Пашка постоял с минуту, потом сел за руль и всю дорогу до Катиного дома не произнес и слова. Лишь когда Катя уже выходила из машины, он сказал.

— Я все же буду надеяться.

— Ты всегда останешься моим другом — Она повернулась, легко поцеловала его в щеку и, не оборачиваясь, скрылась в подъезде.


— …Не бери в голову! — в который раз за сегодняшний вечер сказал Сашка. — Все ерунда! Катька расстроена, не ведает, что творит! Мам, ну чего ты молчишь? Скажи ему!

Я пожала плечами. А что тут скажешь? Но Пашка уставился на меня так, как будто я прямо сейчас решу все его проблемы, и Пельмень материализуется на веранде моей дачи с распростертыми в сторону Пашки руками, со словами: «Я пошутила».

— Ребята, прошли те времена, когда мы разруливали ваши детские проблемы. Одно дело к директору сходить, от выговора вас отмазать, или поговорить с родителями зачинщиков драки или разбитое стекло машины оплатить. А в вопросах любви, это извините, сами.

— Вы прямо, как мать, говорите, — вздохнул Пашка.

— Потому, что это логично, — уверенно сказала я — А вообще, на мой взгляд, пора вам вырываться из круга.

— Это как? — удивились ребята.

— А так. Вы варитесь в своей компании уже лет пятнадцать. Ни новых девчонок, ни других друзей. Вечно Катя, Аришка да Фион.

— Фион — не в счет, — тут же парировал Пашка. — Но я понял, что вы имеете в виду. Мы не святые, и это уже пройденный этап.

— Мам, ты что, думаешь, что мы до сих пор девственники? — Сашка усмехнулся.

— Ох, не люблю я эти натуралистические разговоры, — вздохнула я. — если мне не изменяет память, еще в четырнадцать лет я сама вам раздала презервативы, а Генерал с вами проводил ликбез.

Они засмеялись. История, действительно, была комичная. Тогда, почти десять лет назад, к нам прибежала Янка с какой-то ужасающей историей. Будто у ее знакомой сын пятнадцати лет впервые занялся любовью с девочкой, и от страсти поднебесной оба потеряли голову. Отрезвил их результат анализов любимой, утверждающий, что девушка беременна. И пошли несовершеннолетние любовники под венец, ибо аборт малышке делать по каким-то причинам категорически нельзя.

Под впечатлением рассказанного я накупила разнообразных контрацептивов, вытащила старые запыленные анатомические атласы и, собрав всю честную компанию (правда только мужскую ее часть — с девочками путь беседуют их мамаши), провела лекцию. Правда, мальчишки хихикали и прыскали в кулачок, а от слов «пенис и вагина» у них стекленели глаза от непонимания. Генерал и Ник, сидя на кухне, откровенно хохотали над моими попытками подойти к проблеме с научной точки зрения. Выждали минут пятнадцать, ворвались в гостиную, и выгнали меня с позором.

Уж не знаю, чего там наговорили пацанам взрослые дядьки, но когда я вошла в комнату, презервативы со стола исчезли. Потом, вытряхивая из карманов джинсов сына перед стиркой всякий хлам, я не раз находила обрывки вышеупомянутых упаковок. Из чего сделала вывод, что уроки папаш не прошли для наших отпрысков даром. Но никогда не обсуждала тему секса с сыном. Для этого у него отец есть. Я, конечно, любопытная Варвара, не раз спрашивала супруга, делится ли взрослый сын с умудренным опытом предком, но гадкий Ник только хитро ухмылялся: «Все в полном порядке». В каком порядке и где именно, я не поняла, но считаю себя достаточно разумной мамашей, чтобы понимать, что двадцатидвухлетние здоровые ребята живут вполне полноценной половой жизнью. Правда, ни разу ни я, ни Люська не застукивали их у себя на дачах, так что с кем они крутили любовь, нам было неведомо.

— А говорю вам не про секс, — продолжала я, — а про отношения с другими девочками. Познакомься Пашка с какой-нибудь другой девочкой, не из школьных подруг, завяжи с ней роман, ну и все такое… старая народная мудрость — клин клином вышибают.

— Я же говорю, тетя Таня, это пройденный этап. Были у меня девчонки, девушки, женщины всех возрастов и оттенков, — горько проговорил Пашка. — Но лучше Катюшки нет. Вы думаете, я за столько лет не пытался выбить этот клин? Пытался! Все напрасно. А когда она почти согласилась выйти за меня замуж, то и необходимость в женщинах на стороне отпала.

Я взглянула на сына. Он отвернулся, будто его очень заинтересовала игра сестер в бадминтон. Ох, не нравится мне его реакция на явный намек Павла о его более чем близких отношениях с Катей.

