Он улыбнулся и сильно взъерошил рукой волосы, так что они встали дыбом у него на голове — ни дать ни взять иглы у дикобраза.

— Я не такой уж незаметный, как вы видите. Я сомневаюсь, что в самом замке есть осведомители, но в окрестностях, конечно, найдутся люди, которые не прочь заработать несколько пенсов, сообщив англичанам, где я скрываюсь, если они точно узнают, кто я есть. — Он улыбнулся мне. — Вы догадались, что я вовсе не Мактевиш?

— А лэрд об этом знает?

— Что я вне закона? Да, Колам знает. Многие люди в горах Шотландии, похоже, знают об этом. То, что произошло в Форт-Уильяме, вызвало большой шум, а новости распространяются быстро. Они только не знают, что Джейми Мактевиш и есть тот самый человек. Надо надеяться, на меня не наткнется тот, кто встречался со мной, когда я жил под своим именем.

Волосы у него все еще торчали в беспорядке. Мне вдруг захотелось пригладить их, но я удержалась.

— Почему вы так коротко подстригаете волосы? — неожиданно для себя спросила я и покраснела. — Простите, это совсем не мое дело, просто я вижу, что другие мужчины, кого я тут встречаю, носят длинные…

Он провел рукой по взлохмаченной голове и ненадолго задумался.

— У меня они тоже были длинные, как положено. Теперь они короткие, потому что монахи выбрили мне затылок, и надо ждать несколько месяцев, пока волосы отрастут. — Он наклонил голову на грудь и предложил мне посмотреть ему на затылок. — Видите, прямо поперек всего затылка?

Раздвинув густые волосы, я увидела еще розовый и слегка выпуклый рубец от раны длиной примерно в шесть дюймов и слегка провела пальцем по всей длине рубца. Рану хорошо лечили и при этом накладывали швы; тот, кто этим занимался, знал свое дело, — ведь края свежей раны расходились, очевидно, широко, и кровотечение было обильным.

— У вас бывают головные боли? — задала я чисто профессиональный вопрос.

Джейми выпрямился, снова поправил растрепавшиеся волосы. Кивнул.

— Иногда, но теперь уже не такие сильные. Месяц или даже больше после того, как это случилось, я ничего не видел, и голова болела чудовищно все время. Когда ко мне вернулось зрение, головные боли начали ослабевать.

Он несколько раз моргнул, как бы проверяя, хорошо ли видит.

— Глаза иногда затуманиваются, — объяснил он, — если сильно устану. Предметы как-то расплываются по краям.

— Как вы еще живы остались, вот что удивительно, — сказала я. — У вас, должно быть, очень крепкий череп.

— Что верно, то верно. Кости толстые, как у моей сестры.

Мы оба рассмеялись.

— Как же это случилось? — спросила я.

Он нахмурился, и на лице появилось выражение неуверенности.

— В том-то и вопрос, — медленно проговорил он. — Я ничего об этом не помню. Мы тогда были вместе с ребятами из Лох-Лаггана у прохода Кэрриарик. Помню, я начал подниматься вверх по холму через густую чащу, помню, как укололся о шип падуба и подумал, что капли крови напоминают красные ягоды. Следующее мое воспоминание относится уже к монастырю Святой Анны во Франции, где я пришел в себя. В аббатстве Святой Анны де Бопре… Голова у меня гудела, словно колокол, и кто-то, кого я не мог видеть, подал мне прохладительное питье.

Он потер рукой затылок — как будто рана еще болела.

— Иногда мне кажется, я помню какие-то мелочи: лампу у себя над головой, эта лампа раскачивается… сладкий и маслянистый вкус чего-то на губах… кто-то со мной разговаривает… но все это вроде бы не по-настоящему. Я знаю, что монахи давали мне опиум, и я почти все время спал.

Он прижал пальцами веки закрытых глаз.

— Был сон, который все время повторялся. Три корня растут у меня в голове, большие, извилистые, они прорастают сквозь глаза, опускаются в горло, чтобы задушить меня. Сон тянулся и тянулся, корни извивались и становились все толще и длиннее. В конце концов они становились такими большими, что разрывали мой череп, и я просыпался от звука лопающихся костей. — Он мучительно сморщился. — Такой влажный треск — как выстрелы под водой.

— Уф!

Внезапно на нас упала чья-то тень и обутая в сапог нога ткнула Джейми под ребро.

— Ленивый молодой ублюдок, — без всякого раздражения произнес незнакомец, — сидит и объедается, а лошади бегают где попало. А что, если молодая кобылка сломает ногу, а?

