– Ничего страшного.

Говорить мне было еще трудно, я чувствовала себя подавленной и растерянной, но сознание прояснялось. Я попробовала улыбнуться, но губы свело судорогой.

– По крайней мере… мы знаем… что оно действует.

– О боже, конечно, действует.

Джейми бросил в сторону камня взгляд, в котором страх смешался с отвращением.

Он оставил меня, чтобы намочить платок в дождевой воде, скопившейся в каменной выбоине. Обтер мне платком лицо, все еще бормоча извинения и уверения. Наконец мне стало лучше, и я села.

– Ты так и не поверил мне до конца? – Толком не очнувшись, я, однако, чувствовала себя реабилитированной. – Но это правда.

– Да, правда.

Джейми сел рядом со мной и несколько минут смотрел на камень.

Я прикрыла влажным платком лицо – дурнота еще не совсем прошла. Джейми вдруг вскочил, подошел к камню и шлепнул по нему рукой. Ничего не произошло, и через минуту он, опустив плечи, вернулся ко мне.

– Может, оно действует только по отношению к женщинам, – неуверенно сказала я. – В легендах всегда говорится о женщинах. Или это я такая.

– Я, во всяком случае, не такой, – ответил он. – Но лучше убедиться.

– Джейми, осторожнее! – крикнула я – совершенно попусту, потому что он зашагал к камню, снова шлепнул его ладонью, прислонился к нему, прошел расщелину в одну сторону, потом в обратную – камень оставался неподвижным тяжелым монолитом, не более того. Что касается меня, то я вздрагивала при одной мысли о приближении к этой двери в безумие.

И все же. Все же, когда я на этот раз начала входить в царство хаоса, я думала о Фрэнке. Я была уверена, что чувствую его. Где-то там в пустоте засиял крошечный, чуть не с булавочную головку ореол света – и Фрэнк был в нем. Я это знала. И знала также, что рядом со мной есть еще одна светлая точка – обращенное к камню лицо, мокрое от пота, несмотря на холодный день.

Джейми вернулся и взял меня за обе руки. Поднес их одну за другой к губам и торжественно поцеловал.

– Моя леди, – произнес он негромко. – Моя… Клэр. Нет смысла ждать. Я должен расстаться с тобой сейчас.

Я не могла выговорить ни слова, но выражение моего лица было так же легко прочитать, как и всегда.

– Клэр, – продолжал Джейми настойчиво, – там, по другую сторону этого… этой вещи, – твое время. Там твой дом, твоя страна. Все, к чему ты привыкла. И… Фрэнк.

– Да, – сказала я, – Фрэнк там.

Джейми взял меня за плечи, поставил на ноги и проговорил почти с мольбой:

– На этой стороне для тебя ничего нет, милая! Ничего, кроме насилия и опасности. Иди!

Он повернул меня к камню и слегка подтолкнул. Но я снова повернулась к нему и схватила его за руки.

– Разве для меня и в самом деле ничего нет по эту сторону, Джейми?

Я упорно смотрела ему прямо в глаза.

Он мягко высвободился и, не ответив, отступил назад, внезапно обернувшись изображением из других времен на фоне затянутых дымкой холмов; жизнь на его лице была лишь игрой теней на плоских слоях краски – напоминание некоего художника о забытых краях и о страстях, давно угасших.

Но я посмотрела в глаза, полные боли и томления, и он снова сделался плотью, реальной и живой, – возлюбленным, мужем, человеком.

Мука моя, вероятно, очень ясно отражалась на лице, потому что Джейми, помедлив, повернулся к востоку и указал на что-то внизу на склоне.

– Тебе видно, что находится вон там, за дубами? Примерно на полдороге?

Я увидела и дубы, и то, на что он указывал, – полуразрушенный и заброшенный фермерский дом.

– Я спущусь к этому дому и останусь там до вечера, чтобы убедиться… быть уверенным, что ты в безопасности.

Он смотрел на меня, но не прикасался ко мне – и вдруг закрыл глаза, словно ему стало невыносимо дольше смотреть.

– Прощай, – сказал он и повернулся уходить.

Я глядела ему вслед, оцепенев, но вдруг вспомнила: я непременно должна ему что-то сказать. Я окликнула его. Он остановился и некоторое время не двигался, стараясь справиться со своим лицом. Оно было бледное, неподвижное, с бескровными губами, когда он повернулся ко мне.

– Да?

– Есть одна вещь… я имею в виду, что мне нужно кое-что тебе сказать, прежде чем… я уйду.

Он на мгновение прикрыл глаза, и мне показалось, что он пошатнулся, но, должно быть, это просто ветер шевельнул складки его плаща.

– Не надо, – попросил он. – Не надо. Иди, милая. Не мешкай. Иди.

Он двинулся прочь, но я схватила его за рукав.

– Джейми, выслушай меня! Ты должен!

Он беспомощно покачал головой и поднял руку, как если бы хотел оттолкнуть меня.

– Клэр… нет. Я не могу.

Ветер выжал слезы у него из глаз.

– Это касается восстания, – поспешно заговорила я, тряся его руку. – Джейми, выслушай. Принц Чарли, его армия… Колум прав! Ты слышишь, Джейми? Прав Колум, а не Дугал!

