Дженни Даунхэм - Чудовище

– Джон всегда добивается своего. Ты разве не замечала? Отправил меня к психиатру, и это при том, что я соблюдаю его новые правила.

– Ты же выбросила из окна его ноутбук.

– Что-то на меня накатило.

Мама посмотрела на меня долгим взглядом. Потом обняла меня рукой, а я ее – двумя.

– Как бы я хотела все исправить.

И замурлыкала песенку. Она сто лет мне не пела. Ту, старую, про солнышко. Когда я была маленькая, еще до того, как появился Джон, мама перед сном каждый вечер читала мне сказку и пела колыбельную.

– Громче, мам.

Она смущенно рассмеялась.

– Ну, мам, пожалуйста, спой.

Мама опустилась на пол, я откинулась на подушки. Голос у нее дрожал, потому что она старалась петь тихо, но все-таки она пела. Для меня одной.

Я ее солнышко. Я ее счастье. Со мной ей светло даже в дождливый день. Она так сильно меня любит, что если я уйду или разлюблю ее, солнце ее погаснет.

Я чувствовала, что мама меня любит и дорожит мной. И что мы можем поговорить о чем угодно.

– Из-за чего вы поссорились в субботу? – спросила я. – Когда мы с Айрис вернулись домой?

– Не из-за чего.

– Из-за чего-то.

– Тебе не о чем беспокоиться.

– Джон с тобой после этого три дня не разговаривал.

– Ссоры бывают у всех. – Она провела рукой по постели, разгладив одеяло. Подоткнула его под меня, как в детстве.

– Ты можешь мне об этом рассказать. Я умею слушать.

– Я всего лишь заглянула тебя проведать.

– Я могу дать тебе какой-нибудь совет.

– Ладно, поздно уже. Спокойной ночи.

– Или задавать наводящие вопросы. Например, где сейчас Джон? Ты в курсе?

– Не надо, Лекс. У меня сил нет.

– Надо будет нам как-нибудь тоже уйти. Втроем – ты, я и Айрис. Оставим записку, что пошли в кино, а сами поедем в гостиницу и останемся там на ночь. А Джон пусть мечется по квартире и гадает, куда это мы подевались.

Не знаю, почему я это сказала. Как-то само вырвалось, неосознанно. Мама пристально посмотрела на меня, и мне показалось, что в ее глазах мелькнула жажда мести.

– Вот интересно, что бы он сделал? – подхватила она весело, как девчонка, и снова разгладила одеяло.

– Он бы очень удивился, – ответила я.

– Да уж еще бы! – рассмеялась мама.

Как же я люблю ее смех. И как приятно, что я могу ее рассмешить, предложив такую замечательную идею.

– Он бы без тебя точно не справился, – добавила я. – Забыл бы пойти на работу. Не поел бы. А может, даже умер с голода.

Наверное, я хватила через край, потому что мама встала и стряхнула с джинсов невидимую грязь.

– Ну все, хватит.

– Мам, не уходи. Смешно же.

Она покачала головой.

– Мне вот не очень.

– Не расстраивайся ты так.

– Ты, наверное, не понимаешь, но каждый раз, как ты нападаешь на Джона, мне приходится его защищать. – Мама печально взглянула на меня. – Как же мне надоело оправдывать его перед тобой.

– Прости. Я больше ничего не скажу. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

– Да ну тебя, – отмахнулась мама, словно я пожелала ей невозможного – например, помолодеть лет на десять.

– Ты ведь была счастлива, – не унималась я. – Помнишь? Раньше ты была счастливее.

– Пора спать, – ответила мама.

На следующее утро ко мне в комнату заглянул Джон. Уже рассвело, но до звонка будильника оставалась уйма времени.

– Где мама и Айрис? – спросил он.

Я натянула одеяло до подбородка.

– Не знаю.

– То есть как не знаешь? Вчера же они были дома?

– Я думала, они еще спят.

– Нет. Я проверил. Ни записки, ничего.

– Ты хочешь сказать, их нет дома?

Он посмотрел на меня как на дуру.

– Проверь телефон.

– Ты же сам убрал его в сейф.

Джон раздраженно вздохнул и скрылся за дверью. Я накинула халат, пытаясь сообразить, какой сегодня день. Четверг, надо в школу. Может, они пошли за молоком? Но магазин за углом, зачем бы мама взяла с собой Айрис? И почему в такую рань?

Вернулся Джон с моим телефоном, встал на пороге. Я проверила – ни сообщений, ни пропущенных звонков.

Джон шагнул в комнату.

– Когда ты видела их в последний раз?

От него пахло табаком и перегаром. Такое ощущение, будто он только что вернулся домой. Меня осенила ужасная догадка: а вдруг он с ними что-то сделал и теперь пытается свалить вину на меня? Но на убийцу он не похож. Джон сел у изножья кровати. Вид у него был встревоженный.

