Какая разница между этим существом и сравнительно маленьким, цвета ила, муляжом, который, помнится, я видела в большой диораме Британского музея. Но форма тела была, безусловно, та же. Краски живых созданий меркнут с последним дыханием, мягкая, упругая кожа и гибкие мышцы разлагаются в течение каких-нибудь недель. Но кости порой сохраняются как достоверная основа формы и доносят до нас свидетельства былого великолепия.

Закрытые клапанами ноздри внезапно раскрылись, послышалось ошеломительное свистящее дыхание. Мгновенное движение – и существо нырнуло, оставив после себя только взбудораженную, вспененную поверхность воды.

При его появлении я встала на ноги. И должно быть, бессознательно подошла к кромке воды, чтобы получше разглядеть это диво, потому что я обнаружила себя стоящей на каменной плите, одним концом погруженной в воду; я стояла и смотрела, как постепенно опадающие волны сливаются с гладью озера.

Я простояла так недолго, глядя на бескрайние воды. Потом сказала: «Прощай!», обратившись к пустынной глади. Стряхнула с себя чары и вернулась на берег.

Над самым спуском стоял мужчина. Вначале я испугалась, но тотчас узнала в нем одного из наших погонщиков. Вспомнила, что зовут его Питером; ведро, которое он держал в руке, объясняло его присутствие. Я хотела спросить его, видел ли он чудовище, но выражение его лица было более чем утвердительным ответом. Весь белый, чуть ли не белее маргариток, что росли у него под ногами, капли пота стекают одна за другой и прячутся в бороде, выкаченные глаза белые, как у испуганной лошади, руки так дрожат, что ведро бьет его по ноге.

– Все в порядке, – сказала я, подходя к нему, – оно ушло.

Вместо того чтобы его успокоить, эти слова вызвали еще большую тревогу. Он выронил ведро, упал передо мной на колени и перекрестился.

– Смилуйтесь, леди, – заикаясь, еле выговорил он и, к моему величайшему смущению, повалился ничком к моим ногам и припал лицом к подолу платья.

– Это просто смешно, – сердито произнесла я. – Встаньте сейчас же!

Я легонько подтолкнула его носком своей туфли, но он весь трясся, распластавшись по земле, словно раскисшая плесень.

– Да встаньте же! – повторила я. – Глупый вы человек, ведь это всего-навсего…

Тут я запнулась, обдумывая, что ему сказать. Приводить латинское название животного явно не имело смысла.

– Это всего лишь небольшое чудовище, – решилась я наконец.

Взяла его за руку и помогла встать на ноги. Мне пришлось также спуститься к берегу и наполнить водой ведро, потому что он ни за что бы не решился – и не без определенного резона – сделать это. Он шел следом за мной к лагерю, соблюдая почтительную дистанцию, и поспешил удрать к своим мулам, то и дело оглядываясь по пути на меня через плечо.

Казалось, он не собирался упоминать кому-нибудь еще о таинственном существе, и я подумала, что могу не волноваться по этому поводу. Промолчу. Если Дугал, Джейми и Нед были образованными людьми, то все остальные – просто неграмотные горцы, обитающие среди утесов и ущелий на землях клана Маккензи. Они смелые бойцы, бесстрашные воители, но они столь же суеверны, как любой их примитивный собрат из Африки или со Среднего Востока.

Итак, я спокойно поужинала и отправилась спать, постоянно ощущая на себе подозрительный и настороженный взгляд погонщика Питера.

Глава 20. Пустынные просторы

Через два дня после набега мы снова повернули на север. Теперь мы приближались к месту встречи с Хорроксом, и Джейми время от времени погружался в глубокие размышления – возможно, о том, какое значение для него могут иметь сведения английского дезертира.

Я больше не видела Хью Мунро, но прошлой ночью, пробудившись, не обнаружила Джейми возле себя на одеяле. Я хотела было не засыпать и дождаться его возвращения, но не выдержала и уснула, когда луна стала светлеть. Наутро Джейми крепко спал рядышком со мной, а на одеяле лежало что-то завернутое в листок тонкой бумаги; сверток был скреплен хвостовым пером дятла, словно булавкой. Осторожно развернув сверток, я увидела большой кусок необработанного янтаря. Только одна сторона его была обточена и отполирована, и в этом окошечке виднелось изящное тельце маленькой темной стрекозы, застывшей в вечном полете.

Я разгладила бумагу. Послание было начертано на испачканном белом листке маленькими и удивительно красивыми буквами.

– Что тут написано? – спросила я у Джейми, разглядывая непонятные буквы и знаки. – Кажется, это по-гэльски.

