Дженни Даунхэм - Чудовище

– Не жалей меня.

– А я и не жалею, – ответил Бен. – Я злюсь.

– Он ни разу и пальцем не тронул ни меня, ни маму. Он действует потихоньку, как фокусник с дымом и зеркалами. Крадет все хорошее, что есть в тебе, и подменяет страхом. Ты же хотел снять кино про страх? Так вот сделай фильм о тайных проделках Джона. Потому что никто их не видит, не верит, что Джон способен на такое, и не хочет об этом слышать.

– Я верю, – сказал Бен.

– Тогда неси камеру.

Я не заметила, как вошла Мерьем и уронила сумки на ковер.

– Что происходит?

– Блин, мам, ты не вовремя, – ответил Бен.

– Почему? – удивилась Мерьем. – В чем дело? Лекс, ты чего так рано?

– Я отравила Джона.

Бен посмотрел на маму.

– Нет.

– Она что, пьяная? – спросила у него Мерьем.

– Мам, ну хватит, не начинай, – ответил Бен.

– Или под кайфом?

Бен бросил на Мерьем сердитый взгляд.

– На нервах она, вот и все. Всю ночь проторчала на кладбище.

Мерьем смягчилась, подошла и обняла меня.

– Почему же ты не пришла к нам?

Она погладила меня по голове, я растаяла и прильнула к ней, точно котенок. Как бы я хотела быть ее котом, чтобы она всегда меня гладила.

– Приходи в любое время, – сказала Мерьем. – Джон хоть знает, что тебя всю ночь не было?

– Я ему не сказала. Разгромила кухню и сбежала.

Мерьем вздрогнула.

– То есть как разгромила?

– В порядке самозащиты.

– Я должна позвонить твоей маме. Ты знаешь, что она едет домой?

– Да, Джон ее подкупил.

– По-моему, она просто волнуется из-за того, что ты так сильно расстроилась.

Я покачала головой.

– Как же. Ей просто польстило, что он потратил кучу денег на цветы.

– И все-таки я ей позвоню.

– Ладно. Ей все равно понадобится дружеская поддержка, когда я скажу, что Джон злой колдун.

– Что?

– Ничего, – перебил Бен, – она на нервах, мам, я же тебе сказал. Не вмешивайся ты в это, а?

– Нет, Бен. За последние двадцать четыре часа мы с мамой Лекс несколько раз созванивались, так что я немного в курсе происходящего. Лекс, наверное, совсем продрогла, сделай ей чаю.

Бен, как хороший и послушный мальчик, отправился выполнять мамину просьбу, но то и дело задумчиво поглядывал на меня, и я понимала, что мы с ним еще поговорим. Снимем видео, отправим на телеканалы и в газеты. Я такое видела в кино.

Мерьем вышла, чтобы позвонить. Я подошла к окну, подышала на стекло, нарисовала на запотевшем пятне змею. А рядом цветок.

– Я поверю всему, что ты мне расскажешь, Лекс, – пообещал Бен.

В жизни не слышала ничего приятнее. Это даже лучше, чем признание Касса, что я буду его отвлекать: мало ли скольким девицам он это говорил. Я повернулась к Бену, чтобы сказать, как много значат для меня его слова, но вернулась Мерьем и сурово посмотрела на меня.

– Твоя мама застряла в пробке, – сказала она. – Я сообщила Джону, что ты у нас, и предложила привезти тебя домой. Он попросил помочь ему убрать на кухне.

Стоило ей поговорить с Джоном, и она тут же переменилась. Взгляд стал как каменный. Мерьем положила руку мне на щеку и заставила посмотреть на нее.

– Что ты добавила ему в кофе?

«Вот и все», – подумала я. Сейчас меня арестуют.

– Ну, это сложно объяснить… – начала я.

– Слабительное, – перебил меня Бен, подошел сзади и взял меня за плечо. – Джон вел себя как козел.

– Разве можно так делать! – ужаснулась Мерьем. – Это же ужасно.

Не ужаснее яда.

– Она все равно не дала ему выпить тот кофе, мам. – Бен заговорщически сжал мое плечо. – Хотя явно стоило.

Мерьем неуверенно посмотрела на нас и кивнула.

– Ладно, я с ним поговорю, объясню, что ты переволновалась. Поехали, поможем ему убрать кухню, а потом я отвезу вас в школу.

– Не бросайте нас, пожалуйста, – попросила я Мерьем. – Вы единственная мамина подруга.

Она медленно покачала головой.

– Я ни за что вас не брошу.

Мы с Айрис сидели на основании колонны у парадной лестницы, болтали ногами, глазели по сторонам – на проезжавшие мимо машины, на пешеходов, на киоск, в который как раз привезли свежие газеты и журналы, на меняющий сигналы светофор. Когда смотришь на обычные вещи, как-то успокаиваешься.

