад я его видела во главе стола, — сообщила Энн. — Вон Крис. Я должна поздороваться с ним.

Гай огляделся, высматривая Бруно, и увидел, как тот накладывает себе яйца-пашот и весело болтает с двумя молодыми людьми, которые улыбаются ему, словно завороженные нечистой силой.

Горькая насмешка, — задумался Гай в машине несколько мгновений спустя, — горькая насмешка заключается в том, что Энн так и не представилось случая как следует узнать его. Когда они только что встретились, Гай пребывал в меланхолии. Сейчас, лишь делая над собой усилие — а делал он его не часто — Гай мог вести себя непринужденно. Может, он и был самим собою только те несколько дней в Мехико.

— Этот человек в синем костюме учился в Академии Димса? — спросила Энн. Они направлялись в Монток-Пойнт. Кто-то из родственников Энн уступил им свой новый коттедж на три дня. Медовый месяц сократился до трех дней, ибо Гай пообещал приступить к работе у Хортона, Хортона и Киза, Архитекторов, меньше, чем через месяц, а до этого срока нужно было выполнить детальные чертежи для больницы.

— Нет в Институте. Какое-то время. — Но зачем он поддержал выдумку Бруно?

— Интересное у него лицо, — заметила Энн, расправляя платье у лодыжек перед тем, как положить ноги на откидное сиденье.

— Интересное? — переспросил Гай.

— Я же не говорю, что привлекательное. Просто очень напряженное.

Гай стиснул зубы. Напряженное? Неужели же она не видит, что Бруно сумасшедший, что это — клинический случай? Неужели же не видит никто?

32

Секретарь Хортона, Хортона и Киза, Архитекторов, сообщил Гаю, что звонил некий Чарльз Бруно, и протянул карточку с номером телефона. Это был телефон дома в Грейт-Нек.

— Спасибо, — сказал Гай и пошел дальше по коридору.

Представим себе, что на фирме фиксируют телефонные звонки. Этого, правда, здесь не делают, но представим себе, что все-таки фиксируют. Представим себе, что Бруно однажды заявится сюда. Но Хортон, Хортон и Киз — достаточно паршивая фирма, и Бруно тут не слишком уж бросится в глаза. И разве сам Гай не по этой именно причине поступил сюда, питая надежду, что отвращение притупит тоску, что существовать станет легче?

Гай зашел в просторную, с верхним светом, с кожаной мебелью комнату для отдыха и закурил. Мейнуэринг и Уильямс — оба из числа ведущих архитекторов фирмы — сидели в широких кожаных креслах и читали отчеты компании. Отвернувшись к окну, Гай почувствовал на себе их взгляды. За ним смотрели постоянно, ибо предполагалось, что он — особенный, что он — гений, о чем младший Хортон охотно сообщал всем и каждому, — и спрашивается, какого черта он тут делает? Он, может быть, более на мели, чем кто бы то ни было думает, и к тому же только что женился, но если отвлечься от этого и от больницы в Бронксе, он слишком явно нервничает, и хватка у него ослабла. Лучшие из лучших порою теряют хватку, говорят, должно быть, друг другу коллеги, так отчего же брезговать столь удобной работой?

Гай глядел вниз на неразбериху грязных манхэттенских крыш и улиц, и все это представлялось ему настольной моделью, демонстрирующей, как город строить нельзя. Когда Гай обернулся, Мейнуэринг, как провинившийся школьник, опустил глаза.

Все утро Гай с прохладцей занимался работой, которую тянул вот уже несколько дней. Спешить не нужно, сказали ему. Единственное, что требуется, — сделать проект, угодный заказчику, и поставить свое имя. Работа эта представляла собой универмаг для процветающей маленькой общины в Уэстчестере, и заказчику было угодно здание в стиле старого особняка, сочетающееся со всем архитектурным обликом городишки, но вместе с тем и чуть-чуть современное — понимаете, что мы имеем в виду? И заказчик специально затребовал Гая Дэниэла Хейнса. Снизойдя до уровня подобной задачи, в общем-то до смешного элементарной, Гай мог бы тут же выдать проект, но здание все-таки предназначалось для универмага, что предполагало решение некоторых функциональных проблем. Все это утро он чертил, стирал и точил карандаши, предполагая, что таким образом пройдет четыре или пять дней, половина следующей недели, пока он не произведет хоть что-нибудь, хоть грубый набросок, который можно будет показать заказчику.

