— Как только это станет возможно, — посоветовал он, — возьми жену к себе в постель, и пусть она тебя утешит. Женщинам это нравится, — добавил он, с улыбкой повернувшись к двери, — Бог их знает почему.

Леди Аннабел сказала тихо:

— Пойдемте, милая. Ему теперь лучше побыть одному.

Я решила, что сэр Маркус сам справится с перевязкой, и последовала за леди Аннабел по узкой лестнице в свою комнату.


Я пробудилась внезапно. Мне снилась бесконечно длинная винтовая лестница, в глубинах которой подстерегал Ужас. Спина ныла от усталости, ноги болели, но я села на постели в чужой ночной рубашке и схватила свечу и коробочку с огнивом. Меня охватила тревога при мысли о Джейми. Что, если он сейчас нуждается во мне? Или, что самое скверное, вдруг англичане уже добрались до дома, а он там один, безоружный? Я прижалась лицом к холодному оконному переплету, и пронзительный свист метели успокоил меня: пока буран продолжается, мы в относительной безопасности. Я набросила на себя халат и, держа в одной руке свечу, а в другой — кинжал, стала спускаться по лестнице.

В гостиной было тихо, только огонь в камине потрескивал по-прежнему. Джейми, по-видимому, спал, во всяком случае, глаза у него были закрыты. Он лежал лицом к огню. Я опустилась на коврик перед камином, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Джейми. Мы впервые остались наедине после нескольких отчаянных минут в подземелье Уэнтуортской тюрьмы. Казалось, что с тех пор прошло много лет. Я внимательно, словно незнакомца, разглядывала Джейми. Принимая во внимание все обстоятельства, выглядел он терпимо, но я тем не менее беспокоилась. Количество виски, выпитого им во время медицинских процедур, свалило бы с ног ломовую лошадь, и большая часть спиртного, несмотря на неоднократную рвоту, оставалась еще в организме.

Мне подумалось, что рано или поздно Джейми захочет поговорить с кем-то о происшедшем. Но при этом мне хотелось, чтобы этим человеком была я.

Он был укрыт одеялом до пояса, и я наклонилась над ним, чтобы осмотреть его спину. Зрелище оказалось примечательное. Удары кнутом были нанесены на столь одинаковом расстоянии один от другого, что это попросту потрясало воображение. Он должен был стоять, вытянувшись во весь рост, словно гвардеец на параде, пока это делалось. Я глянула на его запястья — следов от веревок нет. Он сдержал слово и не сопротивлялся. Он стоял неподвижно, пока его истязали, выплачивая условленный выкуп за мою жизнь.

Я вытерла рукавом глаза. Он не поблагодарил бы меня за эти слезы над его распростертым телом. Я переменила позу, материя халата слегка зашуршала — и Джейми открыл глаза, хоть и не вполне очнулся. Он улыбнулся мне слабой и усталой улыбкой, впрочем, вполне осознанной. Я открыла рот и вдруг поняла, что не знаю, о чем заговорить. Смешно было бы спросить, как он себя чувствует, — совершенно ясно, что самочувствие у него скверное, хуже некуда. Пока я размышляла, он заговорил первым:

— Клэр? У тебя все в порядке, любимая?

— У меня?! Господи, Джейми!

Слезы собирались пролиться, но я старалась их удержать, громко сопя и часто моргая глазами. Он медленно поднял здоровую руку, так медленно, словно она была отягощена цепями, и погладил меня по голове. Хотел привлечь меня к себе, но тут я впервые подумала о том, как ужасно я выгляжу: лицо исцарапано и перепачкано, волосы слиплись от черт его знает какой грязи, сказать неприлично.

— Иди ко мне, — сказал он. — Я хочу потрогать тебя хоть немного.

— Но я вся в крови, и вообще… — Я сделала безуспешную попытку привести в порядок волосы.

В ответ послышалось некое слабое подобие смеха — большего ему не позволили сломанные ребра.

— Матерь Божья, да ведь это же моя собственная кровь, Саксоночка! Иди сюда!

Его рука обняла мои плечи. Я опустила голову ему на подушку, и так мы полулежали у огня, черпая друг у друга тепло и силу. Он легонько коснулся пальцем ранки возле моего уха.

— Я не надеялся снова увидеть тебя, Саксоночка. — Голос у него был низкий, охрипший от виски и криков. — Как я рад, что ты здесь, со мной.

Я выпрямилась.

— Не увидеть меня снова! Почему это? Ты считал, что я не смогу вызволить тебя?

— По правде сказать, да. Но я боялся сказать тебе об этом, боялся, что в таком случае ты заупрямишься и откажешься покинуть меня.

— Я заупрямлюсь? — возмутилась я. — Кому бы и говорить об упрямстве!