– Весело было в Брайтоне? – спросила я.

– Да прям.

– Что же вы делали целый день?

– Посидели в кафе. Погуляли. Попали под дождь.

Я знала, нехорошо радоваться из-за того, что сестренка скучала, но все-таки обрадовалась.

– Мне пришлось весь день проходить в пижаме, – добавила Айрис, – потому что у меня не было с собой нормальной одежды. В общем, жуть.

– Зато вы с мамой побыли вместе.

Мы помолчали, поскольку, как ни крути, из нас двоих мама выбрала именно Айрис.

– А как тебе мама объяснила, почему вы уезжаете из Лондона? – поинтересовалась я. – Ты же, наверное, удивилась, когда она сообщила, что ты сегодня в школу не пойдешь. Что она сказала?

– Что мы едем на день погулять.

– А я почему не с вами?

– Мама сказала, ты не хочешь.

У меня перехватило дыхание.

– Чушь. Она меня даже не спрашивала. Я проснулась, а вас нет.

Айрис грустно покачала головой.

– Я не хотела ехать. Было скучно. Весь день никаких развлечений, а вечером, когда мы добрались до той дурацкой гостиницы, мама все время кому-то звонила.

– Кому?

– Мерьем. Они секретничали.

– О чем?

Айрис пожала плечами и ударила ногами по колонне. Прикусила губу. Поковыряла дырку на колене джинсов.

– О чем они говорили?

Айрис покосилась на меня, и по ее лицу я догадалась, что сестра услышала нечто, что не предназначалось для ее ушей, ей очень хочется мне об этом рассказать, но вряд ли стоит это делать.

– Скажи мне на ушко, – попросила я. – Тогда не считается.

Она снова ударила ногами по колонне и принялась с деланным любопытством рассматривать проезжающие автомобили.

– Ты так кроссовки порвешь. Хватит вредничать, расскажи уже, что мама сказала Мерьем. Они говорили обо мне?

– Нет, о папе.

– И что же?

Айрис вздохнула.

– Не думаю, что твой отец может чем-то меня удивить.

– Он завел любовницу.

– Что-что?

Айрис закрыла глаза, наклонилась вперед и положила голову на колени.

– Он завел любовницу, а мама об этом узнала. – Сестра приоткрыла глаз и посмотрела на меня. – И теперь они поженятся.

– Вот это да! Твой отец женится на любовнице?

– Нет, на маме, но свадьба будет раньше. Кажется, через месяц.

– Так погоди, какая свадьба, если у него любовница?

Айрис вздрогнула.

– Это папин последний шанс, – промычала она себе в колени. – Он и раньше изменял своим девушкам. Ты только не злись, ладно?

– То есть он всю жизнь всем изменяет, и мама все равно собирается за него замуж? И это вместо того, чтобы послать его куда подальше? Ноги моей не будет на этой свадьбе!

– Ты должна пойти.

– Я ничего никому не должна.

Айрис выпрямилась.

– Мама так и думала, что ты рассердишься. Она сама сказала Мерьем, что ты разозлишься, если узнаешь.

– Не ошиблась. А кто его любовница? Как ее зовут?

– Моника.

Я спрыгнула с колонны и принялась расхаживать туда-сюда по парковке. Хотелось что-нибудь разбить, и я пнула по колпаку на колесе машины Джона. Он мутит с практиканткой, а мама, как ни в чем не бывало, ложится с ним в постель? Бред какой-то.

Я вернулась к колонне.

– Ты все это выдумала?

Айрис покачала головой и сунула большой палец в рот.

– А ты где была, когда мама разговаривала с Мерьем?

– Смотрела сломанный телевизор.

– Вынь палец изо рта. Мама заметила, что ты подслушиваешь?

– Нет. Зря я тебе рассказала. Ты меня пугаешь.

Я наклонилась к сестре, чтобы она почувствовала мое дыхание на щеке.

– Я могу еще и не так напугать.

Айрис взвизгнула и со смехом оттолкнула меня.

– Злюка!

– Но тебе нечего бояться. Я никогда тебя не обижу. – Я чмокнула ее в щеку. – Надо будет поговорить с мамой, у нее совсем крыша поехала. Можно я скажу, что ты слышала ее разговор с Мерьем?

– Она собирается объявить о свадьбе.

– Но явно не о любовнице. Уж об этом-то она никому не расскажет, иначе выставит себя полной дурой. Так можно я ей скажу, что это ты мне обо всем рассказала?

