Скрывая страх, Женевьева поднялась со стула.

— Я бы хотела повидать Шарлотту, — сказала она. — Нужно убедить девочку, что все будет в порядке.

— Конечно. — Начальник тюрьмы не без труда встал и расправил складки жилета на круглом животе. — Я сам провожу вас к ней.


Тонкие полоски света проникали сквозь решетки крошечного окошка холодной камеры.

Шарлотта сидела на деревянной койке спиной к стене, вытянув вперед искалеченную ногу и положив ступню на опрокинутый ночной горшок. На ней были пальто и шляпа, но она все равно куталась сразу в два тонких одеяла, выданные ей сердобольной женой начальника тюрьмы, пытаясь согреться. Конечно, проще было бы ходить взад-вперед, но у нее разболелась нога от холода, сырости и вчерашнего перенапряжения.

Шарлотта не могла вспомнить время, когда нога ей не досаждала, хотя понимала, что не всегда так мучилась. Ведь она не родилась калекой. Впрочем, у нее сохранились лишь смутные воспоминания о том, как случилась эта беда, и слава богу. Очевидно, это одно из преимуществ юности, хотя иногда Шарлотта чувствовала себя гораздо старше своих одиннадцати лет. В детстве год или два кажутся целой жизнью, и хотя это делает любое ожидание почти невыносимым, зато притупляет воспоминания о трагических событиях в прошлом. Жестокие выходки отца иногда еще тревожили ее во сне, но она больше не просыпалась с колотящимся сердцем на промокших от пота и мочи простынях.

— Перестань пялить на меня глаза, маленькая сучка, иначе я вырву у тебя сердце и растопчу его!

Шарлотта с тревогой посмотрела на соседку по камере.

Маргарет Макдаффи была низкорослой крепкой женщиной лет сорока, чье мужеподобное лицо злобно выглядывало из грязного коричневого шарфа. Большой деформированный нос нависал над нижней губой. В один из редких моментов просветления Маргарет поведала Шарлотте, что муж постоянно избивал ее и ломал ей нос бесчисленное множество раз. Это пробудило сочувствие в девочке, хорошо знавшей, что такое находиться во власти пьяницы, умеющего выражать свои мысли только кулаками.

Она пыталась представить себе, как выглядела Маргарет до того, как муж начал истязать ее. Конечно, бедняжка не всегда была злобным полубезумным страшилищем, иначе никто бы на ней не женился. Возможно, что когда-то Маргарет была очень мила, хотя, чтобы допустить такое, требовалась немалая доля воображения. Шарлотта уже отлично понимала, что большинство браков основано вовсе не на романтической любви, которую описывала Аннабелл в своих фантастических рассказах о матери-актрисе и шотландском аристократе, якобы являвшемся ее отцом. По мнению Шарлотты, даже если люди вступают в брак без любви, они все-таки должны хотя бы немного нравиться друг другу. Однако в случае с Маргарет и ее мужем подобное исключалось. Данкан Макдаффи пил и колотил жену почти ежедневно, покуда однажды утром Маргарет решила, что больше не станет терпеть подобное обращение. Она поднялась, когда муж еще спал, вымыла лицо и руки, развела огонь в печи и поставила чайник, потом вернулась в спальню, перерезала супругу горло бритвой, оттащила его в хлев и оставила на корм свиньям. Смыв кровь, Маргарет села за кухонный стол и с удовольствием съела яйцо вкрутую, кусок хлеба с клубничным вареньем, запив все это чашкой крепкого чая. Как она заявила Шарлотте, такой конец был вполне подходящим для человека, который всю жизнь был свиньей. Не пропускать же из-за этого завтрак!

К сожалению, Маргарет не удалось убедить в своей правоте судью и присяжных. Но им все же хватило ума понять, что у нее не все дома, — возможно, потому, что она горько плакала, описывая, как одна из бедных свинок умерла, подавившись большим куском ее супруга. Способность так сострадать животному и при этом не видеть ничего дурного в расправе с мужем, побудила присяжных признать ее безумной. В результате ей сохранили жизнь, но приговорили к тюремному заключению до конца дней. Маргарет провела почти два года в тюрьме Инверэри и, судя по отличному здоровью и аппетиту, могла бы выдержать там куда больший срок, но вскоре ее должны были перевести в пертскую тюрьму, где имелось отделение для душевнобольных преступников.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — прошипела Маргарет, с подозрением глядя на Шарлотту. — Хочешь слопать мою долю, когда придет надзиратель. Ну так я тебе этого не позволю, слышишь? Когда я выйду отсюда, то заведу ферму, поэтому мне нужно всегда быть сытой. Понадобится много сил. Меня ждут мои свинки, — добавила она.

Шарлотта поглубже спряталась в одеяла и опустила голову на грудь, Лучше не обращать на Маргарет внимания, когда она злится и болтает чепуху. Если ей отвечать, то она только рассердится еще больше.

