— Но почему ты это терпела!!! — воскликнула я. Представить, как кто-то бьет эту хрупкую, красивую женщину, что сидела передо мной, я не смогла бы даже в страшном сне.

— Потому, что любила. И все прощала. А еще потому, что устала биться в этой жизни одна. Одиночество, Танька, самая разрушающая сила на свете. Выгорает душа, стираются чувства. А тут, по принципу, плохонький, да свой! — горько объясняла Регина.

Так они прожили три года. Но всему приходит конец. Даже такой всепрощающей любви, какой обладала Регина. Началось все с того, что в милом удобном детсаде от Конторы пятидневку отменили за отсутствием финансирования. И теперь каждый вечер Василий лицезрел дочь Пельменова. Хватило его на месяц. И однажды Василий поставил Регине условие: либо она отдает дочь в интернат, либо он уходит.

Регина молча выслушала его, встала, собрала его нехитрые пожитки и выставила вон.

— И я опять осталась одна. И знаешь, когда он свалил, у меня вдруг с глаз шоры упали. Какого черта я столько мучилась?

Но все же переживала она долго и сильно. Ох уж эти русские бабы! Если любят, то всю душу вывернут себе! Но не успела Регина немного прийти в себя, как новые несчастья постигли ее.

Один за другим в течение двух летних месяцев, умирают дед Регины, любимая тетка и крестная. Мать разбил инсульт, а казавшийся железным отец свалился с инфарктом.

— Я не представляю, как я пережила это лето, — Регина отхлебнула остывший чай. — Мы с сестрой по очереди мотались в больницу, хоронили своих родственников, а еще надо было работать. Лекарства, уход… — Регина махнула рукой.

— А как же школа для Кати? — вспомнила я. К тому моменту Катюшке уже стукнуло семь лет, как я быстренько подсчитала.

— А-а-а, тут тоже такая история. Вполне в духе моей кучерявой жизни, — усмехнулась Регина.

Пятидневный сад Контора прикрыла, а школа пока продолжала действовать. Родители отправляли детей в Серебряный бор, где располагалась эта лесная школа на пять дней, а вечером в пятницу к мэрии приходил автобус со школьниками, прибывшими на выходные к родителям. Удобно и для работников Госдумы бесплатно. Регина, конечно же, определила дочку в эту школу.

— Но все хорошее почему-то заканчивается на мне, — улыбнулась Регина. — В начале декабря нам объявили, что и школу прикрывают. Представляешь?! У меня рабочий день начинается в половине девятого, живу от Пушкинской в часе езды, так что никак не успеваю отводить дочь в ближайшую школу. Да и квартиры меняю раз в год.

После получения информации о закрытии лесной школы, Регина бурно разрыдалась прямо в приемной начальника управления, который являлся ее непосредственным боссом.

Вистарев Валентин Владимирович, интеллигентный, породистый мужик сорока пяти лет, очень живо принимал участие в жизни своей подчиненной. Он подписывал письма о предоставлении ей материальной помощи на похороны родственников, выбивал транспорт, давал ей внеочередные отгулы и непосредственно участвовал в решении проблемы перевода мамы в Кремлевскую больницу.

Сотрудницы Регины шептали ей на ухо, что это все неспроста, но Регина только отмахивалась.

— Хватит, девки, слухи распускать. Он просто отличный мужик. У нас чисто деловые отношения.

Она только-только отошла от истории с Василием, поэтому на мужчин внимания не обращала. Хватит, как-то сказала себе Регина, нет веры этим существам! А Генерал (так его называли в отделе, за то, что по слухам попал на эту должность после службы в ФСБ) помогает всем своим сотрудникам.

Так вот, выйдя из своего кабинета, Генерал увидел рыдающую Регину и тут же спросил, что на этот раз случилось с его лучшей сотрудницей. Регина взяла себя в руки и поведала о своих неприятностях. Генерал слушал, не перебивая, а потом сказал:

— Значит, Вам, Регина, следует искать школу для дочки здесь, в центре. Вы будете успевать отвести Катю к восьми часам на учебу, и еще останется тридцать минут, чтобы прибыть на службу.

Все гениальное — просто! Регина не могла понять, почему такая простая мысль не пришла ей в голову. Или это подвластно лишь мужскому аналитическому уму? Или только уму ее начальника? Пока Регина обдумывала это, она не заметила, что Валентин Владимирович все так же стоит около ее стола. Она вскинула глаза и оторопела. Генерал смотрел на нее, не отрывая глаз, будто хотел вложить в этот взгляд все, что не мог озвучить по причине своего положения в Конторе и принципам глубоко женатого мужчины. Мгновение, и все исчезло, ибо в приемную влетела Мария Цветочная, одна из помощников депутата Баталова.

