Первым долгом я нашла мистрисс Фиц-Джиббонс; ее руки были погружены в тесто по самые локти — пухлые и покрытые ямочками. Я объявила, что хотела бы повидать Джейми, чтобы снять с него повязки и осмотреть огнестрельную рану, Мановением своей огромной, белой от муки десницы она поманила к себе одного из своих маленьких любимцев.

— Юный Алек, сбегай-ка и разыщи Джейми, нового объездчика лошадей. Пусть придет сюда, надо осмотреть его плечо. Мы будем на лекарственном огороде.

Указующий перст заставил мальчугана во все лопатки припустить на поиски моего пациента. Перепоручив квашню одной из служанок, мистрисс Фиц-Джиббонс вымыла руки и обратилась ко мне:

— Пока он вернется, у нас с вами есть время. Хотите взглянуть на наш лекарственный огород? Вы, мне кажется, кое-что знаете о травах и сможете в случае чего воспользоваться нашими запасами.

Плантация лекарственных растений оказалась поистине бесценным вместилищем целебных и ароматических трав; она была разбита в одном из внутренних дворов, со своим колодцем для полива, достаточно обширная, чтобы к ней проникало солнце, и вместе с тем укрытая со всех сторон от ветров: кусты розмарина ограждали ее с западной стороны, ряды высокой ромашки с юга, амарант, или, проще, лисохвост обозначал северную границу, а с востока огород примыкал к стене замка, преграждавшей дорогу господствующим в этой местности ветрам. Я разглядела и узнала острые кончики поздних крокусов, мягкие листья французского щавеля, торчащие из хорошо удобренной черной земли. Мистрисс Фиц показала мне, где растет наперстянка, а где — портулак и буквица, а также еще много трав, которые были мне до сих пор неведомы.

Поздняя весна — время сеять и сажать. Мистрисс Фиц принесла с собой в продетой на руку корзине головки чеснока. Корзинку она передала мне, а вместе с корзинкой — лопаточку для посадок. По-видимому, мне предстоит пробыть в замке достаточно долго; пока Колам найдет мне должное место, мистрисс Фиц всегда была рада предложить дело свободным от работы рукам.

— Вот, моя дорогая. Посадите их, пожалуйста, с южной стороны, между чабрецом и наперстянкой.

Она показала мне, как надо разделять головки чеснока на отдельные зубчики, , чтобы не повредить плотную оболочку, а потом — как их сажать. Это оказалось несложно: сунуть зубчик в землю тупым кончиком вниз и присыпать сверху на полтора дюйма. Она поднялась на ноги и отряхнула от пыли свои обширные юбки.

— Несколько головок не высаживайте здесь, — посоветовала она. — Разделите их и посадите по зубчику в разных местах огорода. Чеснок отпугивает вредных насекомых от других растений. Огурцы и тысячелистник действуют так же. И отщипните завядшие цветки ноготков, но не выбрасывайте, они нам пригодятся.

Золотистые головки ноготков видны были по всему огороду. Пока я собирала их, прибежал запыхавшийся мальчуган, которого посылали за Джейми. Он сообщил, что пациент отказался покинуть работу.

— Он говорит, — доложил мальчик, — что чувствует себя, не так плохо, чтобы лечиться, но просил поблагодарить за заботу.

Мистрисс Фиц на это только плечами пожала.

— Ладно, не хочет приходить — и не надо. Вы, барышня, если хотите, можете пойти к нему в паддок в полдень. Для лечения он не желает отрываться от работы, но еда — дело другое, если я знаю молодых мужчин. Юный Алек придет сюда за вами и проводит в паддок.

Поручив мне закончить посадку чеснока, мистрисс Фиц уплыла как некий галеон[12] с юным Алеком в кильваторе.

Я с удовольствием проработала все утро, сажая чеснок, отщипывая увядшие головки цветов, выдергивая сорняки и ведя ту борьбу с улитками, слизнями и прочими паразитами, которую нескончаемо ведут все садоводы и огородники. Здесь она велась голыми руками, без помощи пестицидов. Я так была поглощена делом, что даже не заметила появления юного Алека и не обращала на него внимания, пока он негромким кашлем не заявил о своем присутствии. Не говоря ни слова, он терпеливо ждал достаточно долго и после того, как я его увидела, потому что мне пришлось почистить испачканное в земле платье, прежде чем покинуть огород.

Паддок, или загон, куда отвел меня Алек, находился на некотором расстоянии от конюшен, на зеленом лугу. Три молодые лошади резвились на этом лугу, а еще одна, молодая кобылка с блестящей чистой шерстью, была привязана к ограде загона. Спина ее была покрыта легкой попоной.

