Длинные пальцы Джейми поигрывали гусиным пером на столе. Айен, сидя за маленьким столиком в сторонке, опустил подбородок на кулаки, поставленные один на другой, и с неподдельным интересом взирал на Рональда.

Макнаб воинственно ощетинился. Я восприняла это как агрессивное возбуждение человека, который не пьян, но до смерти хочет напиться.

— Нет, парень мне нужен, — отрезал он.

— Мм… — Джейми откинулся на спинку кресла и скрестил руки на животе. — Я бы заплатил за его услуги, конечно.

— Моя мать приходила к вам, да? — Макнаб заерзал на стуле. — Я сказал нет, и так оно и будет. Это мой сын, что хочу, то с ним и делаю. А я хочу, чтобы он оставался дома.

Джейми очень вдумчиво поглядел на Макнаба, но спорить с ним не стал и обратился к своим счетным книгам.

Попозже, когда арендаторы вернулись в теплые пределы буфетной и гостиной подзаправиться перед отъездом, я увидела Джейми в окно — он не спеша направлялся к свинарнику, по-приятельски, обняв тощего Макнаба за плечи. Парочка скрылась за сараем, по-видимому, с целью осмотреть нечто, представляющее сельскохозяйственный интерес, но появилась снова минуты через две и двинулась к дому.

Рука Джейми по-прежнему обхватывала плечи более низкорослого Макнаба, но теперь она, казалось, поддерживала его. Лицо у Макнаба было серое и покрытое потом, шел он медленно и явно не мог распрямиться.

— Ну вот и отлично, — услыхала я слова Джейми, когда они подошли достаточно близко. — Надеюсь, твоя хозяйка обрадуется лишним денежкам, а, Рональд? А вот и твоя животинка, славный мул, очень славный.

Облезлый мул, который доставил Макнаба в имение, приплелся со двора, где он вовсю наслаждался гостеприимством хозяев. Пучок сена еще торчал у него изо рта и мерно подергивался.

Джейми поддержал Макнаба под ногу, чтобы помочь ему сесть в седло — судя по всему, помощь была просто необходима. Макнаб не ответил ни слова и даже не махнул рукой, выслушивая многократно повторенные «с Богом» и «счастливого пути»; он лишь отрешенно кивнул и поехал со двора шагом, по-видимому, погруженный в тайные горести, которые требовали полного внимания.

Джейми стоял, опершись о забор, и обменивался любезностями с другими арендаторами, которые разъезжались по домам, до тех пор, пока Макнаб не скрылся из виду, перевалив через вершину холма. Тогда он выпрямился, поглядел на дорогу, потом повернулся и свистнул. Маленькая фигурка в драной, но чистой рубашке и покрытом пятнами килте вынырнула из-под телеги для сена.

— Ну что ж, — обратился Джейми к мальчику. — Вроде бы твой отец дал согласие, чтобы ты поработал у нас в конюшне, юный Рэбби. Я уверен, что работать ты станешь на совесть и оправдаешь доверие, а?

Круглые покрасневшие глаза смотрели с грязной мордашки, но мальчик не сказал в ответ ни слова; Джейми взял его за плечо и повернул лицом к желобу, по которому стекала вода в колоду, из которой пили лошади.

— На кухне тебя ждет ужин, паренек. Но сначала ты умойся, наша мистрисс Крук очень глазастая женщина. И знаешь, Рэбби, не забудь про уши, не то она сама тебе их вымоет. Мои она сегодня утром отскоблила как следует. — Он оттопырил свои уши обеими руками и слегка потрепал их, серьезно глядя на мальчика; тот смущенно улыбнулся и побежал к желобу.

— Я рада, что ты это уладил, — сказала я, беря Джейми под руку, чтобы вместе идти на ужин. — Я имею в виду Рэбби Макнаба. Как тебе это удалось?

— Очень просто. Завел Рональда за пивоварню и двинул кулаком разок-другой в живот. Спросил, что он предпочитает — расстаться с парнишкой или со своей печенкой. — Джейми хмуро поглядел на меня. — Это было неправильно, но ничего другого я не мог придумать. Я поступил так не только потому, что дал обещание бабушке Макнаб. Дженни рассказала мне о том, какая у мальчишки спина. — Он помолчал. — Вот что я скажу тебе, Саксоночка. Мой отец наказывал меня так часто, как считал нужным, пожалуй, чаще, чем я считал заслуженным. Но я не съеживался от страха, когда он обращался ко мне. И не думаю, чтобы Рэбби, лежа когда-нибудь в постели со своей женой, рассказывал бы об этом со смехом.

Он опустил плечи и передернул ими тем немного странным движением, которого я не видела у него уже несколько месяцев.

