– А вы кто? – решительно подвинув ближе к креслу стул, села на него Маша. – Давайте знакомиться будем. Я представилась, теперь ваша очередь!

– Ишь ты, какая резвая Маша… – качнула ногой девица. – А оно мне надо – с тобой знакомиться? Думаешь, мне это большое удовольствие доставит?

– Знаете, мне тоже не очень хочется с вами знакомиться, если честно. Но я ведь ответила на ваш вопрос, кто я и откуда, верно? А вы…

– Ладно, ладно… – примирительно махнула рукой девица, продолжая внимательно рассматривать Машу. Потом произнесла с придыханием: – Допустим, меня зовут Камея…

– Вы – Камея?! Та самая певица из клипа?

– Из какого клипа? У меня их несколько… – пожала плечами девушка.

– Ну из того, где вы на краю обрыва стоите… В белом длинном платье… Да, это вы, теперь я вас точно узнала! – обрадованно распахнула глаза Маша. – Вот это да…

– А больше ты про меня ничего не знаешь, что ли? – загадочно прищурив глаза, спросила Камея.

– Почему же, знаю… Мне Платон рассказывал… Что вы и Лео…

– Да, Маша, все правильно Платон рассказывал, – значительно кивнула Камея. – Я и Лео. Лео и я. А вот ты что здесь делаешь, мне непонятно.

– Но вы же расстались… Вы же бросили его, да?

– С чего ты взяла?

– Так Платон рассказывал…

– Хм… Очень интересно, да. Я, значит, бросила, а ты быстренько подобрала? Так получается? Шустренькая ты, Маша. Только не думай, пожалуйста, что ты бриллиант в лице Лео нашла. Он вовсе не бриллиант, моя дорогая. И я от души советую тебе сто раз подумать…

– Так уж и от души? – грустно спросила Маша, исподлобья глянув на Камею.

– Да, от души. А ты думаешь, у меня души нет? А как бы я пела, без души-то? Кстати, тебе нравится, как я пою?

– Ну, не то чтобы… Таких певиц, как вы, много. А клип красиво снят, это да. А без клипа…

– Нет, она еще и рассуждать умеет, надо же! – с веселым возмущением воздела ладони вверх Камея. – А может, сама попробуешь пробиться в певицы, а? Рассуждать легко, а ты сама попробуй! Тоже ценительница вокала нашлась!

– Да вы не сердитесь, Камея, – примирительно проговорила Маша. – Простите, если я вас обидела.

– Ладно, чего уж там… – сверкнув маникюром в стразах, махнула рукой Камея. – Художника, как говорят, каждая Маша обидеть может… Ну да ладно, мне все это по фигу, если серьезно. Не нравится – не слушай. А вот интересно… Ты всегда такая простая, да? Всегда правду-матку прямо в глаза режешь?

– В каком смысле – простая? – переспросила Маша. – Я не понимаю.

– В том смысле, что простота хуже воровства. Но ты не ответила на мой вопрос… Ты всегда и всем говоришь только то, что думаешь? И Лео тоже правду в глаза лепишь о его художественных способностях? Ты его картинки-то видела, надеюсь?

– Нет еще, – призналась Маша. – Он мне пока ничего не показал.

– Ну и твое счастье, значит, если не показал. Увидишь – сама все поймешь.

– Да я все равно в живописи не разбираюсь…

– А в хорошем и плохом вокале разбираешься, значит? Можешь отделить одно от другого?

– Камея, извините меня, я не хотела вас обидеть! Вы спросили – я ответила, только и всего.

– Да ладно… – снова махнула рукой Камея. – Говорю же, мне по фигу. А вот с Лео такой номер не пройдет, если ты свою правду-матку ему прямо в глаза вывалишь. Так что будь осторожна. Имей в виду, он очень легко впадает в депрессию, и чтобы вытащить его оттуда, надо ой как наизнанку вывернуться! Уж я-то знаю, что говорю… На своей шкуре испытала, пока не поняла, что он абсолютно бесперспективный…

– Это Лео – бесперспективный? – возмущенно воскликнула Маша.

– А кто ж еще? Мы что, о Сурикове с Левитаном сейчас толкуем, что ли? Он абсолютно бесперспективный, поняла? Как художник – он никто! И звать никак! Он воздушный шарик, вот кто!

– Ну зачем вы так?

– Как – так?

– Это слишком жестоко – называть человека воздушным шариком. Тем более если когда-то вы этого человека называли любимым.

– Да откуда тебе знать, как я его называла? Ты что, рядом с нашей постелью стояла? Свечку держала?