Последовала пауза, которая как-то неловко затянулась. Я должна была расспросить его о вещах, существенных с чисто медицинской точки зрения, но щекотливых в личном плане. В конце концов я облекла это в тот самый банальный вопрос:

— Как ты себя чувствуешь?

Веки у него сомкнулись, глаза казались запавшими при свете свечей, но я ощутила, как напряглась под бинтами спина. Рот скривился.

— Не знаю, Саксоночка. До сих пор я никогда себя так не чувствовал. Кажется, я хотел бы совершить одновременно несколько разных деяний, но разум мой протестует, а тело меня предает. Я хотел бы немедленно уйти отсюда и убежать так далеко, как только смогу. Я хочу кое-кого убить. Господи, как я этого хочу! Я хочу сжечь дотла Уэнтуортскую тюрьму. Я хочу спать.

— Камни не горят, — трезво заметила я. — Пожалуй, стоит ограничиться сном.

Его здоровая рука поискала и нашла мою, а рот слегка расслабился, но глаза оставались закрытыми.

— Я хочу прижать тебя к себе, целовать тебя и не отпускать никогда. Я хочу уложить тебя к себе в постель и обладать тобой, как обладают шлюхой, чтобы забыть самого себя. И еще я хочу положить голову к тебе на колени и плакать, как ребенок. — Уголок рта приподнялся, и голубые глаза полуоткрылись. — К несчастью, — продолжал он, — только последнее из всего перечисленного я могу сделать, не потеряв при этом сознания.

— Ну что ж, в таком случае, этим и следует ограничиться, оставив прочее на будущее время. — Я тихонько засмеялась.

От него это потребовало некоторых усилий, и он в самом деле едва не потерял сознание, но я присела к нему на кровать, прислонилась к стене, а он положил голову мне на бедро.

— Что это сэр Маркус вырезал с твоей груди? — спросила я. — Клеймо?

Он ответил не сразу. Потом рыжеволосая голова наклонилась в знак утверждения, и Джейми произнес со смехом:

— Печать с его инициалами. Чтобы я весь остаток жизни носил кроме уже оставленных им рубцов еще и его вонючую подпись? Да ни за что!

Его голова теснее прижалась к моему бедру, и дыхание мало-помалу сделалось сонным.

— Джейми?

— Ммм?

— Ты сильно пострадал?

Сразу пробудившись, он перевел взгляд со своей забинтованной руки, призрачно белевшей на темном одеяле, на мое лицо. Глаза закрылись, и Джейми начал дрожать. Встревоженная, я решила, что коснулась невыносимо больного места, но тут же поняла, что он попросту смеется — до слез.

— Саксоночка, — заговорил он наконец, прерывисто дыша. — У меня осталось примерно шесть квадратных дюймов кожи без болячек, ожогов и рубцов. Пострадал ли я? — И он снова затрясся от смеха так, что матрас под ним заходил ходуном.

— Я имела в виду, — начала было я сварливо, но Джейми остановил меня, взяв мою руку и поднеся ее к губам.

— Я понял, что ты имела в виду, Саксоночка, — сказал он, повернувшись ко мне. — Не волнуйся, оставшиеся невредимые шесть квадратных дюймов находятся у меня между ног.

Я по достоинству оценила усилие, которое понадобилось ему, чтобы пошутить, и легонько шлепнула его по губам.

— Ты пьян, Джеймс Фрэзер, — заявила я и, помолчав, добавила: — Всего только шесть?

— Ну, может быть, и семь. Бог ты мой, Саксоночка, не смеши меня больше, мои ребра этого не выдержат!

Я вытерла ему глаза подолом своей рубашки и дала ему попить, поддерживая голову.

— И все же это не то, что я имела в виду, — сказала я.

— Я понял, — ответил он. — Можешь не деликатничать насчет этого. — Он с осторожностью набрал в грудь воздуха, но все-таки поморщился от боли. — Я был прав, это менее болезненно, чем удары плетью, но куда отвратительнее. — Горькая улыбка скривила его губы, но в ней был и оттенок юмора. — По крайней мере я некоторое время не буду страдать от запоров. — Я вздрогнула, а Джейми вдруг скрипнул зубами и задышал часто-часто. — Прости, Саксоночка… я не предполагал, что все это так глубоко затронет меня. А с тем, что ты имеешь в виду, все в порядке. Повреждений нет.

