Джудит Айвори - Чудовище

На ней не было шляпки – она небрежно держала ее за ленточку, а на самой шляпке был закреплен белый щенок. Ее светлые волосы сияли на солнце, отливая золотом. Кожа Луизы, казалось, лучилась в ярком свете дня. Девушка спускалась с изяществом и грацией, слегка покачивая бедрами. Платье глубокого фиолетового цвета могло бы затмить краски полей лаванды в Провансе. Шелковистая ткань переливалась в лучах солнца, струясь на ветру.

Здесь, среди множества людей, Шарль впервые понял, впервые осознал, как она прекрасна. На корабле он не смел себе в этом признаться, хотя ее прелесть не укрылась от его взора. Луиза Вандермеер божественно красива. Она само совершенство – воплощенное очарование юности, не подозревающей о смертности всего земного, беззаботной и яркой, словно падающая звезда. С первой секунды, как он увидел ее среди толпы, Шарль снова услышал внутренний голос, говоривший ему: в этой девушке слились редкая красота и восторженная самовлюбленность. В нем пробудились все былые опасения.

Вандермееры разыскали его в толпе. Гарольд Вандермеер похлопал его по плечу и что-то забормотал по-английски, но он с тем же успехом мог бы говорить по-гречески. Хорошо, хорошо, думал Шарль. Надо стараться придерживаться французского. Иначе Луиза узнает голос в темноте по его кембриджскому акценту. Он затаил дыхание. У него пропал дар речи. Шарль смотрел на нее не отрываясь. Как он сейчас выглядит со стороны? Не важно. Она все равно его не видит. Невеста находилась от него довольно далеко. А тем временем Изабель Вандермеер бросилась ему на шею и расцеловала в обе щеки. Ее примеру последовали американские тетушки, дядюшки, кузены, кузины – да их тут целый легион! Все они пытались говорить по-французски – даже те, кто никогда не учил этот язык. Боже правый, если бы они знали, как далек их язык от французского!

Наконец Луиза предстала перед ним. Ее глаза скользнули по его лицу. Он вздрогнул. Ее глаза, которые он до сих пор не имел возможности хорошенько рассмотреть, – пожалуй, самое прекрасное, что в ней есть. Они ярко-голубые, но не это главное. В них привлекало другое. Веки, обрамленные густыми ресницами, еще больше подчеркивают разрез глаз и их голубизну. Веки ее все время полуопущены, даже когда она смотрит на него, как сейчас. От этого глаза ее выглядят чуть сонными, таинственными, страстными.

Шарль таял, глядя на нее, позабыв обо всем на свете. Ее волшебные глаза были прикованы к его лицу. Он затаил дыхание.

Шарль никогда не заблуждался относительно собственной внешности и мог дать себе трезвую оценку.

Он был смуглый брюнет, что свидетельствовало о наличии испанских предков в его роду, которые, в свою очередь, когда-то породнились с арабами. Волосы у него были черные, густые, прямые – и непокорные. Если бы он носил короткую стрижку, они бы торчали в разные стороны. Поэтому Шарль носил волосы длиной до плеч, и сейчас густая копна развевалась на морском ветру. У него крупный подбородок, высокие скулы воинственных франков и римский нос. Словом, довольно привлекательный мужчина.

«Пока не встретишься с ним взглядом», – горько добавил он про себя.

Кстати сказать, это не так-то просто сделать. Шарль всегда смотрел на собеседника чуть сбоку, чтобы лучше видеть единственным глазом. И этот глаз поражал своей голубизной, такой же яркой, как воды Средиземного моря.

Его ослепший глаз – пародия на зрячий. Он был зеленоватым, словно радужная оболочка окислилась. Вместо зрачка – жуткая пустота. Веко слепого глаза к тому же было изуродовано – через него проходил рубец, пересекая бровь и придавая этой стороне лица выражение постоянного удивления, которое, нахмурившись, Шарль мог сделать устрашающим. В юности Шарль носил на глазу повязку. Тогда он думал, что она придает ему загадочность. Теперь же желание прикрыть незрячий глаз он считал трусостью и никогда больше не прибегал к подобным ухищрениям. Слепой глаз – его глаз. В нем часть его самого – полубога, полудьявола. Но даже в этом он видел преимущество – стоило только повернуться обезображенной стороной лица и нахмурить брови, как ужас охватывал даже отъявленного смельчака.

Что до остального, то он хорошо сложен, высок ростом и элегантно одет. Шарль всегда считал себя если не красавцем, то уж, во всяком случае, оригиналом. Он сравнивал себя с готическим собором, на балконе которого расположились уродливые химеры.

