– Если вы ищете балган-буахрах (так она назвала собранные мной грибы), то я могу показать вам, где их много.

Я приняла ее предложение, и мы некоторое время бродили вместе по узким лощинам поблизости от сада и по берегам глубоких карстовых озер, где крохотные поганки росли в изобилии. Джейлис очень много знала о местных растениях и их медицинском применении, хотя некоторые ее «рецепты» казались мне по меньшей мере сомнительными. Трудно было поверить, например, что кровохлебка обеспечит вам бородавки на носу у соперницы в любви, и я сильно сомневалась, что при помощи чистеца можно превращать жаб в цыплят. Свои пояснения Джейлис давала с коварным огоньком в глазах, из чего я заключила, что она проверяет мои познания.

Несмотря на это поддразнивание, она показалась мне приятной спутницей, женщиной ясного разума и бодрого, хотя и циничного взгляда на жизнь. Она, кажется, знала абсолютно все, что можно знать о любом обитателе деревни, замка и всей округи; во время нашей прогулки мы несколько раз присаживались отдохнуть, и Джейлис знакомила меня с жалобами своего мужа на болезнь живота и развлекала достаточно злыми сплетнями.

– Говорят, Хэмиш вовсе не сын своего отца, – сообщила она, имея в виду единственного ребенка Колума, рыженького мальчика лет восьми, которого я видела на обеде в холле.

Этой сплетней я не была так уж потрясена, поскольку уже составила на этот счет собственное суждение. Удивляло меня другое: что имеется всего один ребенок сомнительного происхождения. Оставалось предположить, что либо Летиции везет, либо она достаточно сообразительна, чтобы вовремя обратиться к Джейлис. Поступив не слишком благоразумно, я сказала Джейлис о своем предположении.

Она отбросила назад длинные светлые волосы и рассмеялась.

– Нет, не ко мне. Красотка Летиция не нуждается в помощи для подобных дел, уж поверьте мне. Если искать колдунью в здешних краях, то проще найти ее в замке, а не в деревне.

Озабоченная тем, чтобы повернуть разговор в менее опасное русло, я спросила первое, что пришло в голову:

– Но если маленький Хэмиш – не сын Колума, то чей же он тогда?

– Ну конечно же, этого вашего паренька. – Джейлис повернулась ко мне с насмешливой улыбкой на губах и злым блеском в глазах. – Молодого Джейми.


Вернувшись в сад одна, я встретила Магдален; ее волосы в беспорядке выбились из-под платка, глаза круглые, испуганные.

– Ох, вот и вы, – произнесла она и вздохнула с облегчением. – Мы как раз собирались возвращаться в замок, и я хватилась вас.

– Очень любезно с вашей стороны, что вы меня искали, – ответила я, поднимая корзинку с вишнями, которую оставляла на траве. – Я знаю дорогу.

Магдален затрясла головой:

– Вы должны помнить об осторожности, милая. Ходите одна по лесу, когда кругом полно всех этих лудильщиков и вообще приезжего люда. Колум приказал…

Она вдруг запнулась и прикрыла рот рукой.

– Следить за мной?

Я произнесла это как можно мягче. Она неохотно кивнула, видимо, считая, что я могу обидеться. Я пожала плечами и улыбнулась ей.

– Что ж, я думаю, это естественно. В конце концов, у него нет никаких сведений обо мне, кроме моих собственных слов. Кто я, откуда… – Мое любопытство победило здравый смысл. – Как он считает, кто я такая?

– Вы англичанка, – вот все, что она мне ответила.

На следующий день я не ходила в сад. Не потому, что мне запретили, а потому, что в замке произошла серия пищевых отравлений, и это потребовало моего медицинского участия. Оказав пострадавшим помощь, я решила выяснить источник отравления.

Мое расследование привело к испорченной мясной туше из-под навеса. Я как раз находилась там и давала главному работнику коптильни советы, как, по моему мнению, лучше предохранить мясо от порчи, когда дверь отворилась, и меня обдало густой волной дыма.

Я обернулась, вытирая глаза, и увидела Дугала Маккензи в облаке дыма от дубовых сучьев.

– Наблюдаете за мясной кладовой не хуже, чем за своим медицинским кабинетом, миссис? – спросил он ядовито. – Скоро вы возьмете в свои руки весь замок, и миссис Фиц придется искать себе работу в другом месте.

– Не имею ни малейшего желания оставаться в вашем поганом замке! – огрызнулась я, продолжая вытирать слезящиеся глаза, причем на платке у меня оставались черные угольные пятна. Я отошла в сторону и закончила: – Я хочу только одного: убраться отсюда как можно скорее.

