Глаза постепенно привыкли к вечерней тьме, пока лошадь, спотыкаясь, пробиралась среди камней и зарослей дрока, поэтому, вступив из почти полной темноты в комнату, как мне вначале показалось, очень ярко освещенную, я была почти ослеплена. Но первое впечатление быстро рассеялось, и я убедилась, что в комнате всего-навсего два источника света: горящий очаг и достаточно тусклые свечи в подсвечниках; впрочем, потом я увидела невероятно старомодную масляную лампу.

– Кого это ты ведешь, Мурта?

Мой узколицый похититель подтащил меня за руку поближе к свету.

– Английскую девку, Дугал, судя по тому, как она разговаривает.

В комнате находилось несколько мужчин, и все они уставились на меня, одни с любопытством, другие весьма плотоядно. Мое платье было порвано во многих местах в результате вечерних приключений, привести его в порядок не было, как я убедилась, никакой возможности. Сквозь дыру в верхней части платья я увидела обнаженную грудь; уверена, что мужчины тоже ее разглядели. Я не стала зажимать рукой порванную материю – это лишь привлекло бы нежелательное внимание; вместо этого повернулась наугад к одному из мужчин и нахально уставилась прямо ему в лицо, надеясь тем самым отвлечь его внимание от дефектов в моей одежде.

– Англичанка она или нет, но вполне хорошенькая, – сказал этот человек, толстый и весь лоснящийся.

Он сидел возле очага, держа в руке кусок хлеба, с которым не пожелал расстаться, даже когда встал и подошел ко мне. Тыльной стороной ладони поднял мне подбородок, а потом откинул назад волосы с лица. Хлебные крошки посыпались мне за шиворот. Остальные мужчины тоже собрались вокруг меня, сплошные пледы и усы, от них крепко несло потом и водочным перегаром. Только теперь я заметила, что все они одеты в килты – странно даже для этой части Шотландии. Может, я попала на собрание клана или полковую вечеринку?

– Не робейте, барышня.

Эти слова произнес крупный чернобородый мужчина, который оставался сидеть за столом у окна.

Жестом он подозвал меня к себе. Судя по виду, он был руководителем всей этой шайки. Мужчины неохотно расступились, пропуская Мурту, который повел меня вперед по праву владельца добычи.

Чернобородый оглядел меня спокойно, без всякого выражения на лице. Он был недурен собой и нельзя сказать, что недружелюбен. Однако между бровей пролегли суровые морщины; судя по всему, вряд ли бы кто-то захотел встать ему поперек дороги.

– Как ваше имя, барышня?

Для человека такого сложения голос у него оказался неожиданно высокий, а совсем не глубокий бас, который я ожидала услышать, взглянув на его широченную грудь.

– Клэр… Клэр Бошан, – ответила я, решив на всякий случай воспользоваться моей девичьей фамилией.

Если они рассчитывают на выкуп, не стоит помогать им и называть имя, которое привело бы к Фрэнку. И вообще не стоило сообщать этим весьма подозрительным на вид мужчинам, кто я такая на самом деле, прежде чем не узнаю, кто они.

– И почему вы думаете, что вы… – начала было я, но чернобородый не стал меня слушать.

– Бошан? – Густые брови поднялись вверх, и вся компания тоже изобразила удивление. – Но ведь это французское имя?

Он произнес фамилию правильно, по-французски, хотя я выговорила ее на английский манер – Бичем.

– Да, совершенно верно, – ответила я, несколько удивленная.

– Где ты нашел эту барышню? – обратился Дугал к Мурте, который как раз освежал себя из кожаной фляжки.

Маленький смуглый человечек пожал плечами.

– У подножия Крэг-на-Дуна. Она беседовала с неким драгунским капитаном, с которым я имел случай познакомиться раньше, – сказал он, многозначительно приподняв брови. – Кажется, они обсуждали, шлюха эта леди или нет.

Дугал окинул меня еще раз своим невозмутимым взглядом, осмотрев со всем вниманием мое ситцевое набивное платье и туфли для прогулки.

– Понимаю. И какова была точка зрения леди по этому вопросу? – спросил он, сделав язвительное ударение на слове «леди».

Мурта, казалось, забавлялся на свой манер; уголок рта у него слегка приподнялся, когда он ответил:

– Она сказала, что не шлюха. Капитан и сам сомневался, так ли это, но собирался провести испытание.

– Мы тоже можем этим заняться.

Жирный бородач направился ко мне, расстегивая пояс. Я немедленно попятилась от него, но размеры комнаты ограничивали мои возможности.

