Татьяна Тронина - Чужая женщина

– В аквапарк? Не знаю… Наверное, можно сходить, – нерешительно согласилась Лара. «Это же тогда придется купальник надеть! Саша увидит меня… почти голой!» – эта мысль ужасно ее смутила.

– Ты против? – расстроилась Люба, истолковав ее нерешительность по-своему. – Хотя понимаю… Вы втроем хотите, всей семьей, а тут я лезу со своими оболтусами! Но, понимаешь, Стасик у меня такой проблемный… А Саша… Он же пример для него!

– Люб, ты чего! – возмутилась, рассердилась Лара. – Я – против? Против вас?! Ой, глупая… да я, наоборот, рада, что Ваня не один, с друзьями – Натусей и Стасиком!

И Лара обняла Любу.

Та всхлипнула и тоже порывисто обняла Лару.

В следующие выходные все отправились в аквапарк.

Ваня был в восторге, остальные тоже… А Лара чувствовала себя как-то странно, всей кожей ощущая неестественность происходящего. Слишком хорошо.

И Саша почти не смотрел, не подходил к ней.

…Вечером того же дня.

Ваня от усталости уснул в машине. Саша взял мальчика на руки, отнес его в дом.

– Ваня, миленький, надо раздеться, умыться… – Лара все-таки растормошила мальчика, запихнула его в душ, заставила почистить зубы. Вытерла полотенцем, натянула на него пижаму, повела в комнату.

– Ложись… Спи, мой зайчик. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Лара, – сонным голосом ответил мальчик и улыбнулся, не открывая глаз.

– Как тебе понравился сегодняшний день?

– Очень… – пробормотал Ваня. – Очень-очень! Так все здоровско было! И папа такой хороший у меня, и мама такая хорошая… – едва слышно закончил он фразу и окончательно уснул, засопев носом.

Лара некоторое время сидела рядом с ним, ошеломленная, потрясенная до глубины души. Папа и мама. Значит, Ваня считал их с Сашей родными…

Это хорошо. И это плохо. Странно, страшно!

Лара решительно сорвалась с места, направилась к Саше. Постучалась в его дверь:

– Можно?

Саша в это время сидел за ноутбуком.

– Да, конечно… Что, Лара?

– Послушай… послушай, так нельзя… Что ты задумал? Что ты собираешься делать? – Лара села в кресло напротив.

– Я? – изумленно спросил тот. – Я ничего не собираюсь делать.

– Ты хочешь уйти? Так уходи скорей. У тебя кто-то есть? Я не против… – задыхаясь от волнения, начала Лара. – Ты свободный человек, ты волен делать все что хочешь, я тебя не осуждаю… Но, пожалуйста, не тяни. Давай поговорим откровенно?

– Давай, – он закрыл крышку от ноутбука и внимательно, спокойно посмотрел Ларе в глаза. – Что ты хочешь знать?

– Как ты собираешься жить дальше? – стремительно спросила она.

– Точно так же.

– Но ты не можешь жить один!

– Я не один. Я с вами. И мне никто не нужен.

– Но ты не можешь… – сердито, зло сказала она.

– Я не могу без вас, я могу только с вами! – тоже зло перебил он.

– Вот так, как сейчас? – усмехнулась она.

– Да! – рявкнул он. – И у меня нет никого… Я не знаю, что ты там вообразила! Я умер для мира, понимаешь?!

– Как это – умер?.. – отшатнулась она.

– Так. Только вы. И все.

– А… Ты же меня не любишь! – вдруг вырвалось у Лары. Тема любви вообще в их «семье» никак не поднималась за последние полгода.

– Я? Я тебя очень люблю… – со смешком ответил Саша и нетерпеливым движением отбросил назад полуседую прядь волос, упавшую ему на лоб. – Это ты меня не любишь.

– Я?.. – пробормотала Лара.

– Господи, Лара… Как это я тебя не люблю, когда я смотреть на тебя сегодня боялся! Ты же такая красивая… Я с ума боялся сойти. Это был самый тяжелый день в моей жизни! – с раздражением произнес он.

Лара не знала, что ответить ему. Тогда она закрыла лицо руками и заплакала, хотя прекрасно помнила о том, как Саша ненавидел ее слезы.

– О боже… Она плачет! – с досадой произнес тот и вышел из-за стола. – Сказать нечего – так она плачет… Вполне в ее духе!