В коридоре послышались шаги и звяканье ключей. Дверь со скрипом открылась, и камеру осветило бледное пламя свечи.

— Женевьева! — воскликнула Шарлотта, едва не споткнувшись в попытке встать.

Женевьева быстро пересекла камеру и обняла дрожащую девочку.

— Шарлотта, дорогая! — Она поцеловала ее в лоб и прижалась щекой к мягким волосам. — С тобой все в порядке?

— Да. — Шарлотта зарылась лицом в теплую накидку Женевьевы, от которой исходил запах, напоминающий сразу душистое мыло и корицу. — Мы можем пойти домой?

Женевьева судорожно глотнула. Ей хотелось ответить: «Конечно, можем» — и немедленно увести Шарлотту из тесной холодной камеры, от этой странной женщины, съежившейся в углу и злобно смотревшей оттуда. Как было бы хорошо пройти с Шарлоттой мимо угрюмого тюремщика Симса, мрачно смотревшего, как она обнимает девочку, мимо толстяка Томпсона, на которого она была сердита, хотя и понимала, что он оказался в безвыходном положении. Женевьева мечтала привести Шарлотту домой, приготовить ей теплую ванну и уложить девочку в постель, вручив ей поднос, нагруженный лакомствами Юнис. Завтра утром девочка отоспалась бы как следует, а потом присоединилась ко всей семье у камина и рассказала бы им о своих тяжких испытаниях. Все обнимали бы ее и говорили, какая она сильная и смелая, если смогла столько вынести.

Вместо этого Женевьева гладила Шарлотту по голове и отчаянно пыталась придумать, что ей сказать.

— Ну, я вас покину, — промолвил Томпсон, ставя свечу на деревянную скамейку. Пригладив бороду, он добавил: — Можете оставаться здесь сколько хотите, мисс Макфейл. Только позовите Симса, когда соберетесь уходить.

Дверь захлопнулась.

— Где мой ужин? — взвизгнула Маргарет, бросаясь к двери, как дикий зверь, и молотя по ней кулаками. — Я хочу мою кашу! Ты не украдешь ее у меня, жадный сукин сын! Я получу свою кашу, даже если мне придется убить тебя, слышишь? Меня ждут мои свинки, Симс, и они займутся тобой, если ты не принесешь мне ужин!

Шарлотта еще глубже зарылась лицом в накидку Женевьевы, словно пытаясь найти убежище в ее тепле.

— Давай сядем здесь, — сказала Женевьева, подводя девочку к деревянной койке и целуя ее в лоб. — Вот так лучше.

— Так лучше, так лучше, — каркнула Маргарет, снова метнувшись в свой угол.

— Значит, я не пойду домой? — Лицо Шарлотты побледнело еще сильнее.

У Женевьевы сжалось сердце.

— Пока еще нет, — ответила она. — Боюсь, тебе придется остаться здесь на несколько дней, но я буду часто навещать тебя, и мы найдем способ ускорить дело. Нужно дождаться следующего заседания шерифского суда. Тогда мы сможем поговорить с шерифом и объяснить ему, что произошло ужасное недоразумение. Когда он поймет, как ты сожалеешь о том, что случилось в магазине мистера Инграма, я смогу забрать тебя домой, и все будет в порядке.

— Я тоже хочу домой, — заныла Маргарет, теребя грязный шарф. — Меня ждут мои свинки.

Шарлотта вздрогнула.

— В прошлый раз шериф Троттер приговорил меня к тюремному заключению и исправительной школе.

— Тогда он считал, что тебе больше некуда идти. — Голос Женевьевы звучал успокаивающе. — Я объясню шерифу, что ты теперь живешь со мной и что за исключением этого злополучного инцидента твое поведение было абсолютно безупречным. Он поймет, что лучше всего отправить тебя домой.

— Отправить домой, отправить домой! — пропела Маргарет, разразившись пугающим смехом.

Женевьева крепче обняла Шарлотту.

— Я также хочу поговорить с мистером Инграмом и убедить его дать благоприятные показания.

— Не думаю, что он захочет сказать обо мне что-то хорошее, — печально промолвила Шарлотта. — Мистер Инграм пришел в ярость, когда Аннабелл надела картину ему на голову. Грейс и я накинули на него скатерть, чтобы не дать ему схватить Аннабелл, и тогда он совсем рассвирепел.

— Если у него будет время успокоиться и обдумать ситуацию, он может взглянуть на нее по-другому, — сказала Женевьева, хотя считала такую возможность весьма маловероятной. — Не волнуйся. Постарайся поесть и думай о том, что через несколько дней все будет кончено. Завтра я принесу тебе книги и чего-нибудь повкуснее, и мы с тобой хорошо проведем время.

В глазах Шарлотты мелькнула тревога.

