Элис была умна. К тому же смутьянка. Опасное сочетание.

Но она также была наилучшим союзником в борьбе с хозяевами «Уилл-Просперити».

– Э… – начал Натаниел, пожимая плечами, – невелика потеря, парень. Лучше уж сохранить свободу, чем быть прикованным к жене.

– Единственная женщина, которая согласится выйти за тебя замуж, должна быть слепа и глуха, – поддел приятеля Эдгар.

– Да, верно. И еще – совершенно без обоняния, – добавил Фред.

Натаниел набычился, а все остальные рассмеялись.

– Выходит, ты предпочел бы каждую пятницу отдавать свое жалованье женщине и быть в ее распоряжении днем и ночью? – проворчал Натаниел. – Хватит с меня и того, что боссы постоянно указывают мне, что я должен делать. Сейчас, без жены, все свободное время принадлежит мне и никому другому. Если я захочу провести ночь в пабе – клянусь Богом, я сделаю это и не буду ни перед кем отчитываться.

Многие утвердительно закивали, а Саймон заметил:

– Но женщины не просто управляют кладовой. У них есть ключик и к другому важному месту.

– Тут все принадлежит рудной компании, – сказал Эдгар. – Так что есть леди, которые возьмут жетон за время, проведенное в их постелях. Красивые набожные женщины. Для них это просто приработок. И я могу указать тебе на них, если… возникнет необходимость.

Мужчины заухмылялись. Саймон не мог делать вид, будто шокирован подобным предложением в деревушке Тревин. В конце концов, что в Бомбее, что в Бирмингеме – все одно и то же.

– Великодушно с твоей стороны, но вряд ли я могу стать постоянным клиентом, – ответил он. – Не хочу, чтобы вся деревня обо мне сплетничала.

– Значит, ты хочешь здесь осесть, – заметил Натаниел.

– Господи, нет! – вырвалось у Саймона. – Однажды я уже «осел» за баррикадой с моей «мартин-генри» и коробкой патронов. Я также «осел» на месяц в Индии – со швами на ноге и лихорадкой.

– После этого жена покажется отдыхом на побережье, – заметил Эдгар.

– Я не собираюсь переносить невесту через свой порог. – Даже если бы он не работал на «Немисис» – все равно не мог бы представить себя с одной и той же женщиной до конца жизни. Возможно, это осталось еще с юности, когда ему дали понять, что следует жениться выгодно и по расчету.

– Ах… – вздохнул Натаниел, окинув взглядом мужчин, скорчившихся от смеха над своими мисками. – Какая молодая девушка не посчитает это место брачным раем?

Саймон же вспоминал своих родителей, брак которых был устроен их семьями со всей заботой и нежностью военного вторжения. Они не испытывали друг к другу ненависти, его родители. Но после того как его мать произвела на свет требуемое количество наследников, они с отцом жили как добрые знакомые, иногда – даже и под одной крышей.

Он предусмотрительно оставил дом, пока на него еще не стали строить какие-либо определенные планы.

– Осел ты! – бросил Фред Натаниелу. – Женатые мужчины не живут вместе с женами в помещениях для холостяков.

Натаниел закатил глаза.

– Зато ты большой умник.

Саймон, как бы размышляя вслух, проговорил:

– Но если бы я все же женился, то мы могли бы провести медовый месяц у насоса, а потом… – Он умолк, так как раздался громкий смех шахтеров.

Ему нужна свобода, чтобы ездить куда угодно и отвечать только за себя одного. В Лондоне у него было несколько постоянных любовниц – богатых утонченных вдовушек, почти не задававших вопросов и ничего не требовавших. Например, графиня, потерявшая мужа после десяти лет супружеской жизни, но не имевшая ни малейшего желания найти ему замену… Или богатая дама, жившая на то, что осталось после мужа-торговца, умершего на Суматре от лихорадки… И Саймона, и его вдов их отношения вполне устраивали. О чем же еще мог мечтать мужчина?

– Представляю, как женские штучки свисали бы у нас с балок, – хихикнул Эдгар.

– Прямо напротив фланелевых кальсон Натаниела с протертыми на заду дырами, – добавил Фред.

Саймон рассмеялся, хотя почти не прислушивался к дружеской беседе. Что, если бы у него вдруг появилась женщина, принадлежавшая только ему одному? Такая, которой и он принадлежал бы безраздельно…

Саймон не ощутил ужаса при этой мысли. И, черт побери, он знал, что тому было причиной: Джек и Ева.

«Немисис» шантажом заставила Джека помочь им разорить преступного Рокуэлла и дала ему в помощницы Еву, дочь миссионера и бывшую учительницу, ставшую опытной шпионкой.