Айрис кивнула и снова засунула большой палец в рот. Я принялась мерить парковку шагами, пытаясь сообразить, как быть дальше. Мама узнала о Монике и сбежала. Джон и раньше ее обижал, так что она, наверное, пригрозила, что бросит его, вот он и запаниковал. Понял, что цветами тут не отделаешься, и решил сыграть свадьбу пораньше. Наобещал с три короба, мол, никогда тебе больше не изменю, вот мама и поверила. Он годами вытирал об нее ноги, но больнее всего ее задела именно измена.

А может, и хорошо, что у Джона есть любовница? Так мне будет проще от него избавиться.

Я снова принялась пинать колпаки на его колесах, Айрис подбежала ко мне, протянула сжатый кулачок.

– У меня кое-что есть. Хочешь, покажу?

И медленно, один за другим разжала пальцы. «Так раскрывается цветок», – подумала я. В руках у Айрис было ожерелье из сейфа Джона – драгоценные рубины, которые дедушка подарил бабушке в знак истинной любви.

Айрис вложила ожерелье мне в руку. Оно еще хранило тепло ее ладошки.

– Я его взяла, пока никто не видел.

Я сказала, что она очень смелая. Что я буду его беречь как зеницу ока. А если его у меня найдут, скажу, что сама его украла. И чмокнула сестренку в макушку.

– Пока вас не было, – добавила я, – я решила, что единственный способ выжить – это не потерять способности любить. Несмотря на всякие бяки.

– Что это значит? – моргнула Айрис.

– Это значит, что я всегда буду тебя любить и защищать, – улыбнулась я. Кажется, я в жизни не говорила искреннее.

– Я никогда еще ни в чем так не была уверена, – заявила мама. – И очень рада, что мы наконец назначили день свадьбы.

– Жених изменил тебе с практиканткой, а тебе и горя мало? Почему ты не швыряешься мебелью? Почему мы не меняем замки?

– Я не говорила, что мне не больно. Разумеется, больно. Успокойся, пожалуйста. Тебя это вообще не касается.

Мама сортировала разложенную на кровати одежду, я наблюдала за ней, прислонясь к подоконнику. Подойти к ней ближе я себя заставить не сумела. Когда я сказала, что знаю о Монике, мама расплакалась, опустила голову, призналась, что, когда все выяснилось, почувствовала себя полной дурой. Я добавила, что Джон и бывшим изменял, мама кивнула, но сказала, мол, это больше не повторится.

– Всем нужен последний шанс, – пояснила она.

Я ответила, что она должна его выгнать. Она красавица, Джон мизинца ее не стоит. Не надоело ей мириться с его враньем?

– У взрослых сложные отношения. – Мама промокнула слезы скомканным бумажным платком. – И я обсуждаю это с тобой потому лишь, что ты и так в курсе. Я была бы рада, если бы вы с Айрис ничего не узнали.

Я ответила, что он бабник, ему нельзя доверять. Но она и слушать не хотела. Собрала платочки и выбросила в мусорную корзину.

Мама принялась раскладывать одежду по категориям: в благотворительный магазин, выбросить, оставить. Она где-то прочитала, что это помогает очистить карму и привлечь счастливое будущее. Вещи для благотворительного магазина она складывала в чемодан, а в шкаф убирала те, что хотела оставить. Остальное же швыряла в кучу на полу.

– Между прочим, Джон всегда чувствовал себя чужим в нашей семье, – заметила она.

– Он же с нами живет! Ты родила ему дочь. Чего ему еще надо, чтобы почувствовать себя своим?

– Я вот думаю, может, мне поменять фамилию? Или переписать на него квартиру?

– Ты не обязана это делать! Нельзя же вот так вот взять и отказаться от прежней жизни.

– Разумеется, не обязана. Так, мысли вслух. Но мы поженимся, и у нас появятся новые обязательства друг перед другом. Мы станем настоящей семьей и будем вместе в богатстве и в бедности.

– Я не собираюсь менять фамилию.

– Тогда ты будешь как чужая. – Мама печально прижала к груди какой-то поношенный кардиган.

– А я и не хочу быть ему родной.

Мама бросила кардиган в кучу на выброс. Взяла махровый халат, сложила, убрала в чемодан, чтобы отнести в благотворительный магазин. Далее настала очередь синей пижамы в клеточку. Я и забыла о ней. Мама надевала ее, когда мы давным-давно устраивались вечером перед телевизором и смотрели фильмы. Наверняка, если взять пижаму в руки и понюхать, учуешь запах прежних маминых духов и, возможно, попкорна.

Мне было больно наблюдать, как она избавляется от прошлого в предвкушении счастливого будущего. Джон повел Айрис в парк. Последние четыре дня, с тех пор как мама вернулась из Брайтона, он изображал идеального отца и жениха. Вряд ли его хватит надолго. Ему уже явно надоело притворяться.