— А что, если я умираю от голода, Алек? — отвечал Джейми. — Ты лучше тоже поешь, тут всего много.

Он взял кусок сыра и вложил его в изуродованные ревматизмом пальцы незнакомца. Пальцы, и без того скрюченные болезнью, сомкнулись на куске медленным движением, а их обладатель уселся на траву.

С неожиданным для меня изяществом манер Джейми представил мне этого человека: Алек Макмагон Макензи, конюший замка Леох.

Приземистый, одетый в кожаные штаны и грубую рубаху, конюший выглядел весьма уверенным в себе, и мне подумалось, что он в состоянии укротить самого непокорного жеребца. У Алека был только один глаз, второй закрыт черной повязкой, и как бы в возмещение этого изъяна брови у него, сросшиеся на переносице, седые, были необычайно густые, а волосы на них очень длинные и постоянно угрожающе двигались, напоминая усики-антенны некоторых насекомых.

Старина Алек (именно так обращался к нему Джейми — должно быть, потому, что надо было обозначить разницу между ним и моим гидом юным Алеком) небрежно кивнул мне и тотчас забыл о моем существовании, разделяя свое внимание между едой и наблюдением за тремя молодыми лошадками на лугу, которые яростно отмахивались хвостами от мух. Я скоро потеряла интерес к начавшейся долгой дискуссии о родословной нескольких несомненно выдающихся лошадей (не тех, что паслись на лугу), О подробностях разведения чистопородных отпрысков за последние несколько лет, а также о непостижимых для меня особенностях лошадиного телосложения — сухожилиях, холках, плечах и тому подобных чертах анатомии. Я замечала у лошади нос, хвост и уши, прочие тонкости были не для меня.

Откинувшись назад, я оперлась на локти и грелась на теплом солнышке. На удивление мирным казался этот день, все шло своим естественным и спокойным путем, без видимой связи с огорчениями и суетой человеческого существования. Быть может, такой вот мир обретаешь на воле, вдали от домов с их шумной толчеей. А может, мне так казалось после работы на огороде, где мной овладевало тихое чувство радости от прикосновения к растениям, удовлетворение оттого, что я помогаю им расти. Вероятно, сыграло свою умиротворяющую роль и то, что для меня нашлось дело, что я теперь не буду топтаться по замку неприкаянной и неуместной, словно клякса на пергаменте.

Несмотря на то что я не принимала участия в беседе на лошадиные темы, здесь, на лугу, я не чувствовала себя неприкаянной. Старина Алек воспринимал меня как некую деталь общего ландшафта, а Джей-ми, который иногда бросал на меня беглый взгляд, тоже не обращал на меня внимания, особенно после того, как они перешли на гэльский язык, на его скользящие ритмы, — верный признак того, что шотландец эмоционально переключился на сугубо личный разговор. Я, разумеется, ничего не понимала, и их речи успокаивали меня, как успокаивает жужжание пчел над цветущим вереском. Удивительно умиротворенная и к тому же сонная, я отбросила прочь все мысли о подозрениях Колама, о моем двусмысленном и затруднительном положении и прочих неприятных вещах. «Довольно для каждого дня своей заботы», — всплыла уже в полусне из каких-то закоулков памяти строка из Евангелия[13].

Некоторое время спустя я пробудилась — то ли потому, что на солнце набежало облачко и потянуло холодом, то ли оттого, что изменился тон разговора мужчин. Они снова перешли на английский и говорили о чем-то очень серьезном, совсем не так, как болтали о лошадях.

— До собрания осталась всего неделя, — произнес Алек. — Ты, паренек, уже решил, что будешь делать?

Джейми вздохнул протяжно.

— Нет, Алек, не решил. То одно выбираю, то другое. Кажется, лучше было бы остаться работать с животинками и с тобой. — В голосе у него ясно чувствовалась улыбка; но она исчезла, когда он продолжил: — А Колам обещал мне… но ты об этом не должен знать. Поцеловать железо и принять имя Макензи, изменить всему, что мне родное? Нет, мне и думать об этом не хочется.

— Ты такой же упорный, как твой отец, — заметил Алек, но в его голосе прозвучало ворчливое одобрение. — Во всем на него похож, только ростом высокий и волосы светлые, в материнскую родню.

— Ты его знал? — с горячим интересом спросил Джейми.

— Знал немного, а слышал очень много. Я ведь здесь в Леохе появился как раз перед тем, как они поженились, твои родители. Послушать, что говорят о твоем отце Колам и Дугал, так подумаешь, он чуть ли не сам дьявол. А матушка твоя ни дать ни взять Дева Мария, которую он уволок прямо в ад.

