– Ну да…

– И как он отреагировал?

– Да никак. Сразу заторопился и ушел. Сказал, что вечером все объяснит.

– Понятно. Паузу взял, значит. К вечеру подготовится, придумает легенду. Только что тут придумаешь, и без того все ясно. Тебе в этой ситуации лучше самой действовать, Маш.

– В смысле?

– Да без всякого смысла! Действовать, и все тут! Надо позвонить этой секретарше и задать вопрос в лоб – когда, мол, успела в моей постели покувыркаться? Неприятностей хочешь, сволочь такая? Нарываешься, да? Не знаешь, с кем дело имеешь?

Вика распалялась в грозных интонациях все больше, будто сама вела разговор с невидимой соперницей. Потом вдруг остановилась, спросила резко:

– А хочешь, я ей позвоню, а? Как бы от твоего имени? Ох, душу отведу… Этой Аглае мало не покажется, точно тебе говорю!

– Нет, Вика, не хочу, – выставила впереди себя ладони Маша. – Спасибо тебе, конечно.

– Да почему?!

– Потому. Не хочу, и все.

– А, ну да… Я ж забыла, что ты у нас такая, блаженная и смиренная Мария Магдалина. Вот и получишь под зад коленом, что ж… Фу, Машка, разозлилась я на тебя, ей-богу. Сейчас еще чего-нибудь наговорю, потом жалеть буду! Ладно, пока, перезвоню ближе к вечеру.

Время потянулось бестолково и тягостно – Маша не могла себе найти ни дела, ни места. Слонялась по квартире, обхватив себя руками, надолго застывала у окна. К тому же день выдался хмурый и ветреный, и голова разболелась ужасно. Когда снова зазвонил телефон, Маша ответила почти автоматически, даже не глянув на дисплей. Думала, опять Вика.

Но голос был другой, не Викин. Незнакомый был голос, вкрадчивый.

– Здравствуй, Маша. Мне очень нужно с тобой поговорить, только у меня времени очень мало. Дело в том, что…

– Кто вы, простите? Не узнаю по голосу…

– А ты и не знаешь моего голоса. Меня зовут Аглая. Слышала обо мне, наверное?

– Да. Слышала. И что вы хотите, Аглая?

– Давай на «ты». Я же к тебе на «ты» обратилась…

– Хорошо. Что ты от меня хочешь, Аглая?

– Да ничего особенного, в общем. Просто хочу взять свое.

– А… Наверное, ты хочешь забрать сережку, которую потеряла в моей спальне?

– Нет, не сережку. Бог с ней, с сережкой. Я хочу взять свое, понимаешь? Свое место рядом с Антоном! Потому что ты занимаешь это место незаконно и несправедливо! Он меня любит, а не тебя! И боится тебе сказать об этом! Только потому, видишь ли, что когда-то чего-то тебе наобещал. Ему было плохо, ты ему помогла, вот и наобещал, понимаешь? А на самом деле он давно уже тяготится и тобой, и своими обещаниями!

– Это он тебе такое сказал? – спросила Маша.

– Да нет, – ответила Аглая. – Он же человек порядочный, так и будет мучиться и резину тянуть. И тебе сказать не может, и меня оставить не может. А он любит меня, очень любит. Если не веришь, можешь сама посмотреть. Мы сейчас в кафе с ним обедаем, это недалеко от вашего дома. Кафе «Теремок», знаешь?

– Да, знаю.

– Вот и приходи, и посмотри… Стоит только один раз глянуть, как он на меня смотрит, и уже доказывать ничего не надо. Не думай, я не старалась как-то специально его охмурить! Нет, он сам, и стараться не пришлось. Единственным моим старанием было то, как я место секретаря добывала, но это уже отдельная песня. Видишь, как я честна перед тобой? Не хочу вранья, хочу, чтобы все было правильно. И чтобы никто не мучился и зря не страдал. Приходи, сама увидишь! Придешь? Я долго говорить не могу, Антон вышел на минуту. Я только и успела, что в его телефоне твой номер найти да позвонить. О, идет! Все, я прощаюсь… Извини, что так получилось, это всего лишь жизнь.

Маша постояла еще у окна, собираясь с мыслями. Впрочем, и мыслей особенных не было – какие тут могут быть мысли? В кафе «Теремок», говоришь, обедаете? Ну да, знаю я этот «Теремок», не раз и сама там обедала с Антоном. Стоит один раз глянуть, говоришь? Что же, можно и глянуть…

Собралась она очень быстро, выскочила из дома, скорым шагом прошла до кафе. Хотела войти, но вдруг остановилась, увидев Антона в окно…

Да, их столик был у самого окна, лицо Антона хорошо было видно с улицы. Наверное, и он бы мог ее увидеть, если бы… Если бы не существовал в этот момент в другом мире, на другой планете. То есть на планете Аглаи, светловолосой, совсем юной Аглаи, девушки-ангела. Впрочем, глаза у этого ангела были вполне земными, и даже успели выхватить на секунду замершую за окном Машу, и прищуриться в едва заметной торжествующей усмешке – видишь, мол? Что я тебе говорила? Смотри, смотри…

Антон нежно держал руки девушки в своих руках. И смотрел на нее неотрывно. Если бы Маша в этот момент сплясала цыганочку около окна, он бы все равно не увидел. Да, ты права, девушка-ангел. Злой ангел. Горделивый ангел, похваляющийся своей победой. А победителей не судят, как известно. Даже если ты победитель-пиранья, а никакой не ангел.