Саша подошел к ней, встал на колени, отнял ее руки от лица. Лара замерла, ожидая, что же произойдет в следующее мгновение. Она хотела, чтобы он ее обнял. И чтобы все было как раньше… Нет, даже не как раньше, а в сто раз лучше. Если он не обнимет ее, то она сама умрет. Вот прямо сейчас, на этом самом месте!

Лара, не открывая глаз, затихла, почти не дышала.

Она ждала – что будет.

И он обнял ее.

Прикосновения его рук… Его губы.

Вот чего ей не хватало.

Вот без чего она не могла жить. Вот что было смыслом всего. Единственной истиной.

И Лара вздохнула с облегчением, улыбнулась – блаженно и счастливо, отвечая на его поцелуи.

* * *

Оленька наконец исполнила свою мечту. Она уехала из Москвы, в деревню в Тверской области.

Это были глухие, заброшенные места, далекие от основных трасс, почти заповедные, чистые, где цивилизация еще не успела все разрушить и испоганить.

Они собрались вместе – несколько единомышленников, которые тоже устали от грязи больших городов, от подлости людской. Нет, они не сектанты были – просто те, кто решил вернуться назад, к природе.

Поселились в давно заброшенной деревне, отремонтировали дома, наладили быт.

Вода из родника, еда с огорода и из леса. Тепло из печи. Никакого электричества, газа. Только дрова. Никакой химии – стиральных порошков и прочих ядовитых жидкостей и субстанций! Мылись золой, ополаскивали волосы отваром из трав, стирали белье в проруби, как в старину.

Чистая природа, чистые мысли.

Тяжело? Да, тяжело в три погибели полоть огород и в ведрах воду таскать, но сколь легче дышать, есть, спать, не чувствуя, как организм пропитывается ядом цивилизации.

Первое время Оленька была безумно счастлива – она среди единомышленников, среди своих. Ни одного чужого. Чужак бы просто не выдержал таких условий!

Оленька нашла друга. Его звали Гришей.

Простой, добрый, интеллигентный мужчина, лет на десять старше Оленьки. Много страдал – его выгнала из дома жена, лишив и квартиры, и имущества, запретила видеться с детьми. Гриша с женой судиться не стал, в бомжи не пошел, занялся тем, о чем мечтал всю жизнь, оказывается – натуральным хозяйством.

Осень, зима, большая часть весны прошли в хлопотах и в счастье. Оленька с Гришей – всегда вместе, всегда неразлучные.

Но когда ночи стали теплыми, Гриша вдруг стал пропадать. Он говорил Оленьке, что гуляет по ночам, что природа манит его к себе – он дышит полной грудью, он глядит в звездное небо, он, точно зверь, бежит по лесной траве и чувствует, как через ступни вбирает в себя силу матушки-земли…

Оленька ему верила и отпускала в ночь с легким сердцем – пока однажды, ранним утром, не застукала Гришу с одной из поселенок.

Она порвала с ним моментально. Не стала мстить, как раньше мстила своим врагам, не стала выяснять отношения… Поняла, что бесполезно. Горбатого могила исправит. Просто выгнала из дома, и все.

Предатель…

Никому нельзя верить, все – предатели. Именно тогда Оленька поняла, что выжить и не сойти с ума можно только одной.

У нее возникла новая мечта – уйти от поселенцев, от людей вообще, забраться в такие глухие места, где никто ее не найдет, где никого не будет – кроме нее одной…

Только тогда никто не сможет причинить ей боль, только тогда она сможет стать счастливой наконец.

…В начале сентября, когда природа жалует еще летним, ласковым теплом, а листва на деревьях только-только начинает расцвечиваться осенними яркими красками, у ограды одного из московских лесопарков остановилось вместительное авто семейного типа.

Первым из машины вышел мужчина – среднего роста, подтянутый, с русыми, но уже начинающими седеть волосами и с молодым еще, открытым, живым лицом. Он помог выбраться хрупкой женщине с длинными черными волосами.

Задняя дверь авто распахнулась, и на асфальт спрыгнул мальчик со светлыми растрепанными волосами, с рюкзаком за спиной, неуклюжий и тощий – как раз в том возрасте, когда дети начинают «пускаться в рост» – лет десяти-одиннадцати… Мальчик сразу же поскакал к воротам.

Женщина отбросила назад волосы, придирчиво оглядела себя, смахнула какую-то соринку с джинсов; мужчина открыл вместительный багажник и наполовину скрылся в нем.

