Джейми, задыхаясь, откинул упавшие на глаза волосы.

— Настоящие волки, — сказал он. — Я уже говорил Коламу об этой своре, это они два дня назад загнали Кобхара в озеро. Велел бы он их перестрелять, пока они никого не загрызли.

Он стоял и наблюдал, как я, стоя на коленях, осматриваю лежащего на земле священника. Вода стекала с концов моих волос, а шаль моя начинала промокать.

— Пока им это не удалось, — сказала я. — Оставили несколько отметин зубами, а так он более или менее в порядке.

Сутана отца Бэйна с одного бока порвалась, на безволосой белой ляжке виден был безобразный разрыв и несколько ямок от зубов, из которых начинала сочиться кровь. Священник, совершенно белый от пережитого потрясения, попытался встать на ноги; очевидно, он пострадал не слишком сильно.

— Если вы пойдете со мной ко мне в лечебный кабинет, отец, я промою вам раны, — предложила я, стараясь удержаться от улыбки при виде толстого маленького священника в обвисшей сутане и спущенных чулках, открывшихся для обозрения.

Даже в лучшие времена лицо отца Бэйна напоминало сжатый кулак. Теперь это подобие усиливалось благодаря красным пятнам, испещрившим его толстые щеки и двойной подбородок, и углубившимся вертикальным морщинам по обеим сторонам рта. Он уставился на меня с таким выражением, словно я предложила ему совершить публичную непристойность.

Видимо, так оно и было, потому что из его уст раздались в ответ следующие слова:

— Как, вы предлагаете служителю Бога обнажить перед женщиной интимные части тела! Я скажу вам, мадам, что не имею понятия, какие безнравственные деяния приняты в кругу, где вы привыкли вращаться, но хочу довести до вашего сведения, что здесь их терпеть и поощрять не станут — по крайней мере пока я несу ответственность за души в этом приходе!

С этим он повернулся и заковылял прочь, сильно хромая и безуспешно стараясь приладить на место порванную полу своего облачения.

— Делайте как вам нравится, — крикнула я ему вдогонку, — но имейте в виду, что если я не промою раны, они могут загноиться!

Священник не ответил; сгорбив свои круглые плечи, он начал подниматься по лестнице, застревая на каждой ступеньке и напоминая пингвина, который хочет вскарабкаться на плавучую льдину.

— Этот человек не слишком жалует женщин, правда? — обратилась я к Джейми.

— Полагаю, что в полном соответствии с его занятием дело обстоит именно так, — согласился он. — Пойдем поедим.


После ленча я отправила своего пациента снова в постель — на сей раз одного, невзирая на его протесты, — и спустилась в свою амбулаторию. Из-за сильного дождя работы возле замка шли вяло, люди предпочитали сидеть дома, никому не хотелось поранить ногу лемехом или свалиться с крыши.

Я провела время вполне приятно, внося записи в регистрационную книгу, унаследованную от Битона. Едва я закончила, как дверь кабинета загородил посетитель.

Он загородил ее в буквальном смысле, заняв проем от косяка до косяка. Щурясь в полутьме, я распознала-таки в этой фигуре Алека Макмагона, закутанного во множество одежек, платки и даже в обрывки попоны.

Он передвигался с медлительностью, которая напоминала мне о первом посещении Коламом этого кабинета, и, вместе с тем дала ключ к задаче.

— Ревматизм? — сочувственно спросила я, а он тем временем с приглушенным стоном почти свалился в мое единственное кресло.

— Да. Сырость пробрала меня, до костей, — ответил он. — Можно чем-нибудь помочь?

Он положил на стол большие узловатые руки и распрямил пальцы. Они расправлялись медленно, словно ночной цветок, открыв мозолистые ладони. Я взяла в руки одну из пораженных ревматизмом конечностей и начала осторожно поворачивать ее из стороны в сторону, выпрямляя пальцы и массируя ороговевшую ладонь. Морщинистая физиономия старика скривилась было, но почти тотчас расправилась, едва первые вспышки боли улеглись.

— Как дерево, — сказала я. — Самое лучшее, что я могу, посоветовать, это добрый глоток виски и глубокий массаж. Помогает и чай из пижмы.

Он засмеялся, платки сползли у него с плеч.

— Виски, да? У меня были на ваш счет сомнения, барышня, но теперь я вижу, что вы лекарь из самых лучших.