— Тогда страдай, что же еще, — сдалась я. — может Сашка прав, и сейчас Кате не до тебя. Подожди немного, она успокоится, придет в себя и, может, все еще наладится.

— Ее мать в дом отдыха отправила, — печально проговорил Пашка. — И мне не говорит, куда. Так велела Катя. А я дня не могу без нее прожить. Господи, я и не знал, что она для меня значит. Вернее, конечно, знал, но что настолько…

— Паш, отвянь от Пельменя на время, — вдруг резко сказал Сашка. — Ну, хреново ей сейчас. Вот если через месяц она повторит тебе то, что сказала, тогда все, баста. Ты проиграл. А сейчас нечего воду в ступе толочь. Понимаю, тебя под корень зарезали, но это не конец света. У тебя учеба, работа, перспектива. Ты абсолютно счастливый человек! А что баба не любит — ну что ж, значит не судьба. Смирись и иди дальше! Я тебе как друг говорю. Ее друг и твой!

Пашка остолбенел. Да и я несколько была удивлена, если не сказать больше. Чтобы мягкий, всегда корректный Сашка так рубил сплеча, такого не было никогда. Я потихоньку, боком-боком ретировалась с веранды вглубь дома. Похоже, пошел серьезный мужской разговор, и мамаше там делать нечего. Но маленькая комнатка, в которой я так тактично закрылась, окнами выходила на веранду, поэтому хочешь — не хочешь, а продолжение разговора я слышала.

— Ты что-то знаешь? — с нажимом спросил Пашка. — Она говорила с тобой обо мне?

— Нет, старик, такие вещи мы никогда с Катькой не обсуждали. Да и когда ей о тебе со мной говорить, если ты всегда с ней рядом. Я и не знал, что у вас все так закручено. Ты же мне даже не намекнул, что предложение ей сделал.

— Это была наша тайна, — оправдывался Пашка. — Только она и я. Мне бы только найти ее, поговорить еще раз…

— Господи, Большой, какая это все муть! Мышиная возня! Любит не любит, плюнет, поцелует! Разве это трагедия! Баб вокруг, как грязи, бери любую!

— Катя — не любая! — выкрикнул Пашка. — Она лучшая. Думаешь, я слепой? Ты тоже на нее заглядываешься!

— Да на нее заглядывается любой мужик, проходящий рядом, — в ответ закричал Сашка. — Все зависит от степени твоего к этому отношения. Она — не собака, пойми ты это! Она — свободный человек. Ее трудно усадить на цепь. А ты именно это и пытаешься сделать! Дай ей сделать выбор, и пусть он будет только ее. Боже, как все мелко! Тут не знаешь, как жить дальше, что делать, а ты со своей глупой ревностью! — Сашка выдохся и сев за стол, закрыл руками лицо.

Пашка в нерешительности стоял над Сашкой.

— Прости, брат, я конченый эгоист. У меня просто крыша поехала. — Он налил в высокий стакан минералки и залпом осушил его до дна. — Я и не думал, что ты так переживаешь. — Он коснулся гипсовой повязки на сломанной руке друга. — Мне мама говорила, что все заживет и ты снова будешь музицировать, как прежде.

— Ага, конечно, стану. — Сашка вскинул воспаленные глаза. — Только карьера пианиста для меня теперь так же далека, как звезды. Я же думал, что когда-нибудь сведу мир с ума своей игрой, мечтал, что мама с батей будут мной гордиться. Что я буду играть на великих сценах с большими симфоническими оркестрами, что… — Он махнул рукой. — Эх, ладно. Ты меня тоже прости. Пашка. Все у тебя с Пельменем наладиться, поверь. Меня вообще последнее время тема большой и светлой любви приводит в состояние бешенства. Все эти ваши откровения, как обухом по голове!

— Это почему? — удивился Пашка.

— Да тут ко мне знаешь кто с признаниями подвалил? Ни за что не догадаешься!

— Аришка, что ли? — предположил Пашка.

— Если бы! — усмехнулся Сашка. — Она по Деньке сохнет, письма ему пачками шлет.

— Вот откуда ты все знаешь?! — хлопнул себя по коленке Пашка.

— А я у вас вместо жилетки, причем для всех, — усмехнулся Сашка.

— Пашка! — раздался радостный крик Манюни. — У тебя в машине телефон надрывается.

Павел сорвался с места. Я разочарованно вздохнула. Конечно, подслушивать нехорошо, но так хотелось услышать, кто же признался в любви моему сыночку. Хоть так узнать про амурные дела Сашки, а то из него клещами ничего не вытащишь, бирюк несчастный! Но ничего, сейчас Пашка отговорит, и вернется. Может, продолжат беседу.

Но продолжения не последовало, ибо звонила Регина, она сказала, что Фиона избили, и она в больнице.