— Он прав, это его собственный сын, он может делать с ним что хочет. А я не Господь Бог, всего лишь лэрд, что намного ниже степенью. И все же… — Он глянул на меня с кривоватой полуулыбкой. — Чертовски малое расстояние между справедливостью и жестокостью, Саксоночка. Хочу надеяться, что оказался на правильной стороне от черты.

Я обняла его за талию.

— Ты поступил правильно, Джейми.

— Ты так считаешь?

— Да.

Мы возвратились к дому, обнявшись. Белые домики фермеров казались янтарно-золотыми в лучах заходящего солнца. Мы не вошли сразу в дом, Джейми увлек меня по дорожке пройтись немного. Усевшись за домом на верхнюю перекладину забора, мы видели перед собой поле и хозяйственные постройки.

Я положила голову Джейми на плечо и вздохнула. Он легонько прижал меня к себе.

— Вот для этого ты и был рожден, Джейми?

— Наверное, Саксоночка. — Он окинул взглядом поля и постройки, фермы и дороги, потом опустил глаза на меня, и губы его крупного рта раздвинула улыбка.

— А ты, моя Саксоночка? Ты для чего родилась? Быть хозяйкой имения или ночевать в поле, как цыганка? Быть врачом, женой преподавателя или леди-подругой человека вне закона?

— Ябыла рождена для тебя, — просто ответила я и раскрыла ему объятия.

— Знаешь, — сказал он, — ты мне этого никогда не говорила.

— И ты тоже.

— Я говорил. На другой день после приезда сюда. Сказал, что хотел тебя больше всего на свете.

— А я ответила, что любить и желать не всегда одно и то же.

Он засмеялся.

— Возможно, ты и права, Саксоночка. — Он отвел с моего лица волосы и поцеловал в лоб. — Я желал тебя с первой минуты, как увидел, но полюбил, когда ты плакала у меня в объятиях и позволила мне утешить тебя тогда, в Леохе, в первый день.

Солнце опустилось за темную линию сосен, показались первые звезды. Наступила уже середина ноября, и вечерний воздух был холодный, хоть и стояли погожие дни. Стоя по ту сторону забора, Джейми наклонился и коснулся своим лбом моего.

— Ты первая.

— Нет, ты.

— Почему?

— Я боюсь.

— Чего, моя Саксоночка?

Тьма опустилась на поля и укрывала землю перед наступлением ночи. Свет новорожденного месяца очертил ясной линией лоб и нос Джейми, упал на лицо.

— Боюсь, что, начав, я никогда не остановлюсь.

Он посмотрел на горизонт, над которым низко висел узенький серп.

— Близится зима, и ночи стали длинными, mo duinne.

Он перегнулся через забор и принял меня в свои объятия, и я почувствовала жар его тела и биение его сердца.

— Я люблю тебя.


Глава 31 ТЯЖЕЛАЯ РАБОТА


Спустя несколько дней я выкапывала на холме за домом клубни хохлатки. Заслышав шорох шагов по траве, я обернулась, полагая, что это Дженни либо мистрисс Крук пришла звать меня на ужин. Но пришел Джейми; волосы у него торчали сосульками после недавнего омовения перед трапезой. На нем была та же длинная, завязанная между ног рубашка, в которой он работал в поле. Он подошел ко мне сзади, обнял и положил подбородок мне на плечо. Мы стояли и смотрели, как солнце, облаченное в золото и пурпур, опускается за сосновую рощу. Ландшафт постепенно тускнел, но мы оставались на месте — нам было очень хорошо. Начало темнеть, я, услышала, как Дженни зовет нас.

— Пора возвращаться, — неохотно проговорила я.

— Ммм. — Джейми не пошевелился, только крепче обнял меня и продолжал смотреть на сгущающиеся тени, словно хотел запечатлеть в своей памяти каждый камень и каждую травинку.

Я повернулась к нему и закинула руки ему на шею.

— В чем дело? — тихонько спросила я. — Нам нужно уезжать поскорей?

При мысли об отъезде из Лаллиброха сердце у меня упало, но я понимала, что опасно затягивать наше пребывание здесь: красные мундиры могли появиться в любое время, и кончилось бы это скверно.

— Да. Завтра или послезавтра в крайнем случае. Англичане в Нокчойлуме, в двадцати милях отсюда, в хорошую погоду всего два дня езды оттуда до нас.

Я начала сползать с забора, но Джейми перехватил меня и поднял на руки, прижав к груди.