Все еще ухмыляясь, Дугал склонил голову в издевательски-любезном поклоне:

– Я в состоянии удовлетворить это ваше желание, миссис. По крайней мере, временно.

Я отбросила платок и уставилась на него:

– Что это значит?

Он закашлялся, отгоняя рукой дым, который теперь тянуло в его направлении. Вывел меня из-под навеса и повел к конюшням.

– Вы говорили вчера Колуму, что вам нужен чистец и какие-то другие замысловатые травы?

– Да, чтобы приготовить лекарство для тех, кто отравился мясом. Ну и что из этого?

Он благодушно пожал плечами:

– Только то, что я собираюсь в деревню к кузнецу, надо подковать трех лошадей. Жена помощника прокурора занимается травами, у нее есть запасы. И без сомнения, найдутся травы, которые вам нужны. Если вас это устраивает, леди, садитесь верхом и едем со мной в деревню.

– Жена поверенного? Миссис Дункан?

Я немедленно почувствовала себя почти счастливой. Перспектива покинуть замок хотя бы на короткое время весьма привлекала меня. Я подняла платок, поспешно вытерла еще раз лицо и сунула грязный платок за пояс.

– Поехали!

Я радовалась короткой поездке вниз по холму в деревню Крэйнсмуир, хотя день был пасмурный и темный. Дугал тоже был в отличном настроении и всю дорогу болтал со мной и шутил.

Сначала мы остановились возле кузницы, где Дугал оставил трех прекрасных лошадей и усадил меня позади себя в седло, чтобы таким образом доехать по Хай-стрит до дома Дункана. Это был солидный дом, на половину высоты обшитый деревом, четырехэтажный, причем в двух нижних этажах окна цветные, составленные из шестигранных стекол светлого пурпурного и зеленого цвета.

Джейли приветствовала нас с восторгом, радуясь нашему обществу в столь непогожий день.

– Это просто замечательно! – воскликнула она. – А я-то искала предлог забраться в кладовую и кое с чем там разобраться. Энн!

На ее призыв явилась из не замеченной мною двери служанка средних лет, с лицом, сморщенным, как зимнее яблоко.

– Проводи миссис Клэр в кладовую, – приказала Джейли, – а потом сходи и принеси нам ведро воды из родника. Помни: из родника, а не из колодца на площади!

Она повернулась к Дугалу:

– Я приготовила укрепляющее, которое обещала вашему брату. Зайдемте со мной в кухню на минутку, хорошо?

Я тем временем последовала за тыквоподобным задом служанки вверх по деревянной лестнице и неожиданно для себя оказалась в длинной, полной воздуха галерее. В отличие от других частей дома окна в этой комнате были двустворчатые; закрытые по случаю сырой погоды, они все же пропускали куда больше света, чем окна в фешенебельной мрачной гостиной внизу.

Джейли как травница явно знала свое дело. Комната была оборудована длинными сушильными рамами, обтянутыми марлей, крюками над небольшим очагом – для горячей сушки, а также открытыми полками вдоль стен; в полках были просверлены отверстия для лучшей циркуляции воздуха. Воздух напоен тонким, особенным ароматом сохнущих базилика, розмарина и лаванды. На удивление современный прилавок тянулся по одной стороне комнаты, на нем располагался примечательный по разнообразию ассортимент ступок, пестиков, чаш для смешивания, ложек – все безупречно чистое.

Прошло некоторое время, прежде чем появилась Джейли, раскрасневшаяся от подъема по лестнице, но улыбающаяся в предвкушении долгих послеполуденных часов за приятными занятиями: толчением трав и болтовней.

Пошел небольшой дождь, капли стекали по длинным стеклам окон, но в очаге горел огонь и было очень уютно. Я весьма радовалась обществу Джейли: ее острый язык и откровенно циничные высказывания составляли освежающий контраст с благонравными и робкими разговорами женщин в замке, кроме того, для женщины, живущей в маленькой деревушке, Джейли была весьма образованна.

Она знала при этом все скандальные истории, все, что происходило в деревне и замке в последние десять лет, и рассказала мне немало забавного. Как ни странно, она почти не касалась меня самой. Возможно, это было не в ее вкусе: она предпочитала узнавать обо мне от других.

Через некоторое время я услыхала какой-то шум, доносящийся с улицы, но решила, что жители деревни возвращаются с воскресной мессы. Церковь располагалась в конце главной улицы, от церкви Хай-стрит тянулась к площади, от которой веером расходились небольшие улочки и проулки.