Джейми приподнялся на локте и взглянул на бумагу.

– Нет, это не гэльский. Латынь. Мунро был школьным учителем, прежде чем попал в плен к туркам. Это отрывок из Катулла.

…Da mi basia mille, diende centum,

dein mille altera, dein secunda centum…

У него слегка порозовели мочки ушей, пока он переводил мне:

Дай же тысячу сто мне поцелуев,

Снова тысячу дай и снова сотню…[33]

– Да, это повыше классом, чем ваши домашние лепешки, – заметила я.

– Что такое? – удивился Джейми.

– Ничего, не обращай внимания, – спохватилась я. – Мунро отыскал для тебя Хоррокса?

– Да. Это улажено. Я встречусь с ним в одном известном мне местечке в горах, милях в двух от Лаг-Круйма. Через четыре дня, если все будет идти без происшествий.

Упоминание о возможных происшествиях обеспокоило меня.

– Ты думаешь, это вполне безопасно? Я имею в виду, можно ли доверять Хорроксу?

Он уселся, протирая все еще сонные глаза и помаргивая.

– Английскому-то дезертиру? Бог мой, конечно же нет! Я думаю, что ему продать меня Рэндоллу – раз плюнуть, да только он не может сам явиться к англичанам. Дезертиров они вешают. Нет, я ему нисколько не доверяю. Потому и поехал вместе с отрядом Дугала вместо того, чтобы разыскивать Хоррокса одному. Если он замышляет что-нибудь, то я по крайней мере буду не один.

– Ax вот как!

Я была не слишком уверена, что присутствие Дугала – столь уж надежная опора, если иметь в виду отношения между Джейми и двумя его дядьями, погрязшими в интригах.

– Ну хорошо, если ты так думаешь, – проговорила я тоном, в котором явно прозвучало сомнение. – Надеюсь, Дугалу не представится возможность подстрелить тебя.

– Он это уже сделал однажды, – беспечно заявил Джейми, застегивая рубашку. – Ты сама меня перевязывала.

Я выронила гребень, которым расчесывала волосы.

– Дугал! Я считала, что тебя ранили англичане.

– Англичане стреляли в меня, – уточнил он. – И я не уверен, что именно Дугал ранил меня. Возможно, это был Руперт, он самый лучший стрелок среди людей Дугала. Нет, когда мы удирали от англичан, я сообразил, что мы поблизости от границы владений Фрэзеров, и решил использовать шанс. Пришпорил коня и свернул влево, в сторону от Дугала и остальных. Пули летели градом, но та, которая попала в меня, прилетела сзади. А позади меня тогда находились Дугал, Мурта и Руперт. Все англичане были впереди – когда я свалился с коня и покатился вниз по холму и чуть не угодил им под ноги.

Он наклонился над ведром с водой, которую я принесла, и, черпая пригоршнями, ополоснул лицо. Встряхнул головой, чтобы окончательно прояснить глаза, и посмотрел на меня с улыбкой; мелкие капельки блестели у него на бровях и на густых ресницах.

– Когда так вышло, Дугал вступил в жестокую схватку – только бы отбить меня. Я валялся на земле, а он стоял надо мной, одной рукой ухватив меня за пояс, в другой руке держа саблю, и рубился с драгуном, который считал меня своей добычей. Дугал его убил, а меня взвалил на своего коня. – Джейми помотал головой. – Передо мной все было как в тумане, помню только, что думал, как это тяжело – подниматься на лошади вверх по крутому холму с грузом в четыреста фунтов у нее на спине.

Я снова села, несколько ошеломленная.

– Но… если бы Дугал захотел, он мог бы убить тебя тогда.

Джейми покачал головой, принимаясь за опасную бритву, которую одолжил у Дугала. Он немного подвинул ведро, чтобы поверхность воды давала отражение, и, изобразив на лице ту мучительную гримасу, которая появляется у всех бреющихся мужчин, принялся скоблить свою щетину.

– Нет, только не перед всеми людьми. Кроме того, Дугал и Колум не желают моей смерти, особенно Дугал.

– Но…

Тут у меня закружилась голова – как всегда, когда мне приходилось сталкиваться со сложностями шотландских семейных отношений.

Слова Джейми звучали теперь глуховато: выпятив подбородок, он вертел головой, стараясь сбрить волосы под нижней челюстью.

– Это все Лаллиброх, – пояснил он, ощупывая свободной рукой, не осталось ли несбритых волосков. – Мало того что это здоровый кусок земли, так еще и расположен у начала горного прохода. Единственный удобный проход в горы на десять миль в обе стороны. Если бы дело дошло до нового восстания[34], цены бы этому участку не было: контроль над всей округой. Умри я до женитьбы, владение, скорее всего, отошло бы к Фрэзерам.

