– Какая ты классная, Маш, как оказалось. Почему я раньше не знала, какая ты классная? Прямо сама не понимаю, что со мной сделалось… Я вроде злобствовать на тебя должна, что ты чуть мое место не заняла, но ведь нет! Наоборот, будто виноватой себя чувствую. Что это, а?

– Не знаю, Вик. Тебе виднее! – пожала плечами Маша.

– Давай с тобой дружить, ладно?

– Давай, что ж…

– Спасибо, Маш. Если честно, у меня давно уже никаких подруг нет. Всех отогнала от себя. Наверное, потому, что вообразила себе, будто не в любви живу. Я ж не знала, что я Платона люблю, я только и делала, что в ответ на его любовь раздражалась. Бесила меня его любовь, представляешь? Ну что это за любовь, когда ему в рожу плюешь, а он терпит? Это я только потом поняла, что да как… Чтобы понять, сначала потерять надо. Вот и я – чуть не потеряла. Ты прости меня, Маш, что я так…

– Да ладно, проехали. – Маше казалось, что она действительно не чувствует ничего плохого по отношению к Вике. – Я не держу на тебя обиды.

– Правда?

– Правда.

– Ой, Машка! Ты святая, честное слово…

– Да ну!

– Слушай, а как у тебя с Антоном? Все хорошо?

– Да…

– А Лео? Ты знаешь, что он из Америки вернулся?

– Да, знаю.

– И что видеть никого не хочет. Ни тебя, ни братьев…

– Знаю, Вик, знаю.

– Но ведь надо что-то с этим делать, Маш? Исправлять как-то надо это всеобщее кривое зеркало?

– Ну, это легко сказать, да трудно сделать… – вздохнула Маша.

– Да ничего не трудно! Надо просто всем вместе собраться и хотя бы начать общаться, как раньше! Была не была, может, что и получится! Вот у Антона день рождения скоро… Чем не повод? Возьми да и пригласи всех на день рождения!

– Я?

– Ну, не ты сама, конечно. Пусть Антон пригласит. Они же братья. Как бы то ни было, а вместе соберутся.

– Не знаю, Вик. Пусть Антон сам решает.

– Так а чего решать, если он все равно будет поляну накрывать, и братьев пригласит! Все само собой и получится! Надо же как-то обозначаться, кто с кем. И привыкать. А то всем неловко. Платону перед Антоном, Антону перед Лео… Ничего, Маш, прорвемся, не дрейфь!

Вика оказалась права – Антон сам проявил инициативу перед своим днем рождения, пригласил братьев. А только Лео все равно не пришел. Они вчетвером сели за стол, поздравили Антона с днем рождения. Потом и за успех Лео выпили – чуть позже. Вика склонилась к Маше, прошептала ей на ухо:

– Платон ведь тоже не хотел идти, но я его заставила. Знаешь, прошлое забудется, а братская дружба останется. Это ж святое, правда? Жалко, жалко, что Лео не пришел… Но ничего, это вопрос времени, я думаю…

Да, время шло. Очень быстро. Антон много работал, возвращался вечером усталый, улыбался ей, как обычно, и задавал один и тот же вопрос, пока он не стал дежурным:

– Чем сегодня занималась, Машенька?

Она не знала, что ему отвечать. Не перечислять же кучу мелких дел по дому, которые хоть и были мелкими, но тоже требовали внимания. И не рассказывать, например, о том, как в гости опять приезжала Вика, и что Викины разговоры теперь все сводятся к одному – где рожать, как рожать, допускать ли к священному действу Платона, вдруг он в самый ответственный момент упадет в обморок и превратит молитву в фарс…

Вполне возможно, что все это Антону было интересно, но… Она почему-то чувствовала, что совсем не интересно. Нет, он бы слушал, и улыбался, и обязательно давал шутливый комментарий – через усилие над собой. Когда, в какой момент Маша почувствовала присутствие в нем этого «усилия» – теперь и не вспомнить. А может, оно всегда было. Горе со временем потускнело, душевная рана зарубцевалась, и вместо давешней сердечной благодарности появилось «усилие». Маша даже подумывала над тем, не начать ли ей самой откровенный разговор с Антоном, не напомнить ли ему, что она и не ждет никакого проявления благодарности, что это ожидание скорее бы оскорбило ее, а не утешило. Еще и Вика подкинула дровишек в костер, когда она рассказала ей о своих сомнениях. То есть возмутилась поведением Антона:

– Интересно, а кто его за язык тянул, когда тебя замуж звал! Ты ж сама не напрашивалась! Нет уж, пусть будет хозяином своему слову, пусть женится, нечего, нечего! А то взяли моду, надо же! Ты что, и в самом деле святая, чтобы обеспечивать им душевное здоровье в кризисные моменты жизни? Что Платон тебя использовал, как добрую дурочку, что Антон. А теперь, значит, в кусты? Нет уж, хватит! У тебя свое достоинство есть!