– Ну, зачем вы так…

– Вот заладила – зачем, зачем! А затем! Я знаю, что говорю! Если мужик в тридцать лет ничего своего не создал, никак и нигде не обозначился и не определился, а живет исключительно на мамины деньги, как его еще можно назвать? Нет уж, воздушный шарик – это мягко сказано! И что с ним дальше будет, гадать не надо. То же самое, что бывает с воздушным шариком – либо сдуется, либо лопнет… Ведь мама с ее деньгами не вечна, правда?

– Да откуда вы знаете, что дальше будет? – возмущение придавало Маше смелости. – Вы что, Нострадамус?

– Ну-ну… Давай, успокаивай сама себя, ага. Я тоже долго себя успокаивала да убеждала. А потом поняла – не для меня все это удовольствие. Не жизнь, а одна сплошная праздничная тусовка. Мне и в своей профессии тусовки хватает. Поняла и приняла решение…

– Ну и хорошо, что поняли. И что решение приняли. И в добрый путь, и флаг вам в руки.

– А ты не хами. Нет у тебя права хамить, поняла? Вот поживи с ним пару месяцев, почувствуй на своей шкуре, что это за жизнь, а потом уже… И вообще, ты бы лучше прислушалась к тому, что я тебе говорю, девушка Маша из Феодосии. Конечно, это везение, что он тебя из глухомани вывез, я понимаю…

– Феодосия – не глухомань! Это большой город, морской порт!

– Да знаю, бывала когда-то в детстве. Но я не к тому… Я просто посоветовать тебе хочу… Вот определишься немного, приоденешься-оботрешься здесь, присмотришься, и линяй к другому мужику, который более твердо на ногах стоит. Кстати, в этой мастерской на вечеринках попадаются неплохие экземпляры…

– Судя по всему, вы именно так и поступили, да? – с издевкой проговорила Маша.

– Ну да, я вовремя успела переобуться, – не обиделась Камея.

– Не поняла… Что вы успели сделать?

– Да переобуться, господи! То есть бросить его успела вовремя!

– А… Понятно. А сейчас для чего пришли? Рассказать Лео, как ловко вы его использовали? Или с другой какой целью?

– Да ладно, не цепляйся особо, – почти что дружелюбно сказала Камея, – я и без того поняла, что ты не просто так Маша, а Маша с острыми коготками.

– Нет у меня никаких коготков, я просто так спросила. По-моему, вполне нормальный вопрос. Логический.

– Хм… Зачем пришла, говоришь? Даже не знаю, как объяснить… Да, Лео, он такой, его забыть трудно. Но здравый смысл требует – надо забыть!

– Но не очень хорошо получается, да?

– Да, ты права, не очень хорошо получается. Это так же трудно, как бросить курить, к примеру. Каждый раз себя уговариваешь, что именно эта сигарета – последняя. Закуриваешь и выбрасываешь в окно всю пачку, а потом снова спускаешься вниз и ищешь ее на газоне… Но зато теперь все встало на свои места, слава богу! Теперь у него ты есть, девушка Маша из Феодосии! То есть… Если сигарет больше нет, значит, и мне легче. И тебе я желаю рано или поздно бросить курить, то есть прийти к здравому смыслу. А если сама не придешь, так Лео через какое-то время хорошего пенделя тебе даст! Однажды вот так же придешь сюда и обнаружишь другую влюбленную восхищенную Машу… Да, Лео такой! Художник никаковский, но с большими устремлениями к абсолютной свободе во всем. Сапожник без сапог, одним словом.

– Нет, он не такой… – снова взялась за свое Маша. – Он вовсе не такой…

– Ну-ну! И какой же, по-твоему?

– Он… Он талантливый. Он просто себя не нашел. Но он обязательно поймает свой ветер…

– Что? Какой такой ветер?

– Да ладно, – не захотела вдаваться в подробности Маша, – это я так…

– Ой, только не думай, что я совсем тупая и не понимаю, что ты хочешь сказать. Я прекрасно все понимаю. Да только не поймает он никакого ветра, глупая! И не надейся! Так и будет бежать за своим ветром до конца жизни и всех кругом убеждать, что если бежит за ним, значит, при деле находится! То бишь в творческом поиске! Нет уж, дорогая Маша… Ветер, о котором ты толкуешь, это такая штука… В пустые руки не прилетит…

– У Лео не пустые руки. Я в него верю. И вообще, мне надоело с вами разговаривать, Камея, вы уж простите. И дел на сегодня у меня еще много…

– Так иди, занимайся своими делами, разве я тебе мешаю? А я посижу тут еще напоследок… Попытаюсь запечатлеть пространство в памяти… Когда-то и я в нем была такой же счастливой дурочкой… Иди, я сама за собой дверь захлопну.

– Ну, как хотите! – решительно поднялась со стула Маша.