Маша повернулась, быстро пошла домой. Автоматически открыла дверь, так же автоматически выволокла из шкафа чемодан, принялась бросать в него свои вещи. Без разбора, все подряд. Потом остановилась, с усилием потерла ладонью лоб – нет, без разбора нельзя, надо только самое необходимое взять. Надо же, сколько модных и разноцветных тряпочек накопилось за время совместной с Антоном жизни. Он был всегда щедр и очень любил баловать ее подарками. Нарядами, колечками, сережками. Теперь будет Аглаю баловать. Она займет свое место рядом с ним. Это ее Антон любит. Стало быть, и место ее. И тряпочки, и колечки. Пусть радуется. И пусть Антон на ее планете будет счастливым.

Когда Маша заказала такси и собралась выходить, позвонила Вика, проговорила весело в трубку:

– Я сейчас приеду к тебе, Маш! Будем думать, что делать!

– А уже ничего не надо делать, Вик, потому что я ухожу.

– Как уходишь? Совсем?

– Ну да. Давай будем прощаться. Спасибо тебе за дружбу, за участие, за все, в общем! И вот что еще… Перезвони позже Антону, скажи ему, что ключ от квартиры я у соседки оставила, это дверь напротив. Ну, он знает. И еще скажи… Хотя нет, не надо больше ничего говорить, так лучше.

– Да кому?! Кому лучше? – закричала Вика. – Этой стервозине Аглае, что ли?

– И Аглае тоже. Всем лучше, Вик.

– Эх ты, Машка ты Машка… – с болью в голосе проговорила Вика. – Господи, как же мне жалко тебя, сейчас плакать начну…

– Не плачь, тебе нельзя. Тебе рожать скоро. Все, Вик, такси подошло, – заторопилась Маша. – Все, пока… Люблю тебя, спасибо за все!

Усевшись в такси рядом с водителем, Маша подняла голову, в последний раз глянула на окна квартиры.

– В аэропорт? – деловито уточнил водитель прежде, чем сдвинуться с места.

– Да, в аэропорт… – тихо подтвердила Маша.

– Не опаздываем?

– Нет, не опаздываем, поезжайте спокойно. У меня еще и билета нет.

– А куда надо лететь?

– Не знаю…

– Куда глаза глядят, что ли?

– Ну, вроде того…

Глава 4

– Платон, не надо! Не подбрасывай ребенка так высоко, я не могу на это смотреть!

Все обернулись на громкое восклицание Вики – и Антон, и Лео, и даже Аглая приподняла из гамака голову и недовольно глянула на Вику. И погладила свой большой живот, будто успокаивала своего малыша, который через каких-то две недели должен был появиться на свет.

– Ты слышишь меня, Платон? У него голова закружится!

– Да ну… – счастливо проговорил Платон, снова подбрасывая сына вверх, – смотри, как ему нравится, Вик! Тем более он большой уже! Ничего не боится! Да, Максимка? Ты ж у меня мужик!

– Ну да, мужик… – недовольно проговорила Вика. – Три года всего… Ну перестань, не видишь, я нервничаю? А мне нельзя нервничать, ты же знаешь…

Сидящие за столом Антон и Лео переглянулись, и Антон шепотом пояснил:

– Ну да, брат… Такие дела. Выходит, наше святое семейство пополнения ждет. Не только Аглая вот-вот родит, еще и Вика на второго ребенка сподобилась. А Платон как этому обстоятельству рад, если б ты знал! А от Вики разве можно было ожидать таких подвигов, а? Ты знаешь, она очень изменилась после того… Когда хотела от Платона уйти, а потом… Ну ты же сам все знаешь… Извини, что напомнил о былом, я не хотел…

Антон остановился, виновато улыбнувшись. Экая оплошность – задеть больную для Лео тему! Хотя… Вроде Лео никак и не прореагировал. Может, забыл уже… Тем более он так занят нынче, что на неприятные воспоминания и времени не остается.

Хлопнув Лео по плечу, Антон снова проговорил весело:

– Молодец, что приехал! Мне приятно, честное слово! Так хорошо отметить свой день рождения в кругу близких! Терпеть не могу всякой поздравительной сутолоки в свой день рождения!

