– Да я что-то как-то… Голова кругом идет. Соскучилась по тебе, деточка моя.

– А по мне? – тоже шутливо насупился Сандрик.

– И по тебе, мальчишка… – Елена Игоревна потрепала сына по волосам. – Ах, как же я счастлива. Никогда еще не была так счастлива.

– Мама…

– Да что – мама! – с досадой воскликнула Елена Игоревна. – Раньше надо было!

Она недоговорила, но всем понятно стало – раньше надо было бросить Лару. Раньше надо было уходить к ней, к Оленьке.

– Когда – раньше? Раньше Оля еще под стол пешком ходила… – отшутился Сандрик. – Меня посадили бы за совращение малолетних.

– Саша! Вот язык-то без костей… – возмутилась Елена Игоревна, и обратилась к Оленьке: – Он у меня иногда такое может ляпнуть…

– Пойду полежу… Вы сидите, сидите… Я тут, – Оленька, переваливаясь, подошла к дивану, легла.

– Скоро уж? – благоговейным шепотом спросила Елена Игоревна.

– Недели через две-три, – ответила Оленька. – Так Римма говорит, моя акушерка.

– Не хочет в роддом ехать, – пожаловался матери Сандрик. – Дома собралась рожать.

– Ой, риск-то какой… – испугалась та.

– Какой риск! – недовольно возразила Оленька. – Риск в больнице рожать. А здесь, дома, никто моего ребенка не уронит на пол, не покалечит, никто его тут инвалидом не сделает. Никакой инфекцией не заразит. Я сильная, здоровая… Вы вспомните, Елена Игоревна, раньше женщины в поле, на меже рожали – и ничего!

– Ну да, ну да…

– И никто нас с малюткой моей не разлучит, никто-никто! – громко произнесла Оленька, обращаясь к своему животу. – Малютка родится – и к мамочке на ручки! Я его сразу к груди приложу. Это так важно! И вообще, роды – это же праздник… А Сандрик пуповину перережет.

– Так и в роддоме такое тоже можно устроить… – неуверенно произнесла Елена Игоревна и повернулась к сыну: – Саша, да как же ты согласился-то, а? Роды на дому, это ж надо…

– Елена Игоревна, беременность – это не диагноз, а роды – не болезнь! – возразила Оленька.

– А если какие осложнения? – не унималась Елена Игоревна.

– Да какие еще осложнения… Я абсолютно здорова! Моя акушерка за сложные случаи не берется, она разумная женщина… – нетерпеливо возразила Оленька и привела еще один аргумент: – В Голландии, например, почти все дома рожают!

– Так это ж в Голландии! А тут «Скорую» три часа ждать, пока она по пробкам доедет…

Оленька внезапно почувствовала приступ холодной ярости. Она не терпела, когда с ней спорили, когда ее принуждали к чему-либо…

Она метнула на Сандрика испепеляющий, бешеный взгляд («Сделай же что-нибудь!») и отвернулась молча.

– Мама, мы потом это обсудим. Впереди еще куча времени, может, и передумаем. Давай ты не будешь заранее переживать, ладно? – успокаивающе произнес Сандрик.

Елена Игоревна еще немного покудахтала, потом отвлеклась, заговорила о своих племянниках. «Старая дура, – мрачно подумала Оленька. – Сует свой нос куда не надо…»

До этого момента Оленька относилась к будущей свекрови доброжелательно, снисходительно, почти нежно… Добрая женщина, любит ее, как родную дочь! В перспективе Оленька даже была готова жить с ней. Помощь-то с ребенком всегда нужна… Елену Игоревну можно было забрать с собой из Москвы. Но только сейчас Оленька поняла, что никогда этого не сделает. Елена Игоревна – чужая.

Вечером Сандрик отвез свою мать домой. Когда вернулся, Оленька сказала:

– Послушай, что-то мне нехорошо…

– Началось? – В глазах любимого появилась тревога. – Я сейчас «Скорую» вызову, врача…

– Какого врача! – перебила Оленька холодно, непреклонно. – Я в больницу не поеду. Дай телефон, я Римме позвоню. Она говорила, что может раньше начаться. И хватит меня накручивать! У меня, может, из-за твоей матери схватки раньше начались!

* * *

…Около одиннадцати у Оленьки, кажется, отошли воды. «Кажется» – потому что как-то мало было этих вод, как показалось Александру. Впрочем, специалистом в области акушерства он не являлся… К счастью, около двенадцати ночи подъехала Римма, осмотрела Оленьку и сказала, что все идет как надо.

– Дорогие мои, радуйтесь, улыбайтесь… Это самые счастливые дни в вашей жизни! – своим певучим, выразительным голосом произнесла Римма. – Ребенок появится на свет еще не скоро, первые роды иногда двое суток длятся… Шейка еще не раскрылась даже. Приеду завтра утром.

