– Не надо, я сам. Я поговорю с Машей, успокою ее, извинюсь за Вику. Это ты мою жену знаешь, Лео, а Машеньке еще придется привыкать к этим закидонам. И ты извини, брат, что так вышло. Я сам, сам поговорю с Машей, а ты займись лучше дамами, аперитив предложи. Вика от спиртного сразу добреет, через полчаса уже вполне покладистой и милой в общении станет. Давай, давай, хозяин, командуй…

Маша тихо плакала на кухне, стоя у окна. Платон подошел, встал рядом, вздохнул грустно. Потом так же грустно произнес:

– Представляешь, Машенька, так я и живу. И черт меня угораздил пять лет назад влюбиться в этого демона в юбке? Не жизнь, а сплошная полоса препятствий, которую я преодолеваю, преодолеваю… Никак преодолеть не могу, а только все больше застреваю в них, как в болоте. Любовь – это такая жестокая штука, Машенька… Это Лео повезло, что он влюбился в тебя, в ангела, а мне в этом смысле не повезло. Очень тяжело любить стерву. И выбраться из этого невозможно, как ни старайся. Поэтому я очень прошу тебя, Машенька, не обижайся на нее, пожалуйста. Ну, такая она, что ж поделаешь, правда?

– Хм… Странная у тебя логика, Платон… – икнув, шмыгнула носом Маша. – На стерву не следует обижаться просто потому, что она стерва, так, что ли?

– Ну да… Ее понять надо, она такая. Понять и простить авансом, чтобы голову лишними обидами не забивать. Ей сразу надо себя показать, понимаешь? Обозначить свою доминанту в последующих отношениях. Территорию пометить.

– Да не нужно мне такой доминанты, Платон! И территорию мою метить не надо!

– Ну ладно, ладно, не сердись… Это ж я так про доминанту и территорию сказал, условно. Да вы еще подружитесь, уверяю тебя! В общем и целом она личность интересная. Да, с ней сложно, но всякому человеку можно простить его маленькие слабости. Ты ведь умная девочка, я знаю. Умная и мудрая.

– Да ну…

– Правда, правда! Вон, что ты с нашим Лео сотворить сумела, это ж чудо настоящее! Ну, не плачь. Вон, слезинка по щеке побежала… Не плачь, ты молодец, Машенька. И спасибо тебе. Рядом с тобой наш Лео становится кем-то…

– Да он всегда был кем-то, просто вы этого не видели. Не хотели видеть. Для вас же как? Если у человека нет результата его деятельности, значит, он никто. А Лео… Он… Он очень талантливый, просто в него надо было поверить! Не словами, а сердцем поверить. Помочь…

– Любишь его, да?

– Очень люблю. И он меня любит. Я ему нужна.

– Хм… Как странно ты говоришь – я ему нужна…

– А что тут странного, не пойму? – Маша повернула к Платону заплаканное лицо.

– Ну как же… – задумчиво улыбнулся Платон, глядя в окно. – Ты будто воедино связываешь одно с другим. Он меня любит – я ему нужна. Слышишь, как это у тебя звучит единой нотой?

– Ну да… А разве бывает иначе? – удивленно моргнула Маша.

– Хм… Даже не знаю, что тебе и ответить. Ну, допустим… А если уже не будешь нужна? Стало быть, тогда тебя можно разлюбить? Или сама разлюбишь?

– Не знаю, Платон… – честно ответила Маша. – Я именно так понимаю суть любви, так чувствую. Мне самой необходимо сознавать свою нужность. Иначе я не могу.

– Ну, ты мне все больше и больше открываешься, милая Машенька. Прям святая Магдалина, честное слово…

– Да перестань! Никакая я не святая, я обыкновенная. Я просто люблю, и все. Я нужна Лео.

– Да понял я тебя, понял… И все равно ты – не совсем обыкновенная. И знаешь, я завидую Лео белой завистью. Если б меня так Вика любила… Э-эх…

Вика тем временем в мастерской продолжала терроризировать бедного Лео, с пристрастием разглядывая Машин портрет:

– Что, может, и меня сподобишься написать, а, талантливый ты наш? Я тоже хочу портрет! Назначай время первого сеанса!

– Извини, не могу, – не без удовольствия развел руки в стороны Лео, слегка поклонившись.

– А чего так?

– Заказов много, времени совсем нет.

– А если по блату? Если какую-нибудь второстепенную заказчицу отодвинуть?

– Ну, если только по блату… Если ты себя будешь прилично вести и ни на кого не бросаться. Но такое вряд или возможно, я правильно понимаю?

– Да ладно. Ни на кого я не стану бросаться, успокойся уже. Ишь, как за свою Машу обиделся.

– Да, я обиделся. Все верно говоришь.