Кожа у него была еще теплая от солнца, запах пота смешался с запахом овсяной соломы. Он помогал закончить уборку хлеба, и этот запах напомнил мне об ужине неделю назад, во время которого Дженни, неизменно дружелюбная и приветливая, признала меня наконец полноправным членом семьи.

Жатва — изнурительная работа, к концу ужина Айен и Джейми обычно начинали дремать. В тот вечер я встала из-за стола, чтобы принести сладкий пудинг на десерт. Вернувшись, я увидела, что оба мужчины крепко спят, а Дженни тихонько посмеивается над ними, сидя за столом перед остатками ужина. Айен лежал, тяжело опустившись, в своем кресле, голова упала на грудь; он шумно дышал во сне. Джейми прилег щекой на вытянутые через стол руки и мирно похрапывал между деревянным блюдом и мельничкой для перца.

Дженни приняла у меня пудинг, положила мне и себе; покачала головой, глядя на спящих мужчин.

— Они оба так зевали, — заговорила она, — что я подумала: а если мне замолчать, как они себя поведут? Вот я и притихла, и они оба через две минуты были готовы. — Она осторожным движением убрала Айену волосы со лба. — Вот почему так мало детей родится здесь в июле, — продолжала она. — Мужчины в ноябре не в состоянии бодрствовать достаточно долго, чтобы зачать ребенка.

Это было похоже на правду, и я засмеялась. Джейми, который храпел рядом со мной, зашевелился, и я положила руку ему на шею, чтобы успокоить. У него на губах появилась улыбка, совершенно бессознательная, и он снова погрузился в глубокий сон.

— Это необычно, — сказала Дженни. — Я не видела этого с тех пор, как он был маленьким.

— Чего этого?

— Чтобы он улыбался во сне. Обычно он улыбался, когда спал еще в колыбельке, если подойдешь и приласкаешь его, и даже позже, когда спал уже в кроватке. Мама и я иногда подходили и гладили его по головке, она или я, и ждали, улыбнется он или нет. Он всегда улыбался.

— Это удивительно, правда?

Я решила попробовать и погладила затылок и шею Джейми.

Он ответил короткой и светлой улыбкой, которая почти мгновенно сменилась обычным для него во сне серьезным выражением.

— Интересно, почему это он, — сказала я, глядя на него как зачарованная.

Дженни пожала плечами и улыбнулась мне:

— Мне кажется, потому что он счастлив.

Мы так и не уехали на следующий день. Где-то в середине ночи меня разбудил негромкий разговор у нас в комнате. Повернувшись, я увидела, что над кроватью наклонился Айен со свечой в руке.

— У Дженни начались роды, — сказал Джейми, заметив, что я проснулась. Сел на постели и зевнул. — Немного преждевременно, да, Айен?

— Этого никогда не знаешь точно. Маленький Джейми родился позже. Я-то считаю, что лучше раньше, чем с опозданием. — Айен улыбнулся быстрой и нервной улыбкой.

— Саксоночка, ты сможешь принять ребенка? Или мне лучше сходить за повивальной бабкой? — спросил Джейми.

Я ответила без колебаний:

— Надо пойти за повивальной бабкой.

Во время моей практики я только три раза присутствовала при родах; все они происходили в стерильной операционной, под анестезией, причем на роженицах надеты были соответствующие просторные одеяния и почти ничего не было видно, кроме невероятной напряженной и растянутой промежности и внезапно появляющейся головки ребенка.

Проводив Джейми за акушеркой, мистрисс Мартинс, я поднялась следом за Айеном по лестнице.

Дженни сидела в кресле у окна, удобно откинувшись на спинку. Она надела старую ночную сорочку; белье с постели было снято, перина накрыта старым одеялом, а Дженни теперь просто сидела и ждала.

Айен беспокойно крутился возле нее. Дженни порой улыбалась, но то была улыбка отрешенная, обращенная внутрь, словно Дженни прислушивалась к чему-то отдаленному, что было слышно ей одной. Айен, полностью одетый, то и дело принимался бродить по комнате, брал в руки какие-то вещи и тут же ставил обратно, пока Дженни наконец не велела ему уйти.

— Спустись и разбуди мистрисс Крук, Айен, — сказала она, смягчая улыбкой удаление его от себя. — Пусть приготовит все для мистрисс Мартинс. Она знает, что делать.

Тут она сделала глубокий вдох и опустила обе руки на вздувшийся живот. Я оцепенела при виде того, как внезапно напряглось и округлилось ее чрево. Дженни прикусила губу и несколько секунд тяжело дышала, потом расслабилась. Живот принял обычную для последнего времени форму, из глаз Дженни скатились две слезинки. Айен нерешительно положил ей на плечо руку, она накрыла ее своей ладонью и улыбнулась ему.