7

Я гнала свой «Опель», стараясь не потерять из вида белый багажник Пашкиного «Фольксвагена». Боже, ну что за напасть на наших ребят! Сначала Сашка, потом Катерина, теперь Ксюха! Кошмар какой-то! Осталось только узнать, что Деньку в Лондоне захватили террористы, Пашке подожгут его любимый «Гольф», а за Аришку потребуют выкуп похитители!

— Дура! — вслух одернула я себя. — Ну что за мысли, накаркаешь еще! Это просто чудовищные совпадения!

Тут я заметила, что Пашка сбавляет ход, и показывает мне боковым мигающим фонарем, что я должна прижаться к обочине. Я остановила машину. Пашка выскочил из-за руля и подбежал ко мне.

Звонила Фион. Сказала, что ничего криминального с ней нет. Тетку Регину дезинформировали. Ксюху, конечно, несколько помяли, но она уже дома. Я сказал, что мы сейчас приедем.

— Слава Богу, — я широко перекрестилась. После звонка Регины мне виделась Ксюха в море крови с перебитым позвоночником.

— Да вы что, тетя Таня! — воскликнула Фион, как только я ей рассказала свои фантазии. — Да я сама кого хошь в паркет забью. Они ж просто не знали, что я в качалке железо уже полгода тягаю. У меня удар — с локомотив!

— Ну, рожу-то тебе все же успели начистить. — Сашка кивнул на заплывшие глаза Фиона.

— Ты бы видел этих насильников после, — самодовольно сказал Ксюха. — Укатался бы от смеха.

Накануне, поздно вечером, Ксюха задержалась в своем клубе. Сначала убрала два зала, потом потренировалась с зашедшими ребятами. Мужики выполнили все свои упражнения и ушли, а Фион решила еще поплавать в бассейне. И вышла из клуба почти последней. Сдала ключи охраннику и распрощалась. От клуба до дома было всего пара километров, и смелая Фион решила пройтись, подышать свежим воздухом.

Тяжелые шаги за спиной она услышала почти сразу. Но ускорять шаг не стала. Решила остановиться и пропустить парней вперед. Но вместе с ней остановились и они.

— Напали сволочи, неожиданно, — рассказывала Фион. — навалились втроем. Большой любви захотелось. Я немного растерялась, но потом…

Крепкой, натренированной рукой она врезала тому, кто навалился ей на грудь, в глаз, скинула с ног второго, левой рукой достала третьего и быстро поднялась на ноги. Но мужики только еще больше разозлились.

— Махались мы с ними недолго, — продолжала Ксюха. — Один явно боксер, всю рожу разбил. Но я тоже в долгу не осталась. Долго еще будет яйца свои лечить, скотина. Брюки мне порвали, сволочи, мне их Пельмень только две недели назад сшила.

Чем бы закончилась эта история, мне даже думать не хотелось. При всей сноровке, она все же была одна против троих. Но на ее счастье, мимо проезжала патрульная машина.

— Мои «любовнички», как услышали свисток, брызнули во все стороны, как горох. — Ксюха затушила сигарету. — Меня в кутузку, пока разбирались, что я жертва, полночи в обезьяннике просидела. А под утро врачиха приперлась, как увидала мою рожу распухшую, тут же «скорую» и в больницу. Благо Четвертая градская через дорогу. Ну, бабке, понятное дело, тут же отзвонились, а та, ничего не нашла лучшего, как тете Регине позвонить.

— Я сначала Людмилушке позвонила, а она сотовый не берет и не берет. Вот я решила Регину побеспокоить, — оправдывалась Вера Семеновна, разливая чай по большим кружкам. — Мне-то сказали, что Ксюша в тяжелом состоянии к ним поступила, я и растерялась.

— Вот придурки, синяки от травм отличить не могут! — засмеялась Фион.

— Странно все это, ребята, — тихо проговорил Сашка. — Вы никакой закономерности не видите?

— Ты о чем? — удивилась Фион.

Сашка почти слово в слово повторил мои мысли.

— Брось, Пархошка, совпадения! — Фион осторожно отпила разбитыми губами горячий чай. — Над тобой просто придурки какие-то покуражились, меня элементарно изнасиловать хотели, а Катюху обокрали. Таких лихачей на мотоциклах пруд пруди в Москве! Газеты почитай!

— Может быть… Но впечатление такое, словно кто-то методично нам жизнь портит. Издевается. Мстит за что-то, — задумчиво проговорил Сашка.

— Перестань тоску нагонять! — прикрикнул Пашка. — Права Фион, совпадения! Ладно, Ксюха, давай лечись, ты парень крепкий! — Пашка хлопнул ее по плечу. — Поехали, а то Манюня с Дашуней на даче оргию устроят, пока матери с братом нет.