Я потянулась в дальний угол моего медицинского шкафа и достала темную бутылку без этикетки, в которой хранился мой запас из винокурни Леоха. Поставила бутылку на стол перед Алеком, достала роговой стаканчик.

— Выпейте, — предложила я. — А потом разденьтесь, насколько считаете приличным, и укладывайтесь на стол. Я разожгу огонь, и здесь будет достаточно тепло.

Голубые глаза поглядели на бутылку с явным одобрением, и скрюченные пальцы ухватились за горлышко.

— Вы бы тоже сделали глоточек, барышня, — посоветовал он, — работенка предстоит тяжелая.

Он постанывал со смешанным выражением боли и удовлетворения, пока я помогала ему раздеться и обнажить всю верхнюю половину тела.

— Моя жена гладила мне спину утюгом, — заговорил он, когда я начала массаж. — От прострела. Но это даже лучше. У вас пара крепких рук, барышня. Могли бы стать хорошим конюхом.

— Принимаю это как комплимент, — сухо откликнулась я и, налив себе на ладонь маслянистой смеси, размазала ее по широкой белой спине. В том месте, до которого обычно были закатаны рукава его рубахи, резкая граница отделяла обветренную, покрытую царапинами и загорелую кожу рук от молочно-белой кожи плеч и спины.

— В свое время вы, наверное, были недурным пареньком. Кожа на спине такая же белая, как у меня.

Плоть под моими руками затряслась от смеха.

— Теперь этого не скажешь, верно? Да, Элен Макензи один раз увидела меня полуголого, когда я принимал жеребенка, и говорит, мол, добрый Господь Бог приделал не ту голову на мое туловище, на плечи пошел мешок молочного пудинга, а рожа как у черта из алтаря.

Я сообразила, что он имеет в виду перегородку, отделяющую алтарь в церкви от остального помещения: на этой перегородке изображено было множество невероятно безобразных чертей, которые мучили грешников.

— Судя по всему, Элен Макензи весьма свободно выражала свои мнения, — заметила я.

Мать Джейми очень интересовала меня. По его рассказам и коротким упоминаниям я составила себе представление о его отце Брайане, но о матери он никогда не говорил, и я почти ничего о ней не знала, кроме того, что она умерла молодой во время родов.

— Да, язычок у нее был дай Боже, и ума достаточно, чтобы высказаться.

Я распустила завязки его клетчатых штанов и закатала брючины вверх — пора было помассировать мускулистые икры.

— Но говорила-то она так мило, что никто особо не возражал, кроме ее братьев. А на Колама и Дугала она внимания не обращала.

— Ммм, я что-то об этом слышала. Кажется, она убежала с возлюбленным, да? — спросила я, надавив большими пальцами на подколенное сухожилие, отчего Алек издал звук, который у человека с меньшим чувством собственного достоинства можно было бы назвать писком.

— Да, — ответил он. — Элен была самая старшая из шести детей Макензи, на год или на два старше Колама, зеница ока старого Джейкоба. Поэтому она и замуж так долго не выходила. Не желала идти ни за Джона Камерона, ни за Малкольма Гранта, ни за других, кто к ней сватался, а отец не выдавал ее против воли.

Как рассказал дальше Алек, после смерти отца Колам не захотел считаться с причудами сестры. Он отчаянно боролся за укрепление непрочной власти над кланом, искал союза с Мунро на севере и с Грантами на юге. В обоих кланах были молодые вожди, полезно было заиметь таких зятьев. Юная Джокаста покорно приняла предложение Джона Камерона и уехала на север, ей было всего пятнадцать. Но Элен, в двадцать два года считавшаяся уже старой девой, подчиняться не желала.

— Как видно, предложение Малкольма Гранта было отклонено достаточно резко, судя по его поведению две недели назад, — вставила я свое слово.

Старый Алек рассмеялся, и смех перешел в удовлетворенное покряхтыванье, когда я нажала посильней.

— Да. Я не слышал, что она ему точно сказала, но думаю, что ужалила больно. Это, знаете ли, было во время Большого Собрания, когда они встретились. Пошли вечерком в розовый сад, и все в замке ждали, даст она согласие или нет. Стемнело, а они все ждали. Стемнело еще сильней, зажгли фонари, начали петь песни, а об Элен и Малкольме Гранте ни слуху ни духу.

— Бог ты мой, как же затянулся их разговор! — Я налила еще одну порцию смеси Алеку между острых лопаток, и он снова закряхтел от приятного тепла.