– Ну, ладно, ладно, проехали… Слушай, а меня ты тоже будешь без косметики изображать, да? Учти, я не хочу без косметики!

– Послушай меня, Вика! – едва сдерживая себя, тихо проговорил Лео. – Может, мы все-таки решим, кто будет работать над портретом, а кто будет позировать? Если ты хочешь руководить процессом, то закажи себе фотосессию и успокойся. А ко мне не приставай больше, поняла? И все, и закроем вопрос, я думаю.

Вика сделала оскорбленное лицо и собралась ответить весьма гневливо, но что-то будто сработало в ней, переключился невидимый тумблер, и гнев иссяк. Наверное, то обстоятельство сработало, что в данный момент она находилась в гостях, на чуждой ей территории. Да еще и Ольга с Антоном явно ее не поддерживали. Но с другой стороны – не оставлять же последнее слово за Лео! Если гнев не уместен, значит, снова пора призвать на помощь насмешливое пренебрежение!

– Фу, Лео… – дернув плечиком, капризно произнесла она. – Где ты научился так по-хамски разговаривать? А впрочем, чему я удивляюсь. Когда эта мойщица окон рядом с тобой… Кстати, а как ты назвал ее портрет?

– Так и назвал – «Мойщица окон». Ты правильно угадала. По-моему, прекрасное название получилось.

– Фу… – снова поморщилась Вика, пристально вглядываясь в портрет Маши.

– А я бы назвал его по-другому… – вдруг задумчиво произнес Антон, вклинившись в их диалог, – а я бы назвал его – «Нежность Магдалины»… А еще лучше – «Чувство Магдалины»… Что-то есть такое во взгляде у Маши, ты не находишь? Такая прекрасная жертвенность. Такая наивная самоотдача. Да, я бы его назвал – «Чувство Магдалины».

– А почему Магдалины? – заинтересованно переспросила Вика. – Что, Маша еще и по этому делу промышляет, да?

– По какому делу? – одновременно повернули к ней головы Лео и Антон. – Что ты имеешь в виду?

– Ой, а вы будто не поняли, что я имею в виду! – с сарказмом пропела Вика.

– Нет, не поняли, – тихо и требовательно ответил Лео. – Объясни, пожалуйста.

Видимо, Вика услышала в голосе Лео что-то совсем уже нехорошее для себя. Грозное. Гневное. Почувствовала приближающуюся точку кипения. И потому проговорила слегка растерянно:

– Ну, так Магдалина же… Образ женщины легкого поведения, это общеизвестно…

– Бедная, бедная Магдалина! – тихо рассмеялся Антон, глядя на Вику с насмешливым умилением. – Пала жертвой клеветы неграмотных православных… Ведь ты православная, Вика? Не католичка?

– Конечно, я православная. Откуда мне быть католичкой? И я не понимаю, при чем тут…

– В том-то и дело, Вика, что не понимаешь. А когда нормальный человек что-то не понимает, он помалкивает себе в тряпочку и оттого не выглядит смешным и глупым.

– Это я выгляжу смешно и глупо?

– Ну да… – кивнул Антон. – А кто же еще?

Вика не нашлась что ответить. По лицу Антона было заметно, как ему нравится Викино смятение. И Ольга смотрела на Вику тоже с досадой – что ж ты, мол, оплошала так, милая родственница? Подаешь себя умной и образованной, а на самом деле… И лишь Лео не выдержал неловкой паузы, принялся объяснять тихо, глядя Вике в глаза:

– Понимаешь, в православной и католической церквях почитание Магдалины существенно различается… В православии она почитается исключительно как мироносица, излеченная от семи бесов, а в традиции католической церкви – там да… Там долгое время было принято отождествлять с ней образ кающейся блудницы… Да и то это было всего лишь допущение, этакий легендарный материал, доказательства которому в Библии нет. И когда Антон предложил назвать портрет «Чувство Магдалины», он совсем другое имел в виду…

– А что он имел в виду? Что твоя Маша – святая мироносица?

– А это ты у Антона спроси.

Антон не успел ничего ответить Вике – к ним уже торопились Маша и Платон. Машино лицо было хоть и заплаканным, но вполне приветливым, и голос прозвенел, как веселый колокольчик:

– Может, мы все к столу пойдем, а? Выпьем за встречу?

– Ой, Машенька! Вот мы идиоты! – развел руки в стороны Антон. – Совсем забыли, что не так просто в гости званы, а на твой день рождения! Поздравляем тебя, дорогая!

– Да, у нас и подарок для тебя есть… – поддержала Антона Ольга. – Но это потом, за столом.