Джек не был сыном миссионера. Злобный и жестокий, этот парень родился в Бетнал-Грин и зарабатывал на жизнь сначала как боксер, потом – как телохранитель. Следующим его пристанищем стала тюрьма Данмур, но Джек вскоре сбежал оттуда, и вот тут-то люди из «Немисис», вонзив в него свои когти, вынудили его сотрудничать, чтобы уничтожить мерзавца Рокуэлла. В общем, не слишком подходящие условия для романтики. Но все же Ева и Джек безумно влюбились друг в друга. Всего несколько недель назад они поженились без лишнего шума. На свадьбе присутствовали только агенты «Немисис», а Саймон выступал в роли шафера.

Теперь Джек и Ева перебирались в Манчестер, чтобы основать там филиал «Немисис» и открыть школу для обездоленных детей.

Интересно, каково это – иметь то, что было у Евы и Джека? Что, если их брак не потеря свободы, а дружба и совместное стремление к общей цели? Может, именно теперь они стали истинными партнерами – во всех смыслах слова?

Странная боль поселилась в груди – словно порыв ветра проник в едва заметную щель в стене и охватил сердце ледяным холодом.

Саймон покачал головой. Увы, то, чем обладали Джек и Ева, было таким же редким явлением, как водяная лилия в разгар зимы: единственным, неповторимым.

А он, Саймон, вполне доволен своей жизнью и не станет терять время, думая о подобных вещах.

И все же холодная боль продолжала пульсировать между ребрами. Что-то должно согреть его. Но что именно?

– Саймон! – Эдгар помахал рукой перед его лицом. – Последние пять минут мы пытаемся добиться от тебя ответа. Пойдешь с нами в паб?

– Да-да, неплохо бы выпить, – кивнул Саймон.

Глава 3

– Моя битва за свежее масло была обречена, – со вздохом сказала Элис, входя в дом. – Они не сдадутся.

Сара, жена Генри, подняла голову от кастрюли с крапивным супом. Пар клубился у ее лица завитками – такими же изящными, как и ее белокурые локоны.

– Ты сказала им, что оно вот-вот испортится?

– Да. Но говорить с ними – все равно что спорить со стенкой.

Элис повесила передник на крючок и нагнулась, чтобы развязать ботинки, после чего поставила их рядом с ботинками Генри. Сара всегда напоминала, чтобы они снимали рабочую обувь у входа, иначе ей приходилось бы часами выметать въевшуюся в пол грязь.

Но Элис и не возражала. Она с удовольствием сняла тяжелую обувь и вздохнула с облегчением, сунув ноги в изношенные шлепанцы. Затем взяла оловянные тарелки из буфета и поставила их на стол в центре комнаты.

– Они сказали, что свежее масло – это экономически невыгодно. Наглые самодовольные мерзавцы, – добавила она с горечью в голосе.

Сара оглядела куски колбасы, что жарилась в чугунной сковороде, затем сунула нос в керамический кувшин, стоявший на плите.

– Полагаю, придется обойтись жиром от шкварок. Не в первый раз.

Схватив миски с буфета, Элис изобразила улыбку, хотя гнев так и не оставил ее.

– Шкварки или масло – все равно никто в Тревине не готовит лучше тебя, Сара. Генри то и дело отгоняет остальных мужчин от твоих пирожков, верно, братец?

– Да, конечно. Каждый раз за обедом начинаются кулачные бои, – откликнулся Генри.

– Парочка глупых льстецов – вот кто вы оба. – Сара улыбнулась и продолжила помешивать суп. Другая ее рука покоилась на большом животе, где кто-то из следующего поколения Карров ждал своего появления на свет. Доктор сказал: еще два месяца при условии, что все будет хорошо с матерью и ребенком.

Но ни Генри, ни Сара, ни даже Элис – никто не осмеливался высказать вслух свои страхи. Несколько надгробий отмечали крохотные могилки в церковном дворе, и в одной из них лежали двое младенцев: один из братьев Генри и Элис родился мертвым и еще двое не дожили до пяти лет.

Опасное дело – быть беременной женщиной или маленьким ребенком. Особенно опасно – в Тревине. Но люди тут были выносливые, так что выживало больше, чем гибло.

Раскладывая на столе приборы, Элис посматривала на свой плоский живот. Таким он и останется: она не принесет ребенка в этот суровый мир.

Сердце сжалось от грустной мысли. Увы, она никогда не узнает, что значит быть матерью. Но она сделала свой выбор и не пожалеет о нем.