– Перестань, Руперт. – Дугал смотрел на меня, нахмурив брови, но его голос прозвучал властно, и Руперт унялся. Вид у него при этом был комично разочарованный. – Я не допущу насилия, да у нас к тому же и времени нет.

Я была весьма признательна за столь дипломатичное разрешение конфликта, хотя с точки зрения морали оно казалось по меньшей мере двусмысленным. Однако меня беспокоило откровенно похотливое выражение некоторых лиц. Непонятно почему, я чувствовала себя так, словно появилась на публике в нижнем белье. Я понятия не имела, кто эти шотландские бандиты, но они казались мне очень опасными, и я придержала язык, с которого уже готовы были сорваться подходящие к случаю, но отнюдь не своевременные выражения.

– Ну, что скажешь, Мурта? – обратился Дугал к моему похитителю. – Мне кажется, она не расположена к Руперту, а?

– Выгоды никакой, – отозвался вместо Мурты низенький лысый человек. – Он не может дать ей серебра. Сами понимаете, ни одна баба не станет путаться с Рупертом, если он не заплатит вперед, – добавил он под дружный хохот своих товарищей.

Дугал утихомирил веселье одним движением руки и кивнул головой по направлению к двери. Лысый, все еще посмеиваясь, послушно удалился из комнаты в ночную темноту.

Мурта, который не стал смеяться вместе с прочими, бросил на меня хмурый взгляд и энергично тряхнул длинной, до самых бровей, челкой прямых волос.

– Нет, – сказал он твердо. – Я понятия не имею, кто она на самом деле, но готов заложить свою лучшую рубашку, что она не шлюха.

Я подумала, что, надо надеяться, его лучшая рубашка не та, в какую он сейчас одет, – на эту, пожалуй, никто бы не заключил пари.

– Кому знать, Мурта, если не тебе, ты их повидал на своем веку немало, – сказал Руперт с недружелюбной насмешкой, но Дугал резко оборвал его.

– Об этом потолкуем позже, – сказал он. – Нынче ночью нам предстоит проехать немалое расстояние, а нужно еще попробовать помочь Джейми. В таком состоянии он ехать не может.

Пока они переговаривались, я успела отступить в темный угол возле очага и старалась не привлекать к себе внимания. Мурта развязал мне руки, прежде чем ввести в дом. Может, мне удастся ускользнуть отсюда незамеченной, поскольку у бандитов есть о чем подумать и без меня. Все они занялись молодым человеком, сгорбившимся на скамейке в углу. Он ни разу не поднял глаза, пока меня разглядывали и расспрашивали, сидел, опустив голову, держась рукой за плечо и слегка покачиваясь вперед-назад, как видно, от боли.

Дугал осторожно отвел в сторону его руку. Кто-то еще снял с него плед, под которым была надета перепачканная в грязи и окровавленная полотняная рубашка. Невысокий мужчина с густыми усами подошел к юноше сзади и разрезал ножом рубашку – придерживая за воротник – через грудь к рукаву, так что она сползла с плеча.

У меня дыхание перехватило – впрочем, у некоторых из мужчин тоже. На плече была рана, глубокая, с рваными краями, и кровь из нее текла юноше на грудь. Но еще ужаснее выглядел плечевой сустав. Пугающий своей величиной бугор торчал в сторону, и рука была согнута под немыслимым углом.

– Ммфм, – промычал Дугал. – Бедняга, у тебя вывих что надо.

Молодой человек впервые поднял голову. Лицо у него было мужественное и приятное, несмотря на выражение страдания и отросшую рыжеватую щетину.

– Я упал на руку, когда мушкетная пуля выбила меня из седла. Всем весом на нее приземлился, она – крак! – и выскочила.

– Выскочила, без всякого сомнения, – согласился с ним усатый шотландец – судя по выговору, грамотный.

Он дотронулся до поврежденного плеча, и лицо юноши исказила гримаса боли.

– Рана неопасная, – продолжал усатый. – Пуля прошла навылет, и кровь течет свободно.

Он взял со стола какой-то грязный лоскут и приложил его к ране, чтобы остановить кровь.

– А что с вывихом делать, я просто не знаю. Чтобы его вправить, нужен костоправ. Ведь ты в таком виде не можешь ехать верхом, а, Джейми?

Мушкетная пуля? Костоправ? У меня закружилась голова.

Смертельно бледный юноша покачал головой.

– Сильно болит, даже когда просто сидишь. С лошадью мне не справиться.

Он опустил глаза и крепко прикусил зубами нижнюю губу.