Застолье и вкусная еда примирили все разногласия, и даже Вика принародно попросила у Маши прощения за свой «наезд». Платон, конечно, по-своему прокомментировал такие перемены в настроении супруги – склонившись к уху Маши, прошептал тихо:

– Она когда выпьет, покладистой становится, как тигренок… Но все равно – лапки к ней в пасть не стоит засовывать, поняла? Откусит играючи. Это так, на будущее. Я все-таки уверен, что ты с ней в конце концов подружишься.

– Конечно, мы подружимся! Я надеюсь! – легкомысленно произнесла Маша, отпивая из бокала вино. – А я, когда выпью, страшной хохотушкой становлюсь, меня все кругом веселит…

– Да? Тогда скажи Лео, пусть он тебя напишет слегка хмельной. По-моему, это будет замечательно. А портрет можно назвать – «Девушка с бокалом вина»…

– Хорошая мысль! – поддержала его Маша. – Обязательно попрошу! А здорово, что мы все за одним столом собрались, правда? И сидим так хорошо, весело…

– Да, Машенька, ты большая умница, – со всей искренностью и теплотой, на которые был способен, произнес Платон. – Ты не только Лео вдохновила на новые творческие подвиги, ты и нас пытаешься вдохновить на братскую дружбу. Вот, вместе всех собрала. Я уж не помню, когда мы так за одним столом собирались, разве что у деда, но это другая история… Спасибо тебе, Машенька! Ты молодец!

– Да ну… – смутилась Маша. – Ты меня совсем смутил, Платон. Хвалишь и хвалишь… Ой, у меня же горячее в духовке разогревается! Побегу!

– А что, еще и горячее будет?

– Обижаешь…

– Да ты еще и хозяюшка, надо же! Ой, как Лео свезло… Ой, как свезло…

Когда Маша убежала на кухню, Платон подсел к Антону, проговорил со вздохом:

– Тебе не кажется, что нашему младшенькому раздолбаю на сей раз крупно подфартило? Девчонка-то оказалась что надо, во всех смыслах паруса на этой шхуне подняла, а?

– Да, я тоже за ней весь вечер наблюдаю… – раздумчиво кивнул головой Антон. – Быстро она тут обтесалась и даже внешне такая стала… Хоть на обложку журнала снимай.

– А зачем ей обложка, если у нее уже портрет маслом есть?

– Ну да… Будем считать, повезло Лео. И девчонке тоже повезло, чего уж там.

– Давай за это выпьем? За обоюдное везение?

– Давай.

Платон поднял бокал, потянулся через стол, чтобы чокнуться с Лео:

– За тебя пьем, брат! Рады за тебя! Давай, брат, вперед, работай дальше! Глядишь, скоро будем гордиться, что ты наш брат!

Антон тоже потянулся с бокалом, проговорил с улыбкой:

– И вообще, нам надо чаще видеться, братья! Что мы, как неродные! Я только сейчас вдруг осознал, как это здорово, когда у тебя есть братья… Да, надо видеться чаще, сидеть вот так, выпивать, чтобы глаза в глаза! Согласны?

– Конечно, согласны… – тихо улыбнулся Лео.

– Да без вопросов, брат! – поддержал его Платон.

– Ну, тогда приезжайте к нам на дачу в эту субботу, а? – предложил Антон. – На речку сходим, в баньке попаримся, девчонок в теннис погоняем, чтоб лишний жирок растрясли… Кто не захочет – заставим, кто не умеет – научим! Приезжайте, правда!

– Не надо нас уговаривать, приедем, конечно! – заверили его Платон и Лео с одинаковым хмельным запалом. – И впрямь, надо нам чаще видеться, мы же братья! Давайте выпьем за нас…

* * *

Они стали видеться чаще. Завязались в узелки оборванные с годами ниточки, появилась в разговорах теплота и расслабленность, присущая близким семейным отношениям. Тем более если эти отношения – братские. А брат за брата всегда должен стоять горой – так уж издревле повелось. Надо дружить, надо быть вместе.

«Дружить» чаще всего съезжались в загородный дом Антона, благо места в нем хватало с избытком. Антон был доволен, Ольга не возражала. Недовольной наплывом гостей была только домработница Тамара, но кто в этом случае интересуется мнением домработницы? Да, на кухне приходится много времени проводить и убирать дом после гостей приходится, но такова твоя доля, ничего не поделаешь. Тем более эта «доля» хорошей зарплатой не обижена.

Так прошла зима, наступила весна. В этом году она выдалась ранней, снег сошел к середине марта, и апрель тоже обещал быть солнечным. Тамаре был отдан хозяйский приказ – навести в доме к апрелю идеальный порядок. Тамара даже обиделась слегка, мол, и без того содержит дом в полном порядке, но Антон объяснил свою просьбу исключительным обстоятельством – в апреле мама из Америки в гости прилетает наконец! Американский муж соизволил-таки отпустить на недельку! Десять лет на родине не была…