Осушив стаканчик и поставив его на стол, сэр Флэтчер придвинул к себе ящичек — простую деревянную шкатулку с выдвижной крышкой. На крышке мелом было написано: «Фрэзер». Сэр Флетчер сдвинул крышку, заглянул внутрь и тотчас пододвинул ящичек ко мне.

— Личные вещи заключенного, — сказал он. — Обычно мы после… мм… экзекуции отсылаем их тому из родственников, кому назначает осужденный. Однако этот узник вообще отказался хоть что-то сообщить о своей семье. По-видимому, из неприязни или отчуждения. Не столь уж необычно, однако прискорбно. Я подумал, мистрисс Бошан, что, поскольку вы друг семьи, может быть, вы примете на себя обязанность передать вещи родственникам?

Говорить я не могла, только кивнула и уткнулась носом в стакан с кларетом.

Сэр Флэтчер был явно обрадован и тем, что пристроил шкатулку, и тем, что я вскоре удалюсь. Он, все так же тяжело, с присвистом дыша, откинулся на спинку и широко улыбнулся мне.

— Это очень великодушно с вашей стороны, мистрисс Бошан. Это весьма грустная и тягостная обязанность для чувствительной молодой женщины, и, уверяю вас, я вам от души признателен.

— Не стоит благодарности, — пробормотала я с трудом, встала и взяла шкатулку — такую маленькую и легкую, заключающую в себе все, что осталось от человеческой жизни.

Я знала, что там лежит. Три аккуратно свернутые рыболовные лески. Кремень и кресало. Маленький осколок стекла с округленными от трения краями. Мелкие камешки — просто потому, что они красивы или приятны на ощупь. Высушенная лапка крота — средство от ревматизма. Библия… или они позволили ему оставить ее у себя? Я на это надеялась. Кольцо с рубином — если его не украли. И маленькая змейка, вырезанная из вишневого дерева, с надписью: «Сони».

Я запнулась у двери и ухватилась за притолоку, чтобы удержаться на ногах. Сэр Флэтчер, любезно провожавший меня, немедленно подскочил ко мне:

— Мистрисс Бошан! Вам дурно, дорогая? Караульный, подайте стул!

Я чувствовала, что на лице у меня выступил каплями холодный пот, но попыталась улыбнуться и отказалась от предложенного стула. Больше всего на свете я жаждала выбраться отсюда — я хотела вдохнуть в себя свежий воздух, как можно больше свежего воздуха. Хотела остаться одна, чтобы выплакаться.

— Нет-нет, ячувствую себя хорошо, — как можно убедительнее произнесла я. — Просто… здесь немного душно. Все будет в порядке, уверяю вас. К тому же мой грум ждет меня.

И тут мне пришла в голову одна мысль, это могло оказаться бесполезным, но и не повредило бы ничему.

— Сэр Флэтчер…

— Да, моя дорогая? — По-видимому, не на шутку обеспокоенный моим видом, он был весь галантность и внимание.

— Мне пришло в голову… Как это грустно, что молодой человек в подобном положении чуждается своей семьи. Быть может, он все же хотел бы обратиться к своим родным с письмом… примириться с ними? Я была бы счастлива вручить такое письмо… его матери.

— Вы замечательно предусмотрительны, дорогая! Конечно! Я велю спросить. Где вы остановились, дорогая? Если письмо будет написано, я перешлю его вам.

— Видите ли, — я на этот раз вполне справилась с улыбкой, хоть и чувствовала ее как будто наклеенной на мою физиономию, — я не могу сейчас сказать это с полной уверенностью. В городе у меня есть родственники и множество знакомых, у всех у них я считаю себя обязанной провести какое-то время… чтобы никого не обидеть. — Я принудила себя рассмеяться. — И поэтому, если вас это не слишком обеспокоит, я предпочла бы прислать за письмом своего грума.

— Конечно, конечно! Отлично придумано, дорогая моя! Просто отлично придумано!

Бросив быстрый опасливый взгляд на свой графин, он взял меня под руку и проводил до ворот.


— Вам лучше, милочка? — Руперт отвел волосы у меня со лба и посмотрел мне в лицо. — Вы бледная, как брюхо у дохлой свиньи. Нате-ка глотните еще разок.

Я покачала головой, отказываясь приложиться к фляжке с виски, села и вытерла лицо влажным платком, который Руперт положил мне на лоб.

— Ничего, со мной уже все в порядке.