– Александра, когда ты видела их в последний раз? – повторил он.

– Вчера вечером. Айрис легла спать, а потом и я. Чуть погодя ко мне зашла мама, мы поболтали. Это было где-то в половину двенадцатого.

– О чем вы говорили?

Терпеть не могу, когда он меня допрашивает. Ишь, еще и за сердце схватился. Можно подумать, стряслась беда. Я ему ответила, что мы с мамой обсуждали визит к врачу. Ни о том, что мама пела, ни о моем предложении я ему не сказала.

– И все? Больше ничего?

– Ничего.

Он впился в меня подозрительным взглядом, как будто я что-то знаю, но скрываю.

– Позвони ей. Тебе она должна ответить.

Как-то неловко было звонить маме при нем. А если она сбежала, собиралась послать за мной, и теперь он узнает ее планы? Но сразу включился автоответчик.

Джон словно обмяк.

– Да где же они?

Я покачала головой.

– Может, Айрис нужно было пораньше в школу?

– В семь часов утра? – Джон съежился еще сильнее. Вдруг его озарило; он вскочил, выбежал из комнаты, но скоро вернулся и показал паспорта мамы и Айрис.

– По крайней мере, документы они не взяли.

– Думаешь, мама увезла бы Айрис за границу, не сообщив нам? – прошептала я.

Он снова позвонил ей на мобильный, но она не взяла трубку. Оставил ей сообщение, что она не имеет права скрывать от него информацию о дочери. Нужно ли Айрис сегодня в школу? Знает ли мама, что незаконно вот так увозить ребенка посреди учебного процесса? В конце велел немедленно ему перезвонить. Проверил ее «Фейсбук» и «Вотсап», но последний раз мама была в сети вчера.

Меня уже подташнивало от волнения.

Джон проверил гардероб и сообщил, что исчезли их пальто и туфли. Рюкзачок Айрис оказался на вешалке, значит, дело не в том, что ей сегодня понадобилось пораньше в школу. А вот мамина сумочка пропала, зато чемодан, как всегда, лежал на верхней полке. Я пошла в комнату Айрис – проверить, не оставила ли она мне подсказки. Не хватало ее игрушечного слоненка и пижамы. Неужели мама унесла ее спящую?

– Мамина машина на месте? – спросила я.

– Нет. Я проверил первым делом. – Джон стоял у окна гостиной, выходившего на парковку. – Может, она повезла ее к ортодонту? Ты не помнишь, мама ничего не говорила?

Джон отправился в спальню за маминым ежедневником, а я плотнее запахнула халат и уселась на диван.

Вернулся Джон, протянул мне ежедневник.

– Ничего. Но сзади есть номера телефонов. Позвони Мерьем, спроси, может, она что знает.

– Почему я?

– Мне она ничего не скажет. И набери с городского, чтобы она узнала номер.

Я протянула ему ежедневник, но он покачал головой.

– Звони давай.

Я набирала номер Мерьем, чувствуя себя последней предательницей. А если мама там? Или Мерьем знает, где мама, скажет мне, а Джон туда поедет, прочитает маме нотацию, какая она плохая мать, и заберет Айрис себе?

К счастью, Мерьем не взяла трубку, но Джон велел позвонить еще; на второй раз она ответила. А то я уж подумала, что она меня избегает.

– Это Лекс, – представилась я. – Простите, пожалуйста, я, наверное, разбудила вас. Джон попросил меня позвонить.

Он замотал головой, но я специально упомянула о нем – чтобы Мерьем не проговорилась, если что-то знает. Я объяснила, зачем звоню, а когда закончила, Мерьем уточнила:

– А раньше мама так уходила?

– Разве что на пару часов. Но без Айрис.

– Поняла, – тихо произнесла Мерьем. – Действительно, странно. Дай-ка я проверю мобильник. Не вешай трубку. – Я слышала ее дыхание и гадала, где она сейчас – с котом на кухне окнами в сад или наверху, в своей комнате. Спит ли Бен? Или я разбудила и его тоже?

– Нет, – наконец ответила Мерьем. – Никаких сообщений. Давай я попробую ей дозвониться, а потом перезвоню тебе.

И, не дожидаясь ответа, повесила трубку. У меня екнуло сердце. Я обернулась к сидевшему рядом со мной на диване Джону.

– А вдруг Айрис ночью стало плохо, и мама повезла ее в больницу?

Он медленно моргнул, обдумывая мои слова. Как тогда, с деревом. Интересно, вспомнил ли он тот случай?

– Но тогда она бы обязательно тебя разбудила, – ответил он. – Или оставила записку.