— Всем так и казалось. Но время шло, и Колам начал опасаться, что Грант увез ее силой, против воли. Было похоже на то, поскольку в розовом саду никого не обнаружили. Тогда Колам послал в конюшню за мной, ну а я сказал ему, что люди Гранта приходили за своими лошадьми и вся компания ускакала, даже не попрощавшись.

Восемнадцатилетний в ту пору Дугал сел на своего коня и помчался следом за Грантом, никого не дожидаясь и не посоветовавшись с Коламом.

— Когда Колам услышал, что Дугал погнался за Грантом, — продолжал старик, — он послал меня и других сорвиголов следом за ним. Норов Дугала Колам знал отлично и вовсе не хотел, чтобы будущий зять был убит на дороге до церковного оглашения. Он так и считал, что Малкольм Грант не уговорил Элен выйти за него по доброму согласию и увез ее, чтобы жениться насильно.

Алек помолчал, раздумывая.

— Дугал, ясное дело, видел в этом только оскорбление, — продолжал он. — Но я думаю, что Колам, если говорить по правде, не слишком беспокоился, оскорбили его или нет. Он решал свою задачу, а Грант получал Элен в жены без выделения вдовьей части, да еще и выплатил бы Коламу выкуп. — Алек цинично хмыкнул и продолжал: — Колам не такой человек, чтобы упустить выгоду. Хитрый он и жестокий, Колам-то. — Единственный голубой глаз глянул на меня поверх сгорбленного плеча. — Вы, барышня, поступили бы мудро, если бы помнили об этом.

— Яи не собираюсь забывать об этом, — заверила его я.

Я вспомнила рассказ Джейми о наказании по приказу Колама и подумала, сколько там шло от желания отомстить за бунт матери Джейми.

Тем не менее Коламу не удалось выдать сестру за лэрда клана Грантов. Близко к рассвету Дугал обнаружил, что Грант и его люди расположились лагерем при дороге и что Малкольм спит, завернувшись в свой плед, под кустом утесника.

Когда Алек и другие примчались сюда позже, они так и замерли, увидев, как Дугал Макензи и Малкольм Грант, голые до пояса и со следами ударов на теле, мечутся и вертятся взад-вперед по дороге, нанося друг другу удары наугад. Спутники Гранта расположились вдоль дороги рядком, точно совы, поворачивая головы то в одну, то в другую сторону соответственно перипетиям идущего на убыль поединка на рассвете дождливого дня.

— Они оба дышали как запаленные лошади, на холоде от их тел подымался пар. У Гранта нос распух вдвое против обычного размера, а Дугал едва видел одним глазом, у обоих кровь капала и высыхала на груди.

При появлении людей Колама арендаторы Гранта повскакали на ноги и ухватились за рукоятки сабель, и встреча могла бы окончиться кровавым побоищем, если бы один из востроглазых парнишек клана Макензи не обратил внимание на тот немаловажный факт, что Элен Макензи нет среди Грантов.

— Ну, после того, как Малкольма Гранта облили водой и привели в чувство, он сумел объяснить им то, чего Дугал не нашел времени выслушать: что Элен провела с ним в розовом саду всего четверть часа. Он не пожелал рассказать, что именно между ними произошло, но, что бы это ни было, он настолько разобиделся, что захотел уехать немедленно, даже не заглянув на прощанье в Холл. Он оставил ее в саду и больше ее не видел, он не желал больше слышать ее имени. Высказав все это, он сел верхом на своего коня, малость неуверенно, и уехал прочь. И с тех пор не имел дела и не водил дружбу ни с кем из клана Макензи.

Я слушала в полном восторге.

— Но где же находилась Элен все это время?

Старый Алек снова рассмеялся — ни дать ни взять повернулась на скрипучих петлях дверь конюшни.

— Далеко-далеко за холмами. Но наши этого еще некоторое время не знали. Мы повернулись и поскакали домой, но Элен так и не было, и Колам весь бледный стоял во дворе, опираясь на Энгуса Мора.

Тут началась полная неразбериха, потому что в замке полно было гостей, заняты не только все жилые комнаты, но все мало-мальски подходящие углы, все сеновалы, кухни и чуланы. Казалось, нет никакой надежды выяснить, кто из всего этого множества гостей отсутствует, но Колам созвал всех слуг, кропотливо просмотрел все списки приглашенных, спрашивая о каждом, кого из них видели вечером, где и когда. И в конце концов одна кухонная девушка припомнила, что видела какого-то мужчину в заднем коридоре как раз перед ужином.