Поднявшись по лестнице, она встала посреди комнаты, прислушиваясь. Внизу было тихо. Наверное, «переобутая» Камея все еще старалась запечатлеть пространство в памяти. Бедная, бедная Камея. Да разве можно быть одновременно счастливой и насильно переобутой? Да тут никакое запечатленное в памяти пространство не спасет… А впрочем, это ее дело. У каждого свое представление о счастье. А ее счастье, Машино, – не глядеть на это пространство, а отмыть его до блеска.

Схватив ведро, она решительно протопала в ванную, собираясь набрать воды. И услышала, как хлопнула дверь внизу – стало быть, Камея ушла. Вот и хорошо. И ладно. Иди к своему продюсеру, сама его предпочла, никто не заставлял. А свято место пустым не бывает – так, кажется, народная мудрость толкует подобную ситуацию? А мы не гордые, мы с радостью «свято место» займем… И в порядок его приведем, и много солнца через отмытые окна впустим…

Быстро вымыла распахнутые створки, потом взгромоздилась на подоконник, собираясь добраться до верхнего арочного изгиба, уже потянула руку с тряпкой, и… И чуть не потеряла равновесие, вздрогнув от голоса Лео:

– Осторожнее, не свались… Четвертый этаж, все кости переломаешь.

– Да не свалюсь! – ответила Маша и ахнула: – А ты когда пришел? Почему я не слышала? Голодный, наверное? Сейчас я домою и приготовлю тебе что-нибудь! Мне тут немного осталось…

Она встала на цыпочки, пытаясь дотянуться до самого верхнего участка, и даже нижнюю губу прикусила от старания, и ойкнула испуганно, когда налетевший ветер чуть не сорвал косынку с головы. Наверное, волосами хотел поиграть, а косынка его разозлила.

Бросив тряпку в ведро, Маша подняла руки, плотнее стянула узел косынки под волосами. Потом обернулась к Лео и вдруг замерла в удивлении.

– Ты чего?.. Ты почему на меня так смотришь? Я что-то неправильно делаю, да?

– Нет… Нет, что ты. Не обращай на меня внимания.

Хм… Хорошо сказать – не обращай внимания. Но что делать, если Лео так смотрит… Будто накрыл ее колпаком, в котором даже пошевелиться трудно. И не от тяжести, нет. Наоборот, руки легкими стали, и ноги… И все тело… И даже на долю секунды показалось, что стоит взмахнуть руками – и можно полететь вверх, в чистое голубое небо с белыми облаками. Очень, очень странное ощущение. Счастливо хрустальное какое-то. Даже не объяснить…

Она снова потянулась наверх, держа тряпку в вытянутой руке. И снова обернулась к Лео, придерживая рукой косынку на голове и улыбаясь. И будто спрашивая взглядом – ты видишь, ты видишь, я все понимаю? Я вместе с тобой в этой хрустально счастливой минуте, ты видишь?

Он тоже улыбнулся ей в ответ. А может, и не ей улыбнулся, а тому, что в эту минуту с ним происходило. Потом подошел, молча взял за руку, потянул вниз, и Маша послушно спрыгнула с подоконника – мягко, как кошка.

– Идем… – задумчиво сказал Лео и потянул ее к лестнице, ведущей вниз.

В мастерской он быстро распахнул все окна, поставил ее у одного из них, тихо скомандовал:

– Маш, обернись ко мне… Так же, как там, наверху… И рукой так же косынку придерживай… И улыбнись! Да… Да, вот так! А теперь замри…

Он отошел к мольберту, быстро взгромоздил на него холст, потом ринулся к шкафу с красками. Нервно обернулся к Маше, будто снова приказав глазами – замри! Я найду то, что мне нужно, и вернусь…

– Ты что, мой портрет рисовать будешь, да? – спросила Маша.

Лео ничего не ответил, ринулся обратно к холсту с найденным угольком, снова впился в нее глазами. Она уже не узнавала его – это был не Лео. Это был кто-то другой, перед которым она вдруг оробела и впрямь боялась пошевелиться. Хотя это было совсем нетрудно – обернувшись, с улыбкой замереть. И придерживать косынку под волосами.

Нет, нетрудно. Даже счастливо как-то – осознавать значимость момента. Понимать, что в этот самый момент что-то важное происходит для Лео. И ты, именно ты являешься необходимым компонентом этого важного. И ничего, что внешне этот компонент наверняка выглядит не совсем презентабельно – с косынкой на волосах, с тряпкой в руке, в старой футболке с вылинявшей до нечитабельности надписью на груди – ничего! Черт с ней, с презентабельностью! Главное, Лео во всем этом что-то увидел…

– Черт, времени мало, скоро свет уйдет… – досадливо пробурчал Лео. – Но сколько успею… Ты, главное, выражения лица не меняй, ладно, Маш? Вообще ничего не меняй… Ты сейчас такая, какой я тебя вижу… Представь, что ты только что обернулась ко мне и весело щуришь глаза от солнечного света! И улыбка такая – вопрошающая.