— Она-то меня и свела с нашей директрисой, — закончила Регина.

— Ну, а дальше? — Я была заинтригована.

— А дальше, Танька, пойдем спать, — устало проговорила Регина. — Уже три ночи, а нам завтра еще детей в школу отвозить.

— Ну, Регин, — заныла я. — Ник нас с ребятами отвезет. Даже успеешь с нами перекурить перед работой. — Рассказывай дальше.

— А что дальше? — сдалась Регина. — Ничего. Так и живу в Перово, снимаю однушку за двести долларов, благо знакомые подсобили. По ночам все так же долблю по клавишам, только уже не машинки, а старенького компа, деньги на оплату жилья зарабатываю. Стою на очереди в жилищном комитете уже восьмой год, поэтому-то и не могу уйти на более оплачиваемую работу. Знаешь, сколько раз у нас так было — устают люди ждать квартиру, увольняются, а им через месяц квартиру дают. То есть могли бы дать, останься они на службе. Я себе никогда не прощу, если такое случится. Это тебе не в районном жилкоме на очереди стоять. Нам квартиры дают, как Бог на душу положит. Могут и через десять лет, а могут и через полгода после поступления на службу.

Конечно, проблема квартиры мне была интересна, все-таки жалко девчонок, мотаются по чужим углам столько лет. Но более меня увлекала другая тема.

— Пельменова! — я хитро прищурилась. — Мне, пожалуйста, поподробней с того места, как Генерал на тебя уставился.

— Да брось, Тань, показалось мне, — устало махнула рукой Регина. — Шикарный, конечно, мужик, слов нет. Но даже если и не померещилось, мне все равно ТАМ ничего не светит. Знаешь, кто у него жена?

Я отрицательно покачала головой. Откуда нам, щи лаптем хлебающим, знать супругу начальника информационно-аналитического отдела в комитете при аппарате депутата Баталова? Ох, язык вывернешь, пока даже мысленно выговоришь.

Мадам Вистарева — лучшая подруга жены нашего мэра! — понизив голос, прошептала Регина. — И если что, в паркет меня вобьет по пояс! Да и не хочу я больше связываться с женатыми мужиками. Василий-то женат был, просто от супруги своей свалил ко мне. Я так решила — если и буду встречаться с мужчиной, то только с холостым, с серьезными намерениями и чтобы Катьку, если не любил, то относился терпимо.

«Где ж такого найдешь, да еще в твои тридцать?» — хотела я сказать подруге, да промолчала. Сама не дура, все понимает.

Мы выкурили по последней сигаретке и разошлись по диванам. Регина устроилась под боком у мирно сопящей Катюшки, а я еле вбуравилась между своими толстяками. Нет, пора все-таки серьезно подумать о переезде в родительскую квартиру. Нас становится все больше и больше, а квартирка моя в размерах не увеличивается.

Обидно за Регинку до слез. Вроде красавица, умница, а такая судьба — врагу не пожелаешь. Мужики все-таки полные придурки!

Я проворочалась еще час, и задремала лишь тогда, когда молочная дымка рассвета уже коснулась темного зимнего неба.

5

Я в отупении стояла над баком с грязным бельем и в который раз рассматривала черный ажурный лифчик. Даже если предположить, что я под наркозом или в состоянии глубокого алкогольного опьянения купила эту вещь, потому как абсолютно этого не помню, то почему я выбрала именно этот цвет и размер? Грудь у меня большая, пышная и неимоверно тяжелая, предмет моего вечного мучения, поскольку полный четвертый размер очень тяжело таскать. Летом аж синяки от лямок купальника. А то, что я держала в руках, еле тянул на первый. А черный цвет я ненавижу с похорон родителей. Истребила его в своем гардеробе, и на девчонок ворчу, когда они, как монашки, в черное затягиваются. Жизнь и так непроста, так зачем ее дополнительно учернять?

После нашего приезда из дома отдыха уже минуло десять дней. Заняться домом почему-то не доходили руки. То было лень, то куда-то ездила по делам. Хотя работы особой не было, так, чистые слезы, а не работа. Люди только начали приходить в себя после праздничного марафона.