— Ты не должен рассказывать мне об этом, если не хочешь, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и естественно. — Разве что так для тебя легче…

— Я не хочу рассказывать! Я не хочу даже думать об этом снова, но выбор был недвусмысленным. Нет, моя дорогая, мне не больше хочется рассказывать об этом тебе, нежели тебе слушать, но я должен вытолкнуть это из себя, пока оно меня не задушило… Он хотел, чтобы я пресмыкался перед ним и умолял, и я делал так, клянусь Господом. Мне помнится, я говорил тебе, что можно сломить человека, если в твоей власти причинить ему невыносимую боль. У него была такая власть и такое желание. Он вынудил меня пресмыкаться и вынудил умолять, да и кое-что похуже того. В конце концов он вынудил меня желать смерти. — Он внезапно поднял голову; лицо его было искажено страданием. — Несколько раз в жизни я был близок к смерти, Клэр, но я никогда еще не хотел умирать. На этот раз я хотел смерти. Я… — Голос его оборвался, он крепко стиснул мне колено, а когда заговорил снова, то задыхался, словно пробежал большое расстояние: — Клэр, ты можешь… я только… Клэр, удержи меня. Если я снова начну дрожать, этого не остановить. Клэр, удержи меня!

Его и в самом деле начала сотрясать мелкая дрожь, он стонал от боли в сломанных ребрах. Я боялась своим прикосновением причинить ему страдание, но еще больше боялась, что продолжится эта ужасающая дрожь.

Я наклонилась к нему, обхватила за плечи как можно крепче и начала раскачиваться вместе с ним, надеясь таким образом устранить спазмы. Одновременно я массировала вертикальные мышцы сзади на шее, чтобы ослабить напряжение. Дрожь наконец унялась, и его голова в изнеможении упала мне на бедро.

— Прости меня, — сказал он минуту спустя нормальным голосом. — Я не думал, что дойдет до такого. Все дело в том, что я очень измучился и к тому же чертовски пьян. Я просто потерял контроль над собой.

Да, если уж шотландец признает себя пьяным, значит, ему в высшей степени скверно!

— Тебе нужно выспаться, — тихо сказала я, все еще потирая ему шею. — Ты очень в этом нуждаешься. — Я говорила это, а сама поглаживала и слегка нажимала, как учил меня старый Алек, и в конце концов добилась, что Джейми начал дремать.

— Мне холодно, — пробормотал он.

Огонь в камине горел жарко, на постели лежало несколько одеял, и все же пальцы у Джейми были холодные.

— У тебя шок, — сказала я. — Ты ведь потерял очень много крови.

Я огляделась. Макраннохи давным-давно уже спали в своих постелях: Мурта, подумалось мне, все еще бродит по снегу и следит, не покажется ли погоня со стороны Уэнтуортской тюрьмы… Я рывком сдернула с себя ночное одеяние и нырнула под одеяло.

Со всей доступной мне осторожностью и нежностью я прижалась к нему, отдавая свое тепло. Он уткнулся мне лицом в плечо, совсем как маленький мальчик. Я гладила его по голове, я ласково успокаивала его, как когда-то — о, как давно это было! — Дженни своего малыша.

— Так говорила со мной мама, — прошептал Джейми. — Когда я был маленьким.


Глава 36 БЕГСТВО


Наутро цвет лица у него был получше, хотя синяки за ночь потемнели и покрывали большую часть лба и щек. Он глубоко вдохнул, тотчас дернулся и застонал и выдохнул воздух с куда большей осторожностью.

— Как ты? — спросила я, положив ладонь ему на лоб.

Лоб был холодный и влажный. Слава Богу, лихорадки нет. Джейми поморщился, не открывая глаз.

— Живого места нет, Саксоночка. — Он протянул мне здоровую руку — Помоги мне подняться, я весь отвердел, как пудинг.

Снег прекратился поздним утром. Небо по-прежнему оставалось хмурым и серым и грозило новым снегопадом, однако опасность появления преследователей из Уэнтуорта возросла, и мы покинули Элдридж-Мэнор перед самым полуднем, тепло укутанные по случаю непогоды. У Мурты и Джейми было спрятано под плащом достаточно оружия, я вооружилась только кинжалом, тоже, конечно, спрятанным. Вопреки моей собственной воле, в том случае, если произойдет худшее, я должна была изображать похищенную англичанку.

— Но ведь меня видели в тюрьме, — возражала я. — Сэр Флэтчер уже знает, кто я такая.

— Да. — Мурта заряжал пистолеты, разложив на полированном столике леди Аннабел пули, пыжи, порох, тряпки, стержни для прочистки и патронные сумки, но все-таки не упустил случая пронзить меня мрачным взглядом. — В этом-то и дело, барышня. Мы должны убираться подальше от Уэнтуорта и увозить отсюда вас. Сэр Флэтчер не отправится на охоту лично в такую поганую погоду, а солдаты, с которыми мы, может, встретимся, вряд ли знают вас в лицо. Ежели они зацапают вас, вы скажете, что вас увезли силой, что вам нечего делать в компании с таким сбродом, как я и вот он. — Тут он кивнул на Джейми, сидевшего в неустойчивом равновесии на стуле с чашкой теплого молока и с хлебом в руке.