Сопровождаемая Муртой, который изображал моего грума, я смогла отъехать от тюрьмы лишь настолько, чтобы меня оттуда не было видно, после чего в полном изнеможении сползла с седла на снег. И лежала, рыдая и прижимая к груди шкатулку с вещами Джейми, пока Мурта не заставил меня подняться и сесть в седло, после чего препроводил в маленькую гостиницу в Уэнтуорте, где Руперт снял помещение. Комната находилась на верхнем этаже; отсюда видна была громада тюрьмы, плохо различимая в сгущающихся сумерках.

— Парень мертв? — спросил Руперт, и на этот раз на его широком лице, почти полностью утонувшем в густой черной бороде, отражались только сочувствие и тревога — ни следа привычных для него ухарских ужимок.

— Пока нет, — ответила я с тяжелым вздохом. Слушая мой рассказ, Руперт медленно ходил по комнате, в раздумье то выпячивая, то поджимая губы. Мурта сидел спокойно, черты его не выражали ни малейшего волнения. Я подумала, что из него получился бы отличный игрок в покер.

Руперт со вздохом уселся рядом со мной на кровать.

— Ну хорошо, он жив, а это, в конце концов, самое главное. Однако черт меня побери, если я знаю, что делать дальше. У нас нет возможности проникнуть в тюрьму.

— Нет, есть, — внезапно заговорил Мурта. — Благодаря тому, что наша барышня подумала о письме.

— Мм-м-м… Это всего один человек. И пройти он сможет только до приемной коменданта. Но для начала и это сойдет. — С этими словами Руперт вытащил свой нож и кончиком его почесал в бороде. — Чертовски трудно отыскать его в таком обширном здании.

— Но я знаю, где он примерно находится, — сказала я, обрадованная уже тем, что мы строим какие-то планы и что товарищи мои не отказываются от предприятия, каким бы безнадежным оно сейчас ни казалось. — То есть я знаю точно, в каком он крыле.

— Вот как? Гм. — Руперт отложил нож и снова принялся ходить по комнате, потом остановился и спросил: — Сколько у вас денег?

Я сунула руку в карман платья. Там лежали кошелек Дугала, деньги, которые дала мне Дженни, и моя нитка жемчуга. От жемчуга Руперт отказался, взял кошелек и высыпал из него монеты на свою широкую ладонь.

— Этого хватит, — сказал он, позвякивая монетами, и обратился к братьям Каултерам: — Вы оба пойдете со мной. Джон и Мурта останутся с Клэр.

— Куда же вы отправляетесь? — спросила я. Руперт высыпал монеты в спорран, оставив лишь одну; он подбросил монету вверх, поймал и заговорил:

— Предположим, в городе есть еще одна гостиница, на другом конце. Солдаты из тюремного гарнизона, предположим, посещают распивочную этой гостиницы в свободное от дежурства время — потому как она к тюрьме ближе, а выпивка там стоит на пенни дешевле. — Тут он снова подбросил монету, повернул ладонь вверх, поймал монету и зажал между двумя пальцами.

Я наблюдала за его манипуляциями, начиная смутно догадываться, к чему он клонит.

— Надо полагать, что солдаты не прочь поиграть в карты? — задала я вопрос.

— Как знать, барышня, как знать! — отвечал он, опять подбрасывая монету.

Он поймал ее в сложенные вместе ладони, раскрыл их — монеты не было. Белозубая улыбка сверкнула в черной бороде.

— Но мы можем пойти и проверить это, не так ли? — сказал он, прищелкнул пальцами, и монета появилась снова.

На следующий день, примерно в начале второго часа, я вновь прошла под остриями опускной решетки в ворота тюрьмы; решетка эта, сооруженная вместе со зданием в конце шестнадцатого столетия, не утратила своего охранительного и устрашающего значения за двести лет, и я для храбрости потрогала кинжал у себя в кармане.

Сэр Флэтчер как раз в это время погружался в послеобеденный сон — такую информацию Руперт и его помощники выудили у солдат-охранников во время своего вчерашнего набега на распивочную в гостинице. Возвратились они уже под утро — с красными глазами, пошатываясь и распространяя вокруг себя пары эля. На все мои расспросы Руперт отвечал одной фразой: «Барышня, чтобы выиграть, нужна удача, а чтобы проиграть, необходимо искусство!» Потом он прикорнул в уголке и захрапел, предоставив мне мерить комнату шагами, что я, впрочем, делала и до этого в течение всей ночи. Проснулся Руперт примерно через час — с ясными глазами и трезвой головой — и тут же изложил основные черты плана, который я должна была воплотить в действительность.