Вряд ли, если случилось что-то серьезное и нужно было действовать быстро. Если, к примеру, Айрис сломала шею, вылезая из кроватки, или у нее вдруг начался менингит.

– Давай позвоним в больницу и спросим? – предложила я.

Он не ответил. Я смотрела, как он дышит: живот то поднимался, то опускался. Небритый, под глазами черные круги. Он казался старым и усталым. Так, словно не в состоянии ничего решить. Я сжала кулаки, впилась ногтями в ладони: не хотела его жалеть. Ведь он меня отправил к психиатру.

Мы оба подскочили от звонка.

– Бери скорей, – велел Джон.

– Мерьем?

– Да-да, это я. Все в порядке, я дозвонилась до твоей мамы. Она сейчас за рулем, не могла говорить, они с Айрис едут в Брайтон погулять на денек. Она отправила Джону сообщение, но буквально только что, наверное, поэтому он еще не видел.

Я прикрыла трубку рукой, передала Джону слова Мерьем, и он бросился за своим телефоном.

– И все? – прошептала я. – Мне она ничего не передавала?

– К сожалению, нет. Ей было неудобно говорить, она же за рулем, да и голос у нее был грустный. Перезвони ей сама через часок-другой.

– Я ей только что звонила, она трубку не берет.

Повисло долгое молчание.

– Вы поссорились, что ли? – наконец спросила Мерьем.

Почему она думает, что мама сбежала из-за меня? Почему бы ей просто не сказать: «Бедная девочка, все тебя бросили. Представляю, как тебе больно».

Но потом я вспомнила, как в последний свой визит, не прощаясь, хлопнула дверью, не обращая внимания на то, что Мерьем звала меня с крыльца.

– Если хочешь, заходи к нам после школы, я тебя чаем напою, – предложила Мерьем.

Я что-то пробормотала про факультативные занятия после уроков и про то, что мне нужно делать домашние задания. Хочу быть дома, когда мама вернется.

– Так что с тем сообщением? – поинтересовалась Мерьем. – Он его получил?

Я обернулась к Джону. Он как-то неловко, угловато скрючился над мобильником. Казалось, даже локти и колени заострились.

– Что там? – спросила я.

– Он прочитал? – сказала Мерьем. – Дай ему трубку.

Я не знала, как ей объяснить, что он вряд ли захочет с ней разговаривать, и просто протянула ему телефон, а когда Джон попытался увернуться, громко произнесла: «Мерьем просила позвать тебя!», так что ему ничего не оставалось, как взять трубку.

Уж не знаю, о чем они говорили, поскольку Джон отвечал в основном односложно. Наверное, Мерьем спросила, знает ли он, почему мама уехала, потому что Джон сказал: «Понятия не имею, что этой женщине взбрело в голову». А потом Мерьем, видимо, предложила нам помочь, так как Джон заявил, что и сам прекрасно справится. После этого занервничал и произнес: «Это не поможет. Ты нам не поможешь. Просто позвони мне, если что-то узнаешь, хорошо?» И повесил трубку.

Выругался, закрыл глаза и осел на диван.

– Что мама тебе написала? – спросила я.

Он открыл глаза, уставился на меня.

– Собирайся в школу.

– Она написала обо мне?

– Иди, не то опоздаешь. И оставь мне свой мобильник, вдруг она позвонит.

Через полчаса с лишним я вошла в кабинет массовых коммуникаций, все обернулись и уставились на меня. Я обвела одноклассников злым взглядом.

– Чего уставились? – огрызнулась я.

– Лекси, – предостерегающе произнес учитель.

Бен помахал мне с другого конца класса.

– Все в порядке?

Я покачала головой.

Он поднялся, но я жестом велела ему сидеть. Мерьем явно уже рассказала ему, что мама меня бросила. Вот он меня и жалеет.

– Мы обсуждаем итоговую работу, – сказал учитель. – Пожалуйста, Лекси, достань учебник. Тебе предстоит многое наверстать.

Меня так и подмывало что-нибудь расколошматить. В субботу уехал Касс. Потом Джон несколько дней с нами не разговаривал. В среду меня отвезли к психиатру. Сегодня сбежали мама и Айрис. А я сиди в школе без телефона и наверстывай упущенное. Я достала из рюкзака учебник и анкету, которую дал мне доктор, и принялась отвечать на вопросы. Да, мне хочется плакать. Да, живот болит, и голова тоже. Часто ли я злюсь? Постоянно. Часто ли мне грустно? Каждый день. Боюсь ли я, что меня на уроке вызовут отвечать, а я не слушала? Еще как. Одиноко ли мне, ругаюсь ли я со сверстниками? Все время. Я всех ненавижу, у меня все плохо. Я неудачница, и вокруг меня тоже одни неудачники. Я так усердно обводила ответы, что проткнула бумагу.