– Все в порядке? Римма, ты уверена, что все в порядке? – провожая акушерку, настойчиво спросил Александр, который от волнения не слышал собственного голоса.

– Все просто отлично, Саша! – улыбнулась Римма. – И почему мужчины так волнуются… Вон Оля – и то так не переживает, как ты!

– Может, ты останешься?

– А смысл, Саша? Схватки только начались, и очень слабые… Часов десять-двенадцать еще будут длиться. А то и больше. Но если ты мне не доверяешь, отвези жену в больницу. Там ей сделают прокол, напичкают всякой химией, стимулируют роды и к утру выдавят ребеночка. Если ты куда торопишься – давай, вперед. А естественные роды, особенно первые, – это долго, долго…

Обо всем этом Римма не раз говорила на лекциях в «Люлечке». Да и женщины в школе материнства, которую посещали Александр с Оленькой, признавались, что первые роды могли затянуться на несколько дней и ничего в том страшного не было. Наоборот – так и надо.

Александр отпустил акушерку. Ночь прошла относительно спокойно, Оленька никакой боли не чувствовала, схватки не усилились. Александр даже сумел поспать несколько часов.

Утром, как и обещала, приехала Римма, снова осмотрела Оленьку. Сказала, что придется еще подождать.

Посоветовала Оленьке принять теплую ванну, чтобы расслабиться.

После ванны схватки у Оленьки почти прекратились, но Римма сказала, что это нормально. Не доверять ей Александр не мог – он знал, что Римма была дипломированным специалистом, училась в медицинском институте. Римма уехала, к вечеру вернулась снова. Схватки опять усилились, Оленька почувствовала небольшую боль, хотя оставалась бодра и полна оптимизма. Римма вколола роженице какое-то лекарство, как сказала – обезболивающее.

Вторая ночь тоже прошла спокойно.

На третий день приехал муж Риммы, он ей помогал.

Вечером Римма с мужем уехали, приняли роды у какой-то женщины (не первородящей, потому посещение ее не затянулось), вернулись счастливые, полные радости.

Наверное, для Риммы это был своего рода наркотик – наблюдать за тем, как появляется на свет новая жизнь. Купаться в волнах счастья, любви, наблюдая за родителями… Одни, чтобы получить дозу адреналина, прыгают с парашютом, другие – принимают у людей роды. Что ж, не самый плохой вариант…

Этой ночью Оленька опять не родила. Под руководством Риммы Александр таскал жену то в ванную, то обратно на кровать… Оленька смеялась, шутливо корила малыша, что тот не торопится появляться на свет.

– А почему не торопится, знаете? – певучим голосом выговаривала Римма. – Потому что чувствует, что его не ждут… Родители! Больше позитива.

Эта ночь тоже прошла спокойно, Римма и ее муж никуда не уезжали, они сказали, что роды могут начаться в любой момент. Измученного бессонницей и волнением Александра отправили спать.

Александр уснул в соседней комнате, на диване. Сквозь сон слышал, как переговаривались Римма с мужем. В их разговоре проскользнуло одно слово, больше похожее на заклинание, – странное, незнакомое слово… какой-то медицинский термин, что ли?

На следующее утро Александр вновь понес Оленьку в ванную. И вот именно тогда он почувствовал что-то не то. Запах. Какой странный запах… Он положил Оленьку в теплую воду – струйка зеленоватой, темно-коричневой жидкости вышла из нее.

– Ты как себя чувствуешь, Оля? – дрогнувшим голосом спросил он.

– Я? Так, ничего… – вяло ответила та. – Устала. Скорее бы…

– Я вызову «Скорую».

– Только попробуй… Я никуда не поеду, – огрызнулась Оленька. – Римма сказала – вот-вот…

«Бред какой-то…» – с ожесточением подумал Александр.

Вышел из ванной – поговорить с Риммой.

– Послушай, что-то не то. Мне это не нравится, – раздраженно, мрачно, произнес он, обратившись к акушерке. – Я вызываю врачей.

– Через полчасика вызывай кого хочешь, ладно? – устало улыбнулась Римма. – Мне кажется, она родит вот-вот сама… Иди к ней! Мы с Егором сейчас к вам подойдем.

Римма тоже неважно выглядела. Утомленная, потускневшая, нерадостная.

– Оля, ты как? – Александр вернулся в ванную.

– Да хорошо я, хорошо… Где Римма?

Хлопнула входная дверь. «Что за ерунда? – разозлился Александр. – Егор, что ли, ушел?»

В этот момент зазвонил телефон.