— А сейчас ты уйдешь?

— Нет. — Женевьева ободряюще прижала к себе девочку. — Я пробуду здесь сколько ты захочешь.

Шарлотта немного расслабилась.

— Дома все в порядке?

— В полном порядке. Конечно, все очень разволновались, узнав, что произошло с тобой. Твои братья и сестры ворвались в холл, как стадо бешеных слонов, разбрасывая грязь и снег по полу, который Дорин только что вымыла.

На лице девочки появилось подобие улыбки.

— Должно быть, это огорчило Дорин.

— Думаю, ее куда больше огорчило то, что тебя арестовали, чем грязь на полу. Бедный Джек был особенно потрясен. Он хотел бежать сюда, чтобы его арестовали вместо тебя. Оливеру едва не пришлось связать его, чтобы удержать.

— Ты не должна позволять ему это, Женевьева, — взмолилась Шарлотта. — Я знаю, Джек думает, что сможет выдержать тюрьму лучше, чем я, но он наверняка разозлит надзирателя или начальника, и его будут бить. Меня они не тронут, потому что я девочка.

Женевьева с удивлением смотрела на Шарлотту. Когда же между ней и Джеком успела возникнуть симпатия, побуждающая обоих к такой самоотверженности, и почему она этого не заметила? Шарлотта была робкой девочкой, побаивающейся новых людей, а Джек — озлобленным, ершистым парнем, который, казалось, решил ни к чему не привязываться, чтобы не ущемлять свою независимость. И тем не менее каждый из них был готов пожертвовать собой ради другого.

— Не волнуйся, я сумею его удержать, — заверила девочку Женевьева. — Я объяснила Джеку, как ему повезло, что констебль Драммонд не арестовал и его тоже и мне не пришлось беспокоиться о вас обоих.

— Я очень сожалею о том, что натворила, Женевьева. Но Саймон подслушал, что банк собирается отобрать наш дом и отослать нас в разные места, а мы этого не хотели. Мы думали, что, если раздобудем денег, чтобы заплатить банку, тебе удастся все устроить и мы останемся дома все вместе.

— Шарлотта, милая, предоставьте это мне. Я найду способ расплатиться с банком, поэтому ни тебя, ни твоих братьев и сестер не заберут от меня. Понятно? И как вам только это в голову пришло. Шарлотта вздохнула.

— Ну, все, все… А теперь я хочу, чтобы ты легла и постаралась заснуть.

Женевьева помогла Шарлотте устроиться на койке и укрыла ее. Потом она снова села, положила голову девочки себе на колени и начала тихо напевать, поглаживая ее по щеке.

— Спой мне тоже, — попросила Маргарет, наблюдая за ней из своего угла.

— Если хочешь, чтобы я тебе спела, ложись на свою койку и обещай не кричать и не пугать Шарлотту, — отозвалась Женевьева.

Маргарет послушно улеглась и закрыла глаза.

— Спой, спой, спой, — бубнила она.

Женевьева запела опять и не умолкала, пока свеча не выгорела полностью. Шарлотта и Маргарет наконец обрели недолгое убежище от страданий, погрузившись в сон.


Хейдон метался в гостиной, как зверь в клетке.

«Не следовало позволять Женевьеве идти в тюрьму одной», — думал он. Конечно, появляться там было для него страшным риском, но что значит угроза быть разоблаченным и брошенным в камеру по сравнению с теперешним мучительным ожиданием! Женевьева ушла давным-давно, уже стемнело. Хейдон с трудом сдерживался, чтобы не кинуться очертя голову на поиски. Должно быть, этот ублюдок Драммонд отказался освободить девочку. Хейдон представил себе ужас, охвативший Женевьеву, когда она поняла, что не сможет забрать Шарлотту из этого ужасного места. Возможно, она решила остаться, чтобы успокоить бедняжку. Может быть, даже и на всю ночь. Это было бы в духе Женевьевы Макфейл. Она не способна покинуть ребенка, которому грозит опасность. Решимость Женевьевы помогать другим восхищала Хейдона.

Как хороша была бы сейчас его жизнь, если бы он вел себя гак же, когда решалась судьба Эммалайн!

Хейдон выругался и допил остатки виски. Слава богу, Оливер держал в своей комнате бутылку «для медицинских целей». Видя, как Хейдон меряет шагами гостиную, старик предложил ему немного выпить, чтобы успокоиться. Хейдон осушил уже больше половины бутылки, но это не принесло успокоения. Желание что-то сделать жгло его, как огонь. Если Женевьева решила переночевать в тюрьме, ей следовало бы сообщить ему об этом. Как можно не волноваться?! Шарлотта в тюрьме. А вдруг Женевьева в отчаянии бродит по улицам Инверэри одна в темноте? В такое время город кишит разными подонками. Что, если на нее напали или похитили по дороге домой?