Мурта под видом моего грума приехал к тюрьме на четверть часа раньше меня и был пропущен без затруднений. Предполагалось, что его отведут в приемную сэра Флэтчера и попросят подождать. Находясь там, он должен был попытаться найти план западного крыла и, если повезет, связку ключей, отмыкающих камеры.

Я беспокойно поглядывала на небо, стараясь определить поточнее время. Во время еды сэра Флэтчера точно так же нельзя было беспокоить, как и во время сна; Мурту при всех обстоятельствах попросили бы подождать, но, явись я до того, как комендант уселся за стол, меня могли бы пригласить разделить с ним трапезу, а это было бы в высшей степени некстати. Впрочем, вчерашние партнеры Руперта по картам заверили его, что сэр Флэтчер никогда не нарушает свой распорядок: гонг к обеду раздается ровно в час, а через пять минут подают суп.

На страже у ворот находился тот же караульный, что и накануне. Он удивился, но приветствовал меня вполне любезно.

— Такая досада, — заговорила я. — Мне хотелось, чтобы мой грум передал сэру Флетчеру маленький подарок от меня в благодарность за доброе ко мне отношение во время нашей вчерашней встречи. Но я обнаружила, что этот дуралей уехал без подарка, и вынуждена была сама явиться сюда. Он уже приехал?

Тут я улыбнулась, сожалея о том, что у меня нет ямочек на щеках и потому я в состоянии продемонстрировать лишь два ряда сверкающих зубов. Показала я часовому и принесенный с собою небольшой сверток.

Улыбки оказалось вполне достаточно. Меня пропустили и провели по коридорам к приемной коменданта. Хотя эта часть здания, по-видимому, недавно была заново обставлена, не возникало никаких сомнений в том, что это тюрьма. Здесь стоял особый запах, которой я воспринимала как запах страдания и страха, хотя на самом деле он лишь свидетельствовал о многолетней грязи и отсутствии канализации.

Патрульный пропустил меня в коридоре вперед и осторожно следовал за мной на некотором расстоянии, чтобы не наступить мне на плащ. И это, черт побери, оказалось замечательно кстати, потому что я свернула за угол прежде, чем он, и через распахнутую дверь кабинета сэра Флэтчера увидела Мурту, который уволакивал бесчувственное тело дежурного солдата за огромный письменный стол.

Я отступила на шаг и «уронила» свой сверток на каменный пол. Послышался звон стекла, и в воздухе явственно и очень сильно запахло персиковым бренди.

— Господи! — воскликнула я. — Что я наделала!

Пока караульный вызывал заключенного, которой должен был убрать пол, я тактично пролепетала, что, пожалуй, подожду сэра Флэтчера у него в приемной, проскользнула в дверь и плотно закрыла ее за собой.

— Какого дьявола вы тут натворили? — набросилась я на Мурту, но он, не обратив ровно никакого внимания на мой тон, сообщил:

— Сэр Флэтчер не держит ключи у себя в приемной, но у этого вот паренька есть вся связка. — И он вытащил из кармана у дежурного большущее кольцо, придержав его так, чтобы нанизанные на него ключи не звякали.

Я опустилась на колени рядом с ним.

— Прелестная картинка! — сказала я и покосилась на распростертого солдата, который еще дышал. — А план тюрьмы?

— Плана нет, но этот мой приятель успел мне кое-что рассказать, пока мы тут дожидались. Распроклятые камеры находятся на этом же этаже, в самой середине западного коридора. Их три, больше я ничего не спрашивал, он и так что-то заподозрил.

— Надеюсь, и того хватит. Прекрасно, давайте мне ключи и уходите.

— Я? Это вам надо уходить, и как можно быстрее. — Он оглянулся на дверь, но из-за нее пока не доносилось ни звука.

— Нет, пойду я, — заявила я и протянула руку за связкой. — Подумайте только, если обнаружат, что вы шастаете по тюрьме со связкой ключей, а дежурный валяется тут, словно дохлая рыба, мы с вами оба пропали, ведь я должна была позвать на помощь, верно?

Я выхватила у него связку и не без труда затолкала в карман. Мурта все еще сомневался, однако встал на ноги.

— А если вас схватят? — спросил он.

— Я упаду в обморок, — сказала я решительно. — А когда приду в себя, скажу, что увидела, как вы убиваете солдат, и в ужасе убежала, сама не ведая куда, искала помощи и заблудилась.

— Ну хорошо, может, и сойдет, — согласился Мурта, двинулся к выходу, но снова остановился. — Ну а зачем же мне было… А! Ограбление! — Он кинулся к столу и начал выдвигать один ящик за другим, выбрасывая оттуда вещи и бумаги прямо на пол.