– Вот именно, что есть… И поэтому я не хочу…

– Маш… Не надо, а? – с теплотой взглянула в глаза Маше Вика. – В нашей трудной бабской жизни достоинство заключается не в гордости, а в принципе. Обещал – сделай, а не обманывай. Получил – рассчитайся. А вообще, знаешь… Давай-ка мы отложим этот разговор на пару дней, хорошо? А я подсуечусь, разузнаю по своим каналам, как да что, откуда в нашем Антоне такое охлаждение взялось.

– Да не охлаждение, Вик, – вздохнув, проговорила Маша. – На самом деле все по-прежнему, только… Не так, как раньше. А может, мне все это показалось, а? Ведь все хорошо на самом деле…

– Я все узнаю, Маш. Прорвемся. Не дрейфь!

Через два дня Вика приехала к Маше с очень загадочным видом, и было видно, с каким трудом она сдерживает в себе полученную информацию.

– Значит, так, Маш, – с порога начала она. – Я все узнала. Ситуация действительно имеет место быть, твои ощущения тебя не подвели. И как ты все так тонко чувствуешь, а? Я вот совсем не умею…

Маша молча смотрела на нее, ожидая продолжения. Вика махнула рукой, проговорила тихо:

– В общем, все довольно банально, чего уж там ходить вокруг да около. Оказывается, Антон старого секретаря уволил и взял какую-то молоденькую профурсетку, Аглаей зовут. Имя-то какое – Аглая! Само за себя говорит! И ведь наверняка никакая не Аглая, а обыкновенная Таня или Наташа, знаю я все эти штучки! Приедут из своего захолустья, и сразу из пешек в дамки лезут, ага! Аглаями называются!

– Вик, ну с чего ты взяла…

– А с того и взяла, потому что это тебя можно обмануть, а меня не обманешь! Потому что прежний секретарь, Надежда Ивановна, с Антоном пятнадцать лет проработала, верой и правдой служила, хороший оклад отрабатывала! А он взял и уволил ее в одночасье! А она еще совсем не старая баба, ей всего сорок пять. Ее еще Ольга на работу брала. А теперь, значит, профурсетка ее место заняла! С чего бы? Вот ты возьми и спроси у Антона вечером – с чего?

– Да не буду я ничего спрашивать! – дрогнувшим голосом проговорила Маша. – Я не умею так!

– А надо учиться, моя дорогая! С волками жить, по-волчьи выть!

– Антон вовсе не волк…

– Нет, Машенька, – жестко сказала Вика. – Он волк. Еще какой волк. Ничего ты в мужиках не понимаешь. Скажи мне спасибо, что я полюбила тебя, дурочку, и учу основам выживания в этой жизни. Учителем ОБЖ подрабатываю, ага. Как в школе. И никто ведь спасибо за честный труд не скажет, ни капли благодарности не проявит, все только о своей гордыне думают, все чистенькими хотят остаться! Мы сами ни за кем бегать не хотим, пусть за нами все бегают, ага! Да никто не побежит, не дождешься!

– Спасибо, Вика, – подчеркнуто сухо произнесла Маша. – Я тоже тебя очень люблю.

– Обиделась, что ли?

– Нет.

– Да ладно! Обиделась, я знаю. Да только тебе не обижаться надо, а головой соображать. Думать наперед надо учиться, Машенька! Отстаивать свои позиции, оглядываться по сторонам, как бы враги с флангов не напали! Вот точно тебе говорю – не зря эта Аглая на фирме у Антона появилась, ой не зря! На него же сейчас настоящая охота началась, по всем подлым бабьим правилам!

– Охота? – не поняла Маша.

– Ну да! Мужик он интересный, не старый, при деньгах… А главное, вдовец, да еще и бездетный. Эдакий лакомый кусочек для искательниц быстрого жизненного успеха! О, я представляю себе, какими жадными глазами смотрят ему вслед эти вездесущие пираньи… И ведь какая-нибудь из них добьется своего, пока ты клювом щелкаешь! Вон, одна уже в секретари пристроилась! А кто такая секретарь, как ты думаешь? Это та, которая всегда рядом. С утра и до вечера. И тут уж все от ее подлых способностей зависит, понимаешь? И не такие крепости падали перед этими подлыми способностями, уж поверь мне! Я знаю, что говорю! Да и что говорить – это и без того очевидно!

– И что ты мне предлагаешь, Вик? Объявить войну всем пираньям с их подлыми способностями?

– Нет. Я тебе предлагаю всего лишь немного подсуетиться. Надо напомнить Антону относительно его обещания на тебе жениться и срочно потащить его в загс. Было бы очень хорошо, если б ты к тому же еще и забеременела, конечно… Как у тебя с этим делом, кстати?