Луиза взглянула в его обезображенное лицо и слабо улыбнулась. Его вид не произвел на нее особенного впечатления, но и не испугал. Похоже, она осталась равнодушной. Девушка отвела глаза.

Шарль не знал, что и подумать.

Его кузен Анри, стоявший рядом, пробормотал что-то вроде «вот хитрый лис» и «неудивительно, что ты заставил всех нас из кожи вон лезть, готовясь к ее приезду».

Кто-то обратился к невесте с вопросом. Шарль слышал, как Луиза вежливо ответила, гордо вскинув подбородок и оглядев собравшихся, в том числе и его, Шарля.

Она отлично говорила по-французски – почти без ошибок. Ее язык был очень правильным. Это был академический французский, возможно, немного книжный. Шарль был очарован. Звуки родного языка, звучавшие из ее уст, почему-то привели его в смущение.

– Ваша светлость, позвольте мне познакомить вас. – Вандермеер положил руку на плечо Шарлю, представляя английскую версию того же языка и превращая его в кашу из звуков, так не похожую на музыкальную речь его дочери.

Шарль бросил на него неодобрительный взгляд.

– Прошу вас, – тихо промолвил он.

– Что?

– Это лишнее – «ваша светлость». Мы никогда не используем титул. «Месье» звучит гораздо лучше. – Он уже предупреждал об этом американцев, но те упорно стояли на своем. Теперь пришло время положить конец их фантазиям и напомнить им, что Франция – демократическая страна, где питают отвращение к подобной претенциозности.

– Но… э-э-э… хм… – Вандермеер собирался возразить.

Шарль повернулся к нему и нахмурил брови, изобразив неудовольствие. Вандермеер словно язык проглотил, и Шарль украдкой усмехнулся и примирительно предложил:

– Шарль, зовите меня просто Шарль.

Вандермеер не знал, что и сказать. С одной стороны, он успокоился, с другой – ужасно огорчился. Видимо, из-за того, что ему не придется называть свою дочь княгиней.

Ничего, они останутся довольны тем, что принадлежит князю д'Аркуру, кроме титула.

Вандермеер покорно продолжал:

– Позвольте представить вам мою дочь Луизу Амелду Мей Вандермеер. – Он кивнул в сторону Шарля. – Шарль Аркур, князь д'Аркур, – затем добавил: – Внучатый племянник короля Луи Филиппа.

Шарль решил больше не утруждать себя протестами. По крайней мере это была чистая правда.

Очаровательная Луиза посмотрела на говорившего. Вокруг не смолкал гул голосов. Она улыбнулась почти застенчивой милой улыбкой и чуть наклонила головку. Шарль застыл как вкопанный. Краем уха он поймал чье-то недоуменное восклицание. Все ждут от него ответных слов.

– Князь онемел от изумления, – сказал кто-то сзади него.

– Он не сводит с нее глаз, – послышался другой голос.

– И неудивительно, – отозвался третий.

– Я вижу, невеста ему понравилась, – добавил четвертый.

Шарль понял намек, склонился перед Луизой в поклоне, который был, пожалуй, чересчур низким. Выпрямившись, он наконец справился с собой и обрел дар речи. Он произнес по-французски достаточно громко, чтобы его услышали окружающие:

– Если характер моей невесты хотя бы немного соответствует ее очаровательной внешности, я буду счастлив пройти с ней свой жизненный путь рука об руку.

Спокойное и любезное выражение ее лица мгновенно изменилось. Она слегка нахмурилась, пристально вглядываясь в его лицо. Ее пытливый тревожный взгляд заставил его похолодеть. Все ясно, она узнала его голос. Она все поняла, думал Шарль. Земля разверзлась между ними, и все его возвышенные планы насчет их совместного будущего сгорели в аду, не успев осуществиться.

Но, посмотрев на него несколько секунд, Луиза, вероятно, решила, что ей почудилось. На ее прелестном личике промелькнула печаль – и вот оно снова стало непроницаемым. Ее отсутствующий взгляд устремлен в пустоту.

Шарль почувствовал неимоверное облегчение. Она приняла от него букет и положила его в шляпку, а ее песик сразу же принялся нюхать и жевать цветы. Затем очаровательная Луиза с самым невинным видом продела ручку ему под локоть. Шарлю казалось, что он сейчас умрет от счастья, когда она медленно, подлаживаясь под его прихрамывающую походку, направилась с ним к экипажу.

Луиза совершила невозможное – за все первые восемь часов, проведенных во Франции, она ухитрилась ни разу не посмотреть в лицо будущему супругу.