Он усмехнулся, вытирая шею.

– Нет, я представляю собой хорошенькую проблему для братьев Маккензи. С одной стороны, я могу стать препятствием для юного Хэмиша в его претензиях на главенство в клане – и братья желают мне смерти. С другой стороны, если, предположим, я Хэмишу не помеха, они хотели бы, чтобы и я, и моя собственность были на их стороне в случае войны, а не на стороне Фрэзеров. Вот почему они хотят помочь мне в деле с Хорроксом. Ведь, пока я вне закона, я не могу хозяйничать в Лаллиброхе, хоть он и принадлежит мне.

Я свертывала одеяла и покачивала головой, поражаясь сложности – и опасности – обстоятельств, сквозь которые Джейми проходил с такой беспечностью. И вдруг меня осенило, что теперь не он один втянут во все это. Я подняла голову.

– Ты сказал, что, если бы ты умер до женитьбы, владение отошло бы к Фрэзерам, – сказала я. – Но ты женат. Так кто же…

– Вот-вот, – подхватил Джейми, слабо усмехнувшись.

Утреннее солнце пылало золотом и медью на его волосах.

– Если меня убьют сейчас, англичаночка, то Лаллиброх твой.


Утро было прекрасное, мгла рассеялась. В зарослях вереска хлопотали птицы; дорога здесь, в отличие от многих других мест, была широкая, копыта лошадей мягко ступали по пыли.

На вершину невысокого холма мы с Джейми подымались рядом. Он кивнул направо:

– Ты видишь вон ту небольшую рощицу внизу?

– Да.

Это был маленький кусочек смешанного леса чуть в стороне от дороги – сосны, дубы, осинки.

– Там есть родничок под деревьями, он разливается озерцом. Мягкая травка. Чудесное местечко.

Я посмотрела на него насмешливо.

– Не слишком ли рано для ланча?

– Я совсем не это имел в виду.

Джейми, как я случайно заметила несколько дней назад, не умел подмигивать одним глазом. Вместо этого он хлопал глазами, словно большая рыжая сова.

– А что именно ты имел в виду?

Мой испытующий взгляд столкнулся с невинным, почти детским взором голубых глаз.

– Я просто подумал, как бы ты выглядела… там на траве, у воды… в платье, поднятом до ушей…

– О… – только и произнесла я.

– Я скажу Дугалу, что мы спустимся набрать воды.

Он пришпорил лошадь, проехал вперед и скоро вернулся, прихватив бутыли для воды с других лошадей. Я слышала, как Руперт что-то кричал нам по-гэльски, когда мы уже спускались с холма, но слов не разобрала.

Я первая добралась до рощицы. Соскользнув с седла, я растянулась на траве, зажмурив глаза от яркого солнца. Минутой позже Джейми остановился поблизости и спрыгнул на землю. Он шлепнул коня по крупу и отправил его пастись на травке вместе с моим, со свободно отпущенными поводьями. Потом опустился на колени рядом со мной. Я притянула его к себе.

То был теплый день, благоухающий травой и цветами. Джейми и сам пахнул словно только что сорванный стебель травы – остро и сладко.

– Нам надо поспешить, – сказала я. – Они будут удивлены, что мы так долго набираем воду.

– Не будут, – ответил он, с привычной легкостью распутывая мои завязки. – Они знают.

– Что ты имеешь в виду?

– Разве ты не слышала, что кричал нам вслед Руперт?

– Слышала, но не поняла.

По-гэльски я уже понимала большинство обыденных слов, но не быструю разговорную речь.

– Ну и хорошо. Это не для твоих ушей.

Высвободив мои груди, он зарылся в них лицом, целуя и нежно покусывая – до тех пор, пока я уже не могла терпеть больше и, подняв юбки, прильнула к нему. Я чувствовала себя весьма неловко после нашего яростного и примитивного соития на камнях и больше не позволяла Джейми заниматься любовью в лагере, а леса кругом были чересчур густые, чтобы можно было уйти далеко от лагеря. Оба мы испытывали некое мягкое и приятное напряжение от воздержания, и теперь, в безопасном отдалении от любопытных глаз и ушей, отдавались друг другу с пылом, от которого мои губы и пальцы покалывало притоком крови.

Мы оба уже были близки к концу, когда Джейми вдруг замер. Открыв глаза, я увидела его темное на фоне солнца лицо, а на лице – совершенно неописуемое выражение. К его голове было прижато что-то черное. Едва мои глаза привыкли к свету, я поняла, что это дуло мушкета.