Пока мы спускались от замка к кузнице, я, глядя на деревню сверху, сравнивала ее расположение с расположением костей руки, и это меня забавляло: Хай-стрит – лучевая кость, вдоль нее располагаются магазины и конторы, а также резиденции наиболее почтенных граждан; локтевая кость – Сент-Маргарет-лейн, параллельная Хай-стрит, но более узкая, на ней кузница, кожевенная мастерская и более мелкие заведения других ремесленников. Деревенская площадь (как и все виденные мной деревенские площади, она не квадратная, а скорее удлиненная) – ладонь и запястье, а несколько проулков и отдельных коттеджей – фаланги пальцев.

Дом Дункана стоит на площади, как и положено дому официального лица подобного уровня. Впрочем, суть здесь не только в статусе, но и в удобстве: площадь можно использовать в тех случаях, когда судебное дело, то ли по причине вызванного им общественного интереса, то ли по причинам чисто юридического порядка, выходило за рамки узкой компетенции Артура Дункана. К тому же, как пояснил мне Дугал, и позорный столб находится тут же – этакое безыскусное деревянное сооружение на небольшой каменной плите, водруженное в самом центре площади; по соседству с ним стоит еще один деревянный столб, экономно используемый то как место для порки, то как майский шест[19], то как флагшток или коновязь – в зависимости от потребности.

Шум за окнами становился все более громким и гораздо более беспорядочным, нежели ровный гомон прихожан, расходящихся из церкви к своим домашним очагам, где их ждет обед. Джейли с нетерпеливым восклицанием отодвинула в сторону кувшины и распахнула окно, чтобы выяснить, что происходит.

Я присоединилась к ней у окна и увидела толпу мужчин и женщин, одетых ради посещения церкви в свои лучшие одежды, будь то куртка, юбка или чепец, а предводительствовал всеми жабообразный отец Бейн, который отправлял церковные службы как в деревне, так и в замке. Священник вцепился в парнишку лет двенадцати, судя по драным клетчатым штанам и вонючей рубашке – подмастерье кожевенника. Отец Бейн держал парня за шкирку, что было ему не так легко, потому что пленник ростом вышел побольше того, кто его толкал взашей. Толпа следовала за этой парочкой на некотором расстоянии, и угрожающий ропот раздавался словно гром после вспышки молнии.

Сверху мы увидели, как отец Бейн и мальчик вошли в дом. Толпа осталась снаружи, люди переговаривались и толкались. Те, кто посмелее, подбирались к окнам и старались заглянуть внутрь.

Джейли с шумом захлопнула окно, и говор у дверей дома ненадолго утих.

– Стащил что-нибудь, – бросила Джейли, возвращаясь к столу с травами. – Вечная история с мальчишками кожевенника.

– Что ему за это будет? – с любопытством спросила я.

Она только пожала плечами, пересыпая между пальцев в ступку сухой розмарин.

– Думаю, это зависит от того, как нынче у Артура с пищеварением. Если он благополучно позавтракал, мальчишка отделается поркой. А если у него запор или газы мучают, – она брезгливо поморщилась, – воришке отрежут ухо или отрубят руку.

Я пришла в ужас, но вмешиваться напрямую не решалась. Я была чужая, к тому же англичанка, и хоть я считала, что как обитательница замка имею право на некоторое уважение, мне не раз приходилось замечать, как жители деревни исподтишка делали знак «от дурного глаза», когда я проходила мимо. Мое вмешательство могло навредить мальчугану.

– Не могли бы вы сделать что-нибудь? – обратилась я к Джейли. – Поговорите с мужем, попросите его быть… э-э… помягче.

Джейли оторвалась от работы, явно удивленная. Мысль о вмешательстве в дела мужа, очевидно, никогда не приходила ей в голову.

– А в честь чего это вы о нем беспокоитесь? – спросила она с любопытством, но не враждебно.

– Естественно, я беспокоюсь! – воскликнула я. – Он совсем еще мальчик. Что бы он ни сделал, он не заслуживает того, чтобы его искалечили на всю жизнь!

Она подняла светлые брови: аргумент, видимо, показался ей неубедительным. Однако она снова пожала плечами и вручила мне ступку и пестик.

– Чего не сделаешь ради дружбы, – сказала она, округлив глаза.

Она поискала что-то на полке и достала бутылку зеленоватой жидкости, на этикетке которой красивым почерком было написано: «Экстракт перечной мяты».