— Чарли Бруно тоже придет сегодня, — вечером крикнула Энн из кухни.

— Что? — Гай вышел из-за перегородки.

— Так ведь, кажется, его зовут? Того парня, который был у нас на свадьбе? — Энн резала лук на деревянной доске.

— Ты его пригласила?

— Он, кажется, где-то об этом услышал, позвонил и как бы пригласил сам себя, — отозвалась Энн с такой небрежностью, что от дикого подозрения, будто она его испытывает, мурашки побежали по спине.

— Хейзел, не надо молока, ангел мой, в холодильнике полно сливок.

Гай смотрел, как Хейзел ставит бутылку сливок рядом с миской тертого сыра горгонзола.

— Гай, тебе неприятно, что он придет? — спросила Энн.

— Да нет, что ты, но он мне вовсе не друг, ты знаешь, — Гай в смущении направился к шкафам и вытащил коробку с обувными щетками. Как помешать Бруно? Должно же быть какое-то средство — но, лихорадочно соображая и прикидывая, Гай уже знал, что никакие средства ему неподвластны.

— Тебе неприятно, я вижу, — с улыбкой сказала Энн.

— Думаю, он скользкий тип, вот и все.

— Не пустить кого-то на новоселье — дурная примета. Тебе это известно?

Бруно явился с налитыми кровью глазами. Каждый из прочих гостей считал своим долгом высказать что-то о новом доме, но Бруно прошествовал прямо в кирпично-красную и лиственно-зеленую гостиную, словно был тут уже тысячу раз. Или попросту живет здесь, подумал Гай, знакомя его с собравшимися. Восторженно ухмыляясь, глаз не сводя с Гая и Энн, Бруно едва отвечал на приветствия, — два-три человека вроде бы его уже знали, показалось Гаю, — и только с миссис Честер Болтиноф из Манси-Парка на Лонг-Айленде Бруно раскланялся и схватил ее руку обеими руками, словно нашел союзника. И Гай с ужасом наблюдал, как миссис Болтиноф одарила Бруно широкой, дружелюбной улыбкой.

— Ну, как делишки? — спросил Бруно у Гая, налив себе спиртного.

— Прекрасно. Просто прекрасно. — Гай заранее решил, что будет спокоен, даже если для этого придется искусственно притупить чувства. На кухне он уже пропустил две или три рюмки чего-то неразбавленного. Но теперь помимо своей воли убегал, ретировался к вертикальной винтовой лестнице в углу гостиной. Только на минутку, подумал он, только чтобы собраться с силами. Он взбежал наверх, проник в спальню, приложил ко лбу холодную ладонь и медленно провел ею по лицу.

— Извините — я все еще изучаю дом, — раздался голос с другого конца комнаты. — Это просто потрясающе, Гай, — ну прямо переносишься в прошлое столетие.

Хелен Хейбёрн, подруга Энн по Бермудскому колледжу, стояла у комода. Где лежит маленький револьвер, вспомнил Гай.

— Не стесняйтесь — я только зашел за носовым платком. С вами все в порядке? — Гай выдвинул правый верхний ящик, где лежали и револьвер, брать который не было желания, и носовой платок, в котором не было нужды.

— Даже более чем.

Хелен, предположил Гай, одержима какой-то очередной манией. Она была телемоделью, и очень хорошей, считала Энн. Однако работала, лишь когда кончались выдаваемые ей ежеквартально средства и на нее находила тоска. Хелен, Гай чувствовал, невзлюбила его с того самого воскресенья, когда он отказался пойти вместе с Энн на ее вечеринку. Хелен относилась к нему с явным подозрением. Что она делает тут, в спальне, притворяясь, будто выпила лишку?