Ей удалось каким-то образом отрешиться от его присутствия. А это, если учесть, что все восемь часов были тщательно распланированы им лично и торжественные церемонии стоили д'Аркуру немалых денег да к тому же ее будущее зависело теперь от его доброго расположения, было весьма дерзким поступком.

Но будущий муж выглядел так странно, был таким непредсказуемым, что у Луизы пока просто не возникло желания познакомиться с ним поближе.

Вокруг нее столько всего происходило! Когда они прибыли в отель, ее ожидал пикник на лужайке, на котором присутствовало более ста человек, совершенно ей незнакомых. Ошеломленная (и уставшая после бессонной ночи), Луиза видела все происходящее как бы сквозь туман. Но многочисленным гостям было довольно и того, что она любезно улыбалась и очаровательно выглядела, – к этой несложной уловке Луиза прибегала всю жизнь.

Но стоило ее усталому сознанию немного проясниться, как помыслы Луизы мгновенно возвращались к ее паше. Как и куда он исчез так быстро? Он в Марселе? Или пересел на другой корабль, следующий сейчас по Средиземному морю?

Луиза украдкой бросала тоскливые взгляды на море, которое синело поверх крыш, голов, плеч и подносов с местными деликатесами: рулетиками с нутом, сырыми овощами, жирными густыми соусами и свежими спелыми оливками. Легкие закуски! Большинство блюд были слишком острыми, на ее вкус.

Ее Шарль опять оказался прав: Франция – интересная страна, но при первом знакомстве она поражает и немного пугает. Луиза чувствовала себя неуютно. Все не так, как дома, в Америке.

Приветствуя друг друга, знакомые, даже мужчины, целуются. Экипажи элегантнее американских, и автомобили, которых возле отеля было немного, более шумные и быстроходные, чем в Нью-Йорке. В Марселе их видимо-невидимо. Французские туалеты тоже ужасно шумные, вода в них смывается с ревом водопада, и расположены они в отдельной кабинке рядом с ванной. И все эти приметы нового века – включая самодвижущиеся экипажи и туалеты – соседствуют с седой стариной, которая тоже непривычна для Луизы. Когда они въезжали на гору по пути к отелю, она видела в окно крутые узкие улочки, на которых время словно остановилось в прошлые столетия. Отель, в котором они расположились в ожидании поезда, был построен еще в 1607 году, а местные жители считали, что это «совсем недавно». История Марселя, старейшего города Франции, началась еще во времена процветания Древней Греции.

В довершение ко всем волнениям ей пришлось еще испытать бытовые неудобства первых часов пребывания во Франции. Ее багаж сначала был отправлен в отель, а из отеля – сразу на вокзал. И когда ей потребовалось переодеться, ош не нашла своего чемодана с платьями, который вместе с остальными вещами также переправили на станцию. Та же участь постигла и ее сундучок с туалетными принадлежностями. Ужасная неразбериха – emmerdement, как сказал дядя князя, что, как Луиза подозревала, было гораздо более крепким выражением, нежели просто путаница, – настоящее безобразие.

Он был редкая пташка, этот дядя Тино: маленький, жилистый человечек неопределенного возраста, ему можно было дать и сорок, и пятьдесят, и шестьдесят. У него был странный гортанный акцент, и его не всегда удавалось понять. Он любил все делать сам, никому не доверяя, но приготовлений порой было так много, что дядя Тино просто не успевал повсюду. Он считал себя знатоком во всем – будь то багаж, расписание поездов или праздники.

В тех сундуках, которые все-таки доставили в отель, оказались вечерние наряды и нижнее белье. Ну что ж, удалось хотя бы переодеть последнее. После многолюдного пикника Луиза удалилась к себе, переоделась и освежилась, насколько это было возможно, потом спустилась в холл, чтобы присутствовать на позднем ленче в закрытой столовой, где уже собралось полсотни гостей – члены семьи князя.

Луиза старалась беседовать как можно любезнее. Ей нравилось говорить по-французски. Она любила этот язык за мелодичность. Как и в Монреале, ей казалось поначалу невероятным, что все вокруг говорят на нем. Как будто школьный учитель тайно обучил французскому целую страну – по тем же учебникам и словарям, что и ее, Луизу. Когда князь д'Аркур в третий раз спросил, не нужно ли ей чего-нибудь (он не отходил от нее ни на шаг после ленча, готовый предупредить любое ее желание), Луиза ответила: «Да. Найдите мне местечко, где я могла бы подремать часок перед отходом поезда. И чтобы поблизости не было ни одной живой души, включая вас».