Генри топал наверху, занимаясь чем-то непонятным, но даже легчайшие шаги звучали в этом коттедже подобно поступи гиппопотама. Правда, Элис никогда не видела живого гиппопотама – только на картинках. Но было ясно: вряд ли они порхали по африканской саванне.

Им еще повезло – они заполучили двухэтажный коттедж. А многие семьи жили в одной комнате: отец, мать, дети, иногда – даже и старики с ними. Впрочем, в доме Карров было лишь две крохотных комнатушки, которые соединяла шаткая лестница. Верхняя комната предназначалась для супругов и их будущего ребенка. Внизу же находилась кухня – тут Генри курил трубку, пока Сара вязала, а Элис читала и перечитывала те немногие книги, что оказались в ее распоряжении. Здесь же она и спала. Ее топчан затолкали в угол и закрыли занавеской из выцветшего ситца – жалкое подобие уединения. Но все же это было лучше, чем у многих других, и она не расстраивалась.

Генри спускался по лестнице, и ступени стонали под его ногами. Потом он стремительно пересек кухню и прижался губами к виску жены.

– Лучшая часть моего дня! – объявил он.

– Потому что знаешь, что ужин почти готов, – съязвила Сара.

– Глупенькая! Я бы лег спать с пустым желудком – лишь бы ты была рядом.

Тут Сара и Генри поцеловались, а Элис отвела глаза, ощутив тупую боль в груди. Не так уж приятно сознавать, что тебе нет места в собственной деревне. И даже дома она чувствовала себя чужой. Генри с Сарой едва ли не с детства безумно любили друг друга, и два года супружеской жизни ничего не изменили. Но у Элис не было ничего подобного. Не было того, чье лицо ей не терпелось бы увидеть, того, чей голос заставлял бы сильнее забиться сердце.

И тут, как ни странно, перед ней промелькнуло лицо Саймона. Он ведь флиртовал с ней, не так ли? И разве это не приятно?

Сара объявила, что ужин готов, и стала с помощью Элис наполнять тарелки. Элис же украдкой сделала так, чтобы у Сары получились порции побольше, чем у нее. Потом все склонили головы, чтобы помолиться и поблагодарить Бога за ниспосланную им еду.

Но мысли Элис трудно было бы назвать благочестивыми. Вне всяких сомнений, еда, ниспосланная Каррам, сильно отличалась от той, что была у управляющих рудником. Эти люди жили в большом доме в четверти мили от деревни, и Элис часто видела фургон посыльного, везущего гигантские туши говядины, свежие овощи и даже ящики с изысканными винами. А вот у них, Карров, припасов постоянно не хватало. Интересно, каково это – ложиться в постель с животом, ноющим не от голода, а от сытости? И ситуация только ухудшится, когда у Сары родится ребенок.

Все принялись за еду, причем Элис пыталась сдерживаться – ужасно хотелось опрокинуть тарелку в рот и съесть весь суп одним глотком. И так же медленно она ела колбасу, стараясь обмануть желудок.

– Расскажите, как прошел день, – попросила Сара. – Никогда не думала, что буду скучать без работы, сидя дома.

– Ничего нового. Все как всегда, – ответил Генри.

Сара вздохнула.

– Ты говоришь это каждый вечер. Может, придется пытать тебя, чтобы вытянуть правду? – Она ткнула мужа пальцем в ребра, и тот фыркнул – бедняга ужасно боялся щекотки, но не смел ответить Саре тем же, чтобы не навредить ребенку.

Сжалившись над братом, Элис сказала:

– Они наняли нового механика.

Сара тотчас перестала щекотать мужа.

– Произвели кого-то в механики?

– Нет, наняли пришлого.

– Чужак?.. – удивилась Сара. Она шлепнула Генри по руке. – И ты не собирался рассказать мне? Неужели ничуть не жалеешь бедную беременную жену, прикованную к дому?

Генри пожал плечами:

– А что о нем рассказывать? Его зовут Саймон Шарп, и он будет обслуживать насосы.

Элис уставилась в свою тарелку, старательно отрезала кусочек колбасы и принялась жевать.

– Откуда он? Молодой или старый? Красивый или уродливый?

– Господи, Сара, откуда мне знать? – проворчал Генри. – Он мужчина с двумя ногами, двумя руками и лицом. Что еще сказать?

Сара со вздохом повернулась к Элис.

– Я знаю, дробильщицы обычно не имеют дел с механиками, но, может, ты его видела?

Элис молча смотрела в свою тарелку. Наконец пробормотала:

– Видела. Шла вместе с ним от шахты в деревню.

Сара возвела глаза к потолку.