Но сегодня я решительно сказала себе: «Пора приводить дом в порядок!» И начала с грандиозной стирки. Ворох грязного белья, который мы привезли из дома отдыха, лежал нетронутым, да и у Лельки случилась форменная беда — сломалась стиралка! Поверьте, в двадцать первом веке поломка стиральной машины — большая проблема. До сих пор считаю, что тому человеку, который освободил женщин всего мира от ежедневной стирки белья, и, как неизбежное следствие, спас нежную кожу их рук, надо дать Нобелевскую премию!

С утра Птица приволокла два огромных тюка, велела все перестирать и отнести к ней.

— Отдай бабуле, та все развесит, — велела она и умчалась на работу.

Моя «Ардо» исправно крутилась уже третий час, гора белья уменьшалась, и я решила распределить оставшееся шмотье по цвету. И вот тогда, почти со дна бака, вытащила этот предмет.

«Наверное, это Лелькин, — неуверенно решила я. — Выпал из тюка, а я и не заметила». Я положила лифчик сверху темной кучи белья, пытаясь не вспоминать, что Лелька носит только цветное и исключительно второго размера.

Заправив очередную партию в машинку я заглянула в холодильник. Да-а-а. праздники прошли, кушать нечего. Да и в кошельке мышь повесилась. Придется трясти заначку.

Я прошла в комнату и распахнула стеклянные створки. На прозрачных полочках стояли бокалы, рюмки и всевозможные вазочки. Когда я еще работала в травмпункте, мне почему-то на праздники врачи и благодарные клиенты дарили вазы всех мастей и размеров, хотя все прекрасно знали, что я собираю настенные тарелки. Стены моей кухни были сплошь увешаны тарелками. По ним можно было, как по карте мира, считывать маршруты моих друзей. Если кто-то уезжал отдыхать в другие страны, или по роду деятельности — в командировки, у них не было проблемы, какой сувенир привезти мне из заграницы или подарок на день рождения. Любой, даже самой маленькой тарелочке я была рада больше, чем, например, золотому украшению. Хотя побрякушки тоже очень уважаю. Вот еще было бы на что их покупать!

Применение маленьким вазочкам я нашла, когда мы поженились с Ником и въехали в эту квартиру. Вазочки служили для заначек. В синенькой, под Гжель, лежали доллары, а в пяти остальных — рубли. Причем, в каждой понемногу, чтобы в суровый период жизни с радостью найти на дне хотя бы одной из них сторублевку. Ник обожал запускать в заначку свои шаловливые ручонки, поэтому я всегда распределяла выкроенную из зарплаты или моего гонорара денежку по всем емкостям. Авось, где-то и останется.

Лелька меня всегда ругала.

— Ну как ты деньги прячешь! — возмущалась она. — Ворюги первым делом в стеклянном отделе стенки шарят. Знают эту совковую привычку граждан прятать деньги в посуде и в белье.

— Лель, кому моя несчастная тысяча рублей по десяткам нужна. Да и чему быть, того не миновать.

Да уж, больше мной названной суммы никогда не лежало на дне моих вазочек. Хорошо, если хоть это плескалось бы. А то Ник возьмет на свои компьютерные прибамбасы, а вложить вечно забывает. Но так чтобы ничего не оставалось, такого не было никогда.

Поэтому я так и разозлилась, когда проверив все вазы, поняла, что в доме нет ни рубля! Все были пусты, даже корзинка тоненькой китайской девочки, в которую я вложила свернутую пятидесятирублевку, была чиста, как холодильник холостяка.

Я рванула к телефону и устроила мужу разборку.

— Тань, клянусь здоровьем Сашки, я не брал из заначки ни рубля, — ошарашенно проговорил Ник после моей истеричной тирады. — Да и зачем? У меня была хорошая премия перед Новым годом.

Действительно, Ник купил всем подарки, даже на новый дисковод в комп хватило и в доме отдыха мы особо копейки не считали.

— Ну, извини, — остыла я, — наверное, я сама истратила, да забыла вложить.

Ник что-то неопределенно пробубнил и отключился. Я села за стол и закурила. И через десять минут пришла к выводу: либо у меня полная амнезия, либо кто-то похитил нашу заначку. Но в моем доме бывают только самые близкие люди, которых я просто не могу в чем-то подозревать. Деньги были, я еще перед Новым годом брала двадцать долларов, не рассчитывая на выгодный вызов к клиенткам. В гжельской вазе оставалось еще сорок американских рублей. Вот про наши деревянные не помню, поскольку не было времени проверить.

Еще через десять минут у меня вспухли мозги, и я решила закончить свои раздумья, а то совсем свихнусь и решу, что богатая Люська страдает клептоманией. Или Янка промышляет воровством.