Джейми осторожно подбирался к лошади, а она взирала на его маневры с явным подозрением. Джейми положил единственную свободную руку кобылке на спину и заговорил с ней тихо и ласково, готовый отступить, если ей что-то не понравится. Она выкатила глаза и фыркнула, но с места не тронулась. Двигаясь очень медленно, Джейми перекинул ногу через покрытую попоной спину лошади, продолжая свои ласковые уговоры, и наконец осторожно опустился в седловину. Лошадь тихонько заржала, затем с шумом выпустила из ноздрей воздух, но всадник был настойчив, и голос его все журчал — спокойно, даже шутливо.

Но вот кобылка повернула голову и увидела нас с мальчиком. Восприняв наше появление как угрозу, она снова заржала, с визгом, и ринулась на нас, сбросив Джейми прямо на забор паддока. Она храпела и лягалась, пыталась сорваться с привязи, которая ее удерживала. Джейми откатился под забор, подальше от ударов копыт. Потом он с трудом поднялся на ноги, выругался по-гэльски и повернулся посмотреть, чем вызвана такая незадача в его работе.

Но едва он увидел, кто к нему явился, как угрожающее выражение лица сменилось приветливым, хотя наше появление оказалось далеко не столь удачным, как можно было пожелать. Правда, корзина с едой, предусмотрительно врученная нам мистрисс Фиц, тоже сделала свое дело: добрая женщина и в самом деле хорошо знала молодых мужчин.

— Уймись ты, проклятая животина, — прикрикнул Джейми на лошадь, которая все еще фыркала и танцевала на привязи.

Джейми наградил юного Алека легким шлепком, поднял свалившуюся с лошади попову, отряхнул от пыли и галантно протянул ее мне: присаживайтесь!

Тактично не упоминая неприятное происшествие, я уселась, налила Джейми эля, подала хлеб и сыр.

Ел он как-то очень сосредоточенно, а я почему-то вспомнила о его отсутствии на прошлом обеде в холле и спросила его, почему он туда не пришел.

— Проспал, — ответил он. — Я ушел спать сразу после того, как оставил вас в замке, и не просыпался до вчерашнего утра. После суда в холле я малость поработал, потом присел на вязанку сена отдохнуть перед обедом. — Он рассмеялся. — Проснулся нынче утром на том же месте оттого, что лошадь подошла и начала хватать губами мое ухо.

Долгий отдых явно пошел ему на пользу; синяки, конечно, потемнели и были заметны, но кожа вокруг них имела здоровый нормальный цвет, а про аппетит и говорить нечего — аппетит оказался отменный.

Он съел все и даже, слегка послюнявив палец, подобрал крошки хлеба с рубахи и отправил их в рот.

— У вас хороший аппетит, — заметила я с улыбкой. — Думаю, проголодавшись, вы бы и траву стали есть.

— Приходилось и траву есть, — ответил он с полной серьезностью. — Вкус у нее ничего, но сытости — никакой.

Я удивилась и решила, что он просто шутит.

— Когда же это было? — спросила я.

— Зимой в позапрошлом году. Я тогда жил, прямо скажем, без удобств… в лесу… с другими парнями. Мы делали набеги на границу. Выпала нам несчастливая неделя или даже побольше недели, когда съестного у нас, можно сказать, ничего не оставалось, просто говорить не о чем. Перепадало понемножку овсянки от мелких арендаторов, но эти люди такие бедные, что и брать-то у них совестно, — им нечем поделиться. Конечно, они всегда что-нибудь подадут страннику, но если странников целых двадцать человек, это, пожалуй, многовато даже для горского гостеприимства. — Неожиданно он улыбнулся. — Вы когда-нибудь слыхали… нет, откуда вам это услышать? Я хотел спросить, знаете ли вы, как они молятся за столом.

— Нет. И как же?

Он отбросил волосы со лба и прочитал нараспев:

Живо, живо все за стол,

Ешьте до отвала,

Чтобы все ушло в живот,

А не в суму попало. Аминь!

— Что значит «не в суму»? — удивилась я. Джейми похлопал рукой по споррану, висевшему у него спереди на поясе.

— Очень просто: закладывай в брюхо, а в сумку не прячь.

Он отыскал травинку с длинным стеблем и осторожным движением вытянул стебелек из огрубевшей наружной оболочки. Медленно покрутил травинку между пальцами, так что с колоска облетела пыльца.

— Зима тогда была поздняя и мягкая, к счастью для нас, иначе бы мы не выдержали. Мы ловили силками кроликов, но иногда приходилось есть их мясо сырым, потому что никак нельзя было разжечь огонь. Случалось и оленины отведать, но в те дни, о которых я рассказываю, ничего не попадалось.