Джейми рассмеялся:

— И я похож на него, да?

— Один к одному, паренек. Я ведь вижу, что тебе это поперек горла — быть человеком Колама. Но тут есть о чем поразмыслить, согласен? Дело-то в борьбе за Стюартов, и у Дугала свой путь. Если ты, паренек, правильно выберешь, на чью сторону встать в этой драке, то получишь назад свою землю и кое-что еще в придачу, что бы ни делал Дугал.

Джейми ответил междометием, которое я про себя успела окрестить как «шотландское фырканье» — некий неопределенный звук, который возникал где-то в самой глубине гортани и мог означать все что угодно. В данном конкретном случае он, на мой взгляд, выражал сомнение в вероятности желаемого выхода.

— Да, — проговорил он, — а что, если Дугал не пойдет своим путем, тогда как? Или если все обернется против дома Стюартов?

Алек в свою очередь издал то же самое междометие, прежде чем заговорить:

— Тогда ты останешься здесь, паренек. Станешь конюшим вместо меня. Мне скоро пора на покой, а ты лучше всех, кого я знаю, управляешься с лошадьми.

Джейми хмыкнул — в знак того, что комплимент такого рода ценит очень высоко.

Старший мужчина не обратил внимания на эту помеху и продолжал:

— Макензи относятся к тебе по-доброму, и не в том дело, чтобы ты отказался от своего происхождения, отрекся от собственной крови. Кроме того, есть и еще кое-что, вернее, кое-кто, — в голосе у Алека появились дразнящие нотки: — Например, мисс Лаогера, а?

В ответ послышалось «шотландское фырканье», на этот раз выражавшее некоторое смущение и несогласие.

— Ладно тебе, парень, никто не станет принимать побои вместо девушки, к которой он равнодушен. Ты же знаешь, что ее отец не позволит ей выйти замуж за человека из другого клана.

— Она совсем молоденькая, Алек, я ее просто пожалел, — высказался Джейми в свою защиту. — Только это, и ничего больше, уверяю тебя.

На этот раз Алек выразил фырканьем насмешливое недовольство и разразился целой речью:

— Скажи это кому-нибудь еще, парень, может, кто и поверит, у кого мозги не на месте. Ладно, пускай это не Лаогера. Если бы у тебя были деньги и намечалось достойное будущее, ты бы мог сделать выбор и получше. Хоть бы конюшим станешь, так можешь подцепить любую, ежели она первая тебя не подцепит! — Алек пустил коротенький смешок, как человек, которому смеяться приходится редко. — Мухи на мед и то так не слетаются, парень! Ты без гроша и без имени, а девушки все равно вздыхают по тебе, уж я-то знаю! — Снова смешок. — Да возьми хоть эту англичанку, она от тебя прямо не отстает, молодая вдовушка!

Следовало предотвратить возможный поток нежелательных замечаний личного порядка, и я решила, что мне пора официально проснуться. Я потянулась, зевнула и села, старательно протирая глаза, чтобы обратить на себя внимание собеседников.

— Ммм, я, кажется, уснула, — сказала я, прямо глядя на мужчин.

Джейми, у которого покраснели уши, с повышенной деловитостью и озабоченностью принялся убирать остатки еды. Старина Алек уставился на меня с таким выражением, словно впервые заметил.

— А вы интересуетесь лошадками, барышня? — спросил он.

При данных обстоятельствах я, разумеется, не могла ответить отрицательно. Согласившись с тем, что лошади очень занимательны, я была вынуждена выслушать подробное описание достоинств молодой кобылки в паддоке, которая сейчас была совершенно спокойна и дремала, отдыхая, изредка взмахивая хвостом, чтобы отогнать случайную муху.

— Приходите, барышня, полюбоваться на них, когда вам вздумается, — заключил свое повествование Алек, — только не подходите к ним слишком близко, чтобы они не отвлекались. Они должны работать.

Это был недвусмысленный намек на мое затянувшееся посещение, но я осталась на месте, помня о главной причине моего прихода.

— В следующий раз буду осторожнее, — пообещала я. — Но до того, как я вернусь нынче в замок, мне надо осмотреть плечо Джейми и снять повязку.

Алек медленно наклонил голову, но, к моему удивлению, Джейми не согласился с моим предложением и направился в паддок.

— Это дело может немного подождать, барышня, — обернувшись, сказал он. — Сегодня у меня еще много работы. Может, попозже, после ужина, а?