— Вы всегда такой серьезный, Гай? Знаете, что я сказала Энн, когда она мне сообщила, что выходит за вас замуж?

— Вы ей сказали, что она сошла с ума.

— Я сказала: «Но он такой серьезный. Очень симпатичный и, может быть, просто гений — но такой серьезный, что не знаю, как ты можешь это выносить». — Слегка встряхнув светлыми волосами, она подняла милое чуть-чуть квадратное лицо. — Вам даже нечего сказать в свое оправдание. Вы такой серьезный, что даже не поцелуете меня — правда ведь?

Гай заставил себя подойти к ней и ее поцеловать.

— Разве так целуют?

Гай вышел. Она расскажет Энн, подумалось ему, расскажет, что обнаружила в его спальне, страдающего, уже в 10 часов. А еще она могла заглянуть в ящик и увидеть там револьвер. Однако во все это как-то не верилось. Хелен была дура. И Гай не имел ни малейшего понятия, за что Энн так любит ее, — но Хелен не интриговала. И, как сама Энн, никогда не совала нос в чужие дела. Боже мой, разве револьвер не лежал здесь, рядом с ящиком Энн, с тех самых пор, как они сюда переехали? Того, что Энн придет в голову рыться в его половине комода, Гай боялся не больше, чем того, что она станет вскрывать его письма.

Когда он спустился вниз, Бруно и Энн сидели рядом на прямоугольном диване у камина. Бруно небрежно размахивал бокалом, и спинку дивана испещряли неровные пятна темно-зеленого цвета.

Энн подняла глаза.

— Гай, он мне рассказывает, как сейчас на Капри. Мне всегда хотелось, чтобы мы с тобой туда поехали.

— Главное — снять целый дом, — продолжал Бруно, не обращая на Гая никакого внимания, — целый замок, и чем больше, тем лучше. Мы с матерью жили в таком большом замке, что так ни разу и не дошли до другого его конца, пока однажды вечером я не перепутал двери. Там целое семейство итальянцев обедало на веранде, с другой стороны, и тем же вечером они все заявились к нам, штук двенадцать круглым счетом, и предложили даром работать на нас, если мы разрешим им остаться. Мы разрешили, конечно.

— И вы что-нибудь выучили по-итальянски?

— Нужды не было, — Бруно пожал плечами и хрипло расхохотался, точно так, как Гай столько раз уже слышал в своем воображении.

Гай занялся сигаретой, чувствуя, как жадный, робко вожделеющий взгляд, которым Бруно смотрел на Энн, Сверлит ему спину, проницая звенящую одурь опьянения. Несомненно, Бруно успел уже похвалить ее платье — его, Гая, любимое платье из серой тафты с мелким синим рисунком в виде павлиньих перьев. Бруно всегда подмечал, как женщины одеты.

— Мы с Гаем, — голос Бруно зазвучал прямо над ухом, словно тот повернул голову, — мы с Гаем как-то говорили о том, чтобы попутешествовать вместе.

Гай ткнул сигарету в пепельницу, притушил каждую искру, потом направился к дивану.

— Хочешь пройтись наверх, взглянуть на комнату для игр? — предложил он Бруно.

— Еще бы, — Бруно встал. — В какие это игры вы там играете?

Гай втолкнул его в комнату, обтянутую красной тканью, и закрыл за собой дверь.

— Как далеко ты собираешься зайти?

— Гай, ты не в себе!

— Что это взбрело тебе в голову болтать всем и каждому, будто мы старые друзья?

— Я не всем и не каждому. Только Энн.

— Что это тебе вообще взбрело в голову болтать — хоть ей, хоть кому? Зачем ты вообще притащился сюда?

— Тише, Гай! Ш-ш-ш! — Бруно небрежно махнул бокалом, зажатым в руке.

— Ведь полиция все еще проверяет твоих друзей?