Квадратные белые зубы перекусили стебелек. Я вытянула и себе травинку и пожевала кончик. Был он сладковато-кисленький, но съедобная мягкая часть длиной всего в дюйм или около того. Нечего сказать, питательная еда…

— Как раз перед этим выпал небольшой снег, — продолжал Джейми свой рассказ, отбросив изжеванный стебелек и вытянув другой. — Под деревьями твердый наст, а вокруг сплошная слякоть. Я ходил и искал трутовики, грибы, что ли, такие, они прямо на коре снизу на деревьях растут, рыжего цвета. Проломил ногой наст и наступил на травяную кочку. Знаете, вырастают между деревьями на светлом месте пучки травяные. Олени их любят, отыскивают под снегом. Отбросит олень копытом снег с этой кочки и съест ее до корней. Ту, которую я нашел, они пропустили, значит. Ну, я подумал: если олени могут, чем я-то хуже? Голоден я был до смерти, готов бы собственные башмаки сварить и съесть, да тогда ходить не в чем, тоже пропадешь. Вот я и сжевал траву, как олень, под самый корень.

— Сколько же времени вы не ели? — спросила я, совершенно потрясенная этим рассказом.

— Три дня совсем безо всего, а за неделю всего-то пришлось проглотить немного овсянки с молоком.

Да, — добавил он, — зимняя трава горькая и грубая, не то что эта. — Он взглянул на травинку у себя в руке. — Но мне на это было наплевать. — Он снова улыбнулся. — Не подумал я тогда, что у оленя четыре желудка, а у меня всего лишь один. Колики у меня начались ужасные. Один пожилой человек потом объяснил мне, что траву надо было хотя бы сварить, но я этого не знал. Да если бы и знал, не утерпел бы, не смог бы ждать, пока сварится.

Он вскочил на ноги и, протянув руку, помог подняться и мне.

— Пора за работу приниматься. Спасибо за угощение, барышня.

Он подал мне корзинку и зашагал к сараю для лошадей, а волосы его на солнце отливали золотом и медью.

Я медленно пошла в замок, раздумывая о мужчинах, которым приходилось жить в холодной слякоти и жевать траву. Только во дворе я спохватилась, что совсем забыла про плечо Джейми.

Глава 7

КАБИНЕТ ДЭВИ БИТОНА

Когда я вернулась в замок, то, к моему удивлению, у ворот меня ждал один из одетых в килты вооруженных охранников Колама. Сам будет признателен, сообщил он мне, если я пожалую к нему в его личные покои.

В личном кабинете лэрда двойные высокие створки окон были распахнуты, ветер шелестел листвой плененных деревьев, и оттого казалось, что ты на вольном воздухе.

Лэрд сидел за письменным столом и что-то писал, но при моем появлении немедленно встал и поздоровался со мной. Спросил о здоровье и самочувствии и проводил прямо к клетке с птицами, которые особенно оживленно щебетали и перепархивали с ветки на потку, обрадованные свежим дуновением воздуха.

— Дугал и мистрисс Фиц твердят в один голос, что вы недурная лекарка, — заговорил Колам непринужденно, просунув указательный палец сквозь ячею клетки. Крохотная овсяночка, очевидно, привыкшая к этому, тотчас слетела вниз и уселась на палец, обхватив его коготками и слегка трепеща крылышками. Он осторожно и нежно погладил птичью головку мозолистым указательным пальцем другой руки. Я удивилась, заметив огрубелую кожу вокруг ногтя: Колам не походил на человека, занимающегося физическим трудом.

Я ответила ему, пожав плечами:

— Не надо быть искусным лекарем, чтобы перевязать неглубокую рану.

Он улыбнулся.

— Может быть, и так, однако необходимо немалое умение, чтобы проделать это в кромешной темноте на обочине дороги, не так ли? А мистрисс Фиц рассказала, как вы наложили лубок на сломанный палец одному из ее маленьких помощников, как нынче утром перевязали обваренную руку кухонной девушке.

— Тут тоже нет ничего особо трудного, — возразила я, недоумевая, к чему он клонит.

Колам махнул рукой одному из слуг, и тот немедленно достал из ящика секретера небольшую чашку с крышкой, Колам снял крышку и принялся бросать на пол клетки птичий корм из чашки. Словно крохотные мячики для крикета посыпались с веток на пол клетки — так быстро пташки слетели вниз, а за ними и овсянка, сидевшая на пальце у хозяина.

— У вас нет связей с кланом Битонов? — спросил Колам.