– Да никак…

– Вот и плохо, что никак! Ладно, всему свое время. Для начала хотя бы напомни ему.

– Я ни о чем не буду ему напоминать, Вик, – с твердой уверенностью сказала Маша.

– Почему?! – удивилась Вика.

– Не буду, и все.

– Ну и дура!

– Может, и дура. Более того, я и сама не уверена, хочу ли замуж за Антона.

– Даже так?

– Да, Вик, вот так.

– А за кого хочешь? За Лео?

Маша вздрогнула и напряженно выпрямила спину, потом глянула на Вику исподлобья, произнесла тихо:

– Не надо, Вик. Ты что… Не надо, пожалуйста, никогда больше! Это мое. И это никогда… Это только мое, ничье больше.

– Странная ты… – покачала головой Вика. – Очень странная, Маш. Любишь одного, бежишь к другому. А на свои чувства плюешь, выходит. Я понимаю, что ты это делаешь из каких-то внутренних побуждений, мне неведомых. Да и мало кому ведомых. Но одно я тебе могу сказать точно – долго ты здесь не продержишься. Сама знаешь, куда вымощена дорога благими намерениями. А жаль. Я привыкла к тебе. Всегда хотела такую подругу – чтоб на полном контрасте с моим характером.

– И я привязалась к тебе, Вик… Ты ведь очень хорошая на самом деле. И сердце у тебя доброе, только ты его почему-то в змеиную шкурку закутала. Но если шкурку убрать…

– Нет уж, не буду я ничего убирать, – усмехнулась Вика. – Так жить легче.

– Да? А мне наоборот… Может, мы по этому принципу и подружились?

– Так я тебе о том и толкую! Всегда хотела такую подругу, как ты.

– Мне очень будет тебя не хватать, Вика… – глаза Маши наполнились слезами.

– Ну, ладно, ладно! Что мы, будто прощаемся! Ничего, посмотрим еще, кто кого. Посмотрим, посмотрим… Ладно, пойду я, пожалуй. Мне еще к врачу надо зайти. Пока, подруга!

– Пока, – чуть слышно прошелестела Маша.

Маша проводила Вику, села в кресло, задумалась. Мыслей особенных в голове не было, а было что-то другое, похожее на печальное осознание неизбежности. Будто она уже знала, что ее ждет впереди.

Вернувшийся к вечеру Антон так и застал ее, сидящей в кресле с опущенными плечами, с руками, сложенными ладонь в ладонь. Подошел, сел перед ней на корточки, глянул в глаза:

– Что-то случилось, Машенька? Отчего ты грустишь?

– Нет, нет, все в порядке, – вяло улыбнулась она, отводя взгляд. – Просто голова разболелась к вечеру.

– Жаль. А я думал, мы сходим куда-нибудь, поужинаем. Но ничего, останемся дома, ляжем спать пораньше. Я совсем не высыпаюсь в последнее время.

Укладываясь в постель, он поцеловал Машу в щеку, потом в лоб. Выражение лица при этом было заботливым и сочувствующим – понимаю, мол, у тебя голова болит. Ни на что более не претендую… И уснул вскоре. Маша слышала, как он ровно и спокойно дышит во сне.

И снова навалилось на нее печальное осознание неизбежности, будто уже знала, что ждет впереди… И даже не так уж впереди, а совсем, совсем скоро…

Утром, случайно заглянув под кровать, она увидела сережку. Чужую сережку, очень красивую, с большим изумрудом. И даже не удивилась, а лишь констатировала про себя грустно – вот оно. Началось.

Держа сережку на ладони, она пришла на кухню, где Антон завтракал, спросила почти равнодушно:

– Что это, Антон? Я под кроватью нашла.

Он долго смотрел на сережку, долго промокал губы салфеткой. Потом свернул салфетку аккуратным треугольником, положил на стол, вздохнул тяжело. Потом так же тяжело выдавил из себя:

– Я не знаю, как тебе все это объяснить, Машенька… Я очень, очень виноват перед тобой. Но я справлюсь, обещаю тебе. Я все тебе расскажу, все объясню, это долгий разговор, и потому давай не сейчас, ладно? Давай вечером. И знай одно – ты мне очень дорога, Машенька. Все у нас будет хорошо. Все будет так, как я обещал.

Антон глянул на часы, быстро поднялся из-за стола. Слишком быстро – даже для обычной утренней торопливости. Также быстро шагнул к Маше, клюнул губами в щеку. И ушел. А она так и осталась стоять, держа в ладони сережку с изумрудом.

Позвонившая через полчаса Вика спросила озабоченно:

– Чего такая вялая с утра, случилось что-нибудь, да?

– Я сережку под кроватью нашла, Вик. Чужую.

– О-о-о… – понимающе протянула Вика и тут же переспросила жадно: – Антону успела ее показать?