– Вань! – беспокойно позвала женщина. – Ты куда… Нас подожди!

Мальчик остановился, оглянулся.

– Ма-ам! Анну Александровну забыли! – звонко крикнул он.

– Ну да, забудешь ее! – засмеялась женщина.

В этот момент мужчина вынырнул из багажника с раскладной коляской, быстро сложил ее и полез уже в салон – за переносной сумкой-колыбелью, в которой спал младенец женского пола, с такой же русой, как у него (только без седины), прядью волос, выбившейся на лоб. Мужчина установил колыбель на коляске, нажал на брелок, включив сигнализацию в машине, и троица вместе с коляской направилась к воротам.

…Они прошли по длинной аллее к пруду, на берегу которого располагалось летнее кафе, наполовину заполненное людьми, и заняли один из столиков, самый крайний – где было не так шумно, ближе к воде.

Заказали мороженое и кофе, мальчику – еще и сок.

Пока ждали заказ, к их столику подошел уличный художник, предложил нарисовать семейный портрет.

Мужчина тоже вежливо, но не без веселости, отказался, указав на мальчика с рюкзаком:

– У нас свой живописец есть!

Художник откланялся и уже вскоре, установив переносной мольберт, прилежно рисовал портрет какой-то девицы на другом конце кафе.

Мальчик же, словно услышав прямой призыв к действию, достал из рюкзака блокнот и карандаш и принялся быстрыми, легкими движениями делать набросок на бумаге.

– Мам, пап, как? – повернул он к ним блокнот.

На белом листе были одни штрихи – на первый взгляд нанесенные небрежно и бессмысленно, на второй – сквозь хаос линий чудесным образом вдруг проявлялась картинка. Женщина (только профиль, пряди волос, мягкий абрис губ), мужчина (поворот головы, твердая линия плеч), чуть дальше – контур коляски, крошечный нос, ресницы, еще дальше – озеро, рябь на воде, ветви деревьев, полет листьев… Юный художник и себя умудрился запечатлеть – на переднем плане были изображены его руки с карандашом. Словом, получился настоящий семейный портрет.

– Красота!.. – ахнула женщина и обняла мальчика, звонко его поцеловала.

– Отлично, – сказал мужчина. – Вот эту линию не такой четкой надо было делать… Да, правильно, растушуй.

Принесли мороженое и кофе.

Мальчик в один миг съел свое мороженое и убежал к пруду – там кто-то запускал на воде радиоуправляемый катер. Как не поглазеть…

– Лара, смотри… – Мужчина подвинул к своей спутнице рисунок мальчика. – Это правда очень хорошо. Не в том смысле, что он владеет техникой… Еще не владеет, нет. Но он видит только главное. Ничего лишнего. Ни-че-го! И ракурс потрясающий выбран…

– Ты тоже хорошо рисуешь! – возразила женщина.

– Не-ет… – усмехнувшись, покачал головой мужчина. – Формально – да, я владею техникой, я знаю, как правильно изобразить предмет, где тень, а где что… Но художник должен уметь видеть! У меня же вот этого никогда не было, а у Вани – есть. Понимаешь?

– Не очень!.. – безмятежно улыбнулась женщина и с нежностью потерлась щекой о плечо мужчины.

– Слава богу, что я не пошел в художники, – убежденно продолжил мужчина. – Ходил бы сейчас с мольбертом, как вон тот товарищ… – он кивнул в сторону уличного художника. – А Ваня – он талант, он мир завоевать может!

– Может… – кивнула женщина, улыбаясь все так же безмятежно и рассеянно. – Вы такие молодцы оба…

– Лара, да ты меня не слушаешь совсем!

Некоторое время мужчина и женщина сидели молча, глядя друг на друга – словно переговариваясь о чем-то, неслышно для других.

Потом женщина вдруг улыбнулась, вспыхнула и спрятала лицо в ладонях. Мужчина притянул ее к себе, поцеловал в висок.

В этот момент подул ветер, и младенец в коляске заерзал, открыл глаза.

– Саш, она проснулась! – поразилась женщина, точно чуду – пробуждению ребенка. – Ты мое солнышко… ты моя девочка…

– Анна Александровна! Привет! – помахал рукой мужчина.

Анна Александровна же, покоясь в облаке розовых, кружевных пеленок, с удивлением и философской отрешенностью в чистых, прозрачных, синевато-серых, как у всех младенцев, глазах, наблюдала за полетом листьев…

Это была ее первая осень на этой земле.