Они не слышали, как сзади тихо подошла Вика, произнесла насмешливо, тронув Антона за плечо:

– Слышь, хозяин! Мне Максимку надо спать уложить! Нам в какую гостевую комнату идти? В ту, что на втором этаже?

– Да любую выбирай, Викуша! – добродушно развел руки в стороны Антон. – Какая тебе больше нравится! А впрочем, спроси лучше у Аглаи, я не знаю. Пусть она распорядится.

Аглая, услышав свое имя, села в гамаке, вопросительно и вполне доброжелательно уставилась на Вику. Было заметно, как ей нравится роль хозяйки и то, что Антон отправил Вику с этим вопросом к ней.

– Пойдем, я провожу тебя, Вик! – с готовностью принялась выплюхиваться из гамака Аглая, осторожно придерживая живот обеими руками. – Лучше его уложить в той спальне, что с другой стороны дома. Чтоб голоса не мешали.

Вика приняла предложение Аглаи с видимой неохотой. И не потому, что предложение ей не понравилось, а потому, что за этой неохотой стояло что-то свое, сугубо личное, почти неприязненное. И это «неприязненное» и сугубо личное не могло укрыться от мужских глаз, наблюдающих за женщинами.

Когда Вика с Аглаей ушли, Антон глянул на присоединившегося к ним Платона, попросил почти заискивающе:

– Платош, ну скажи ты ей, чтобы поласковее с Аглаей была, а? Она так переживает, бедная девочка! Так с ней подружиться хочет! И никак не может понять, почему Вика ее отвергает. И я тоже не могу! Чем ей Аглая не нравится?

– Ой, да что тут понимать, подумаешь, какая загадка, – тихо проговорил Платон, наливая себе в стакан виски. – Нечего тут и понимать. Давай-ка лучше за тебя выпьем, брат! Лео, где твой стакан? С днем рождения!

– Спасибо… – вяло улыбнулся Антон, чокаясь с братьями. – И все же, Платон… Поговори с ней, ладно?

– Поговорю. Но конкретного результата не обещаю. Это ж Вика, сам понимаешь. Если ей что не нравится, то…

– Ну почему, почему все-таки? Что ей Аглая сделала плохого?

– Да ничего плохого, в общем. Просто она ей Машу простить не может. Ни ей, ни тебе.

Антон поперхнулся виски, глянул на Платона удивленно и чуть испуганно. Потянув еще полминуты, спросил тихо:

– А что у тебя за тон, Платош? Или я не понимаю чего? Будто ты меня обвиняешь…

– Я не обвиняю, я констатирую факт, – сдержанно произнес Платон. – Ты спросил, я ответил.

– А можно я тоже спрошу, Платош? – прищурился Антон.

– Ну, спроси…

– А ты-то сам как? Ты можешь себе Машу простить?

– А ты себе?

Антон ничего не ответил, только торопливо плеснул в стакан еще виски. Но пить не стал, а проговорил обиженно:

– Между прочим, это я у тебя первый спросил. За себя и ответь сначала.

– А ты за себя. Ты хоть знаешь, куда она исчезла?

– Нет, не знаю. Правда не знаю.

– Ну, еще бы… – усмехнулся Платон. – И не хочешь знать, ведь так? Маша очень удобно исчезла, избавила тебя от необходимости совершить явную по отношению к ней подлость, правда?

– Не тебе меня осуждать, Платоша, – заметил Антон. – Вот именно ты права и не имеешь.

– Да, действительно… – тихо вздохнул Платон, поднося стакан с виски к губам. – Признаю. Но и сам ты… В общем и целом оба мы с тобой сволочи. Да что говорить, все трое сволочи! И ты, и я, и Лео!

Они дружно повернули головы к Лео, будто готовились, что тот начнет обороняться. Но Лео молчал, глядел куда-то вдаль, на верхушки сосен, и казалось, будто не слышал, о чем говорят братья. Платон, словно не соглашаясь с его отстраненностью, заговорил еще громче, еще напористее:

– Конечно, все мы сволочи, как еще нас можно назвать? Она каждого из нас спасала, готова была все отдать, всем пожертвовать, а мы… Мы ее просто гнали от себя.

– Я не гнал, она сама ушла, – упрямо повторил Антон. – Даже проститься не захотела.

Платон хотел ему возразить было, но вдруг заговорил Лео, очень тихо заговорил, с едва заметной издевкой в голосе:

– Вот таки взяла и сама ушла, да, Антоша? Ни с того ни с сего, просто потому, что в голову взбрело?

– Да, сама! – упорно повторил Антон.

– Да ладно тебе, сама! – раздраженно отмахнулся от его упорства Платон. – Уж при мне такие сказки не рассказывай! Она же с Викой поговорила, прежде чем уйти! Я знаю, почему она ушла, Антон! И ты прекрасно знаешь!