– Но мы же не сможем оставить его здесь! – горячо заговорил Мурта. – Красномундирники не шибко большие мастера разъезжать в темноте, но рано или поздно они сюда доберутся. А Джейми с такой дырой в плече вряд ли сойдет за обыкновенного батрака.

– Можешь не волноваться, – сказал Дугал. – Никто и не собирается оставлять его тут.

Усатый вздохнул.

– Что поделаешь, надо попробовать поставить сустав на место. Мурта… и ты, Руперт… подержите его, а я попытаюсь.

Я, полная сочувствия, наблюдала за тем, как он взял юношу за кисть руки и за локоть и начал поднимать руку вверх. Угол был совершенно неправильный. Движение должно было причинять адскую боль. Пот полился у юноши по лицу, но он не закричал, а только негромко застонал. Но тут же резко подался вперед и упал бы, если бы его не держали мужчины.

Один из них откупорил кожаную фляжку и приложил ее к губам раненого. Резкий запах спиртного донесся даже до меня в моем углу. Молодой человек задохнулся, закашлялся, но все-таки сделал небольшой глоток, остальное пролилось на рубашку.

– Попробуем еще разок, а, паренек? – спросил усатый. – Может, у Руперта выйдет лучше? – обратился он к чернобородому жирному бандиту.

Руперт, поощряемый таким образом к действию, вытянул руки, словно собирался ухватиться за кейбер[7], вцепился юноше в запястье и явно намеревался силой вправить сустав, – операция, в результате которой рука перекосилась бы, как ручка метлы.

– Не смейте этого делать!

Все мои мысли о бегстве были подавлены чувством профессионального долга, и я выступила вперед, не замечая, с каким изумлением смотрят на меня мужчины.

– Что вы имеете в виду? – спросил усатый, совершенно потрясенный моим вмешательством.

– Вы сломаете ему руку, если будете действовать подобным образом, – отрезала я. – Отойдите, пожалуйста.

Взяв Руперта за локоть, я отвела его в сторону и перехватила у него запястье раненого. Юноша был удивлен не меньше остальных, но не противился. Кожа у него была теплая, но, насколько я могла определить, его не лихорадило.

– Нужно повернуть верхнюю часть руки под правильным углом, прежде чем вправлять сустав, – сердито приговаривала я, осуществляя на практике то, о чем говорила.

Юноша был весьма крепкого сложения, рука тяжелая, как свинец.

– Сейчас будет самое худшее, – предупредила я пациента и обхватила ладонью локоть, чтобы приподнять и вправить вывихнутый сустав.

Он со стоном проговорил:

– Хуже, чем теперь, не будет. Действуйте.

Пот крупными каплями катился у меня по лицу. Вправление плечевого сустава – дело весьма трудное даже при самых благоприятных обстоятельствах, а здесь я имела дело с крупным мужчиной, который провел с вывихнутой рукой уже несколько часов, мышцы отекли и давили на сустав. Работа требовала от меня напряжения всех сил. Очаг находился в опасной близости от нас, и я боялась, как бы мы оба туда не угодили, когда я сделаю рывок, вправляя сустав. Внезапно послышался легкий щелчок, и сустав встал на место. Пациент пришел в изумление. Не веря в исцеление, поднял руку, чтобы испытать ее.

– Она больше не болит! – воскликнул он с улыбкой восторженного облегчения во все лицо, в то время как остальные мужчины разразились одобрительными возгласами и захлопали в ладоши.

– Будет болеть, – сказала я, вся мокрая от напряжения, но весьма довольная результатом. – Руку надо беречь несколько дней, а первые два или три дня вообще не напрягать. Разрабатывайте ее медленно и постепенно. Прекращайте любое движение, если почувствуете боль, и каждый день накладывайте теплые компрессы.

Давая свои советы, я спохватилась, что, хоть мой пациент слушает меня с уважительным вниманием, остальные мало-помалу переходят от удивления к подозрительности.

– Дело в том, что я медсестра, – пояснила я в свою защиту.

Глаза Дугала, а следом за ним и Руперта остановились на моей груди и несколько задержались с выражением осуждающим и восхищенным одновременно. Потом они обменялись взглядами, и Дугал повернулся ко мне.

– Будь кем хочешь, – сказал он. – Хоть ты и кормилица[8], но лечить, кажется, умеешь. Ты перевяжешь парню рану так, чтобы он мог сидеть верхом на коне?

– Да, рану я перевязать могу, – ответила я достаточно резко. – Если найдется, чем ее перевязать. Но что значит «кормилица»? Что вы имеете в виду? И вообще, почему вы думаете, что я обязана вам помогать?