– Оля, я на секунду… – Александр метнулся в коридор, где стоял стационарный телефон. – Алло!

– Саша, ты не передумал? – В трубке был голос Риммы.

– Черт, вы где?

– Мы внизу с Егором. Послушай меня, Саша… Не надо вызывать «Скорую». Мы его унесем. Закопаем. Никто не узнает. Охота тебе начинать разбирательство… Ты все равно ничего не докажешь. А так все более-менее тихо, спокойно. Еще родите. Вторые роды всегда легче…

Александр почувствовал, что волосы на его голове шевелятся. Кого «его» они собрались закапывать?

– Саша, что ты молчишь? – недовольно спросила Римма. – Ты согласен? Если да, то мы с Егором вернемся. Мы вытащим ребенка за пять минут. Если нет… – Римма вздохнула. – Если нет, то… тебя ждут семь кругов ада. Врачи, милиция, экспертизы… И ты ничего не докажешь – это раз. И ты ничего не сделаешь с нами – это два. Я многодетная мать, между прочим. И я стольким женщинам уже помогла… У меня есть защитники! Подумаешь, одни неудачные роды – на сто удачных! Да в больницах статистика еще хуже… Вам просто не повезло. Ты понимаешь? Вам с Олей просто не повезло. И никто, никто бы вам не помог, не обольщайся… Если кто-то из родителей не хотел, чтобы ребенок родился, то он и не родится. Ты – не хотел, – надломленным голосом закончила Римма.

– Римма, я тебя убью… – с трудом выговорил Александр.

– Егор, поехали, – услышал в трубке он голос Риммы, обращающейся к мужу. – Он не хочет, чтобы мы возвращались.

Звук заводимого мотора, короткие гудки.

Александр, не кладя трубки, набрал номер «Скорой». Он все еще не верил. Не хотел верить в то, что его ребенка не будет.

…Александр вернулся в ванную, вытащил из теплой воды задремавшую Оленьку, перенес на кровать.

– Где Римма? – капризным, усталым голосом спросила жена.

Александр не ответил. Встал перед кроватью на колени, прижался лбом к Оленькиному животу. «Я здесь. Я с тобой! – мысленно произнес он. – Я тебя люблю…» Но ответа – не почувствовал. Ребенок – там, в животе – не шевелился.

– Сандрик!

– Оля, молчи. Римма сбежала. Вместе с Егором. Я вызвал «Скорую».

– Сандрик! – раздраженно закричала Оленька. – Зачем? Кто тебя просил? Идиот… Ты выгнал Римму? О, идиот… – простонала она. – Ты все испортил, ты все нарушил!

Далее, как и предсказывала Римма, начались семь кругов ада. Прибыли врачи, пришли в ужас. Сердцебиение ребенка не прослушивалось. Одна из фельдшериц не сдержалась, накричала на Александра… Оленька сыпала на всех проклятиями, никуда ехать не хотела.

Больница, приемный покой. И опять это слово, на этот раз, из уст врачей… Мацерация.

Оленьку увезли в операционную.

Через часа полтора-два к Александру в приемный покой вышел хирург и сказал, что операция прошла успешно. Мать жива, прогноз благоприятный. «А ребенок?» – шепотом спросил Александр.

Хирург ответил, что плод уже несколько дней как погиб и причину гибели установить трудно, поскольку произошла мацерация. То есть размягчение тканей плода водой… Разложение. Вот отчего был тот ужасный запах… Но из-за чего погиб сам плод? Можно только строить предположения. Тут из врача снова посыпались термины – эклампсия, предэклампсия, асфиксия и многое другое. Окончательно все установит экспертиза.

С Александра постепенно сходило наваждение, навеянное Риммой. Она словно заговорила их с Оленькой – своим певучим голосом, правильными, красивыми словами… подчинила себе. Превратила в зомби.

– Кто это был? Мальчик, девочка? – с усилием спросил Александр.

– Мальчик. Возможно, если бы вы сразу обратились к специалистам, ребенка удалось бы спасти… Но, милый мой, врачам же веры нет! – язвительно заключил хирург. – Слава богу, хоть мать выживет. У нее уже сепсис начинался, теперь антибиотиками лечить ее будем!

Александр сидел в больнице до ночи. В послеоперационную пускать не хотели. Потом, когда ему сказали, что ухудшений у Оленьки нет, вернулся домой. Не к Оленьке вернулся, нет – к себе…

Римма знала, что с ребенком что-то не так. С самого начала знала. Мацерация. Внутри Оленьки несколько дней лежал мертвый ребенок. Они с Егором говорили об этой чертовой мацерации. Акушерка – знала! И на что она надеялась, эта Римма… Может, и вправду, другие родители, которым «не повезло», соглашались на тайное захоронение?