– Что? О чем ты говоришь, милая?

Теперь я завладела его вниманием. Он провел по лицу рукавом, и после этого глаза его, обращенные ко мне, сделались ясными и серьезными. Ветер пел у меня в ушах.

– Принц Чарли. Восстание начнется, в этом Дугал прав, но оно не будет иметь успеха. Вначале армия будет продвигаться, но кончится это разгромом и избиением. В Куллодене[7], вот где это произойдет. А кланы…

Перед моими глазами возникла эта картина – разбросанные по полю серые камни, и на каждом только название клана – одно на всех убитых, погребенных под этим камнем. Я перевела дух и взяла Джейми за руку, чтобы поддержать себя. Рука была холодная, как у мертвеца. Я вздрогнула и закрыла глаза – мне нужно было сосредоточиться на том, что еще оставалось сказать.

– Горцы, все кланы, которые последуют за Чарли, будут истреблены. Сотни и сотни клансменов погибнут в Куллодене. За теми, кто уцелеет, будут охотиться и убивать их. Кланы будут уничтожены и не возродятся ни в ваше время, ни даже в мое.

Я открыла глаза и увидела, что он смотрит на меня без всякого выражения.

– Джейми, не ввязывайся в это! – умоляла я. – Если можешь, удержи и своих людей, но во имя спасения души… Джейми, если ты…

Я остановилась; я собиралась сказать: «Если ты любишь меня», но не могла – ведь я собиралась покинуть его навсегда, и если до сих пор не заговаривала с ним о любви, то сейчас тем более не имела на это права.

– Не уезжай во Францию, – продолжала я. – Езжай в Америку, в Испанию, в Италию. Но во имя тех, кто любит тебя, не вступай на поле Куллодена.

Он продолжал смотреть на меня. Слышал ли он мои слова?

– Джейми! Ты слышал меня? Ты понял?

Чуть погодя он кивнул и ответил так тихо, что я с трудом расслышала его сквозь вой ветра.

– Да. Да, я слышал. – Он отнял у меня руку. – Ступай с Богом, mо duinne.

Он спустился с уступа и пошел вниз по склону, упираясь ногами в кочки травы и хватаясь за ветки, чтобы сохранить равновесие. Он не оглядывался. Я следила за ним, пока он не исчез в дубняке. Шел он медленно, как раненый, который знает, что ему необходимо двигаться, но чувствует, что жизнь мало-помалу выходит из него сквозь пальцы, прижатые к ране.

Колени у меня дрожали. Я осторожно опустилась на гранитную плиту и села, скрестив ноги и наблюдая за ласточками, продолжавшими свою охоту. Внизу я видела крышу дома, в котором находилось теперь мое прошлое. А за спиной у меня высился расколотый камень. Мое будущее.

Я просидела неподвижно всю вторую половину дня. Я пыталась подавить все эмоции и руководствоваться лишь доводами разума. Джейми, убеждая меня вернуться в мое время, рассуждал логично. Дом, безопасность, Фрэнк, мелкие житейские удобства, которых мне порой ужасно не хватало, – горячая ванна, водопровод в доме… не говоря уже о таких вполне значительных вещах, как медицинское обслуживание и удобные путешествия.

И все же, признавая неудобства и прямые опасности здешнего существования, я должна признать и то, что многое мне нравилось. Поездки сопряжены с неудобствами, это так, но зато отсутствуют многомильные бетонированные дороги, изрезавшие всю страну, а также шумные и вонючие машины – изобретения весьма опасные, напомнила я себе. Жизнь гораздо проще, да и люди тоже. Они не то чтобы менее разумные, но как-то более прямые и открытые… за некоторыми малоприятными исключениями, как, например, Колум бан Кэмпбелл Маккензи.

Благодаря работе дяди Лэма мне пришлось жить во многих местах, причем некоторые из них обладали даже меньшими удобствами, чем здешние. Я легко свыкалась с простыми условиями и не так уж страдала из-за отсутствия «цивилизации», хотя с той же легкостью привыкала и к присутствию таких прелестей, как электроплита или горячий душ… Я посмотрела на камень и, вздрогнув от порыва холодного ветра, обхватила себя руками.

Рационализм не слишком помогал мне. Тогда я обратилась к эмоциям и начала решать задачу, восстанавливая подробности моих замужних существований – сначала с Фрэнком, потом с Джейми. Единственным результатом были полное расстройство чувств и горькие слезы, проложившие холодные как лед дорожки по моим щекам.

Ну хорошо, если не разум и не эмоции, то, может быть, долг? Я дала Фрэнку обет у алтаря, и дала его от всего сердца. Джейми я дала тот же обет, собираясь нарушить его как можно скорее. Какой же из них я нарушу теперь? Я все сидела и сидела, солнце опускалось тем временем все ниже, и ласточки попрятались в своих гнездах.

Когда вечерние звезды замигали среди темных сосновых ветвей, я пришла к заключению, что в данной ситуации благоразумие не поможет. Придется положиться на что-нибудь еще, только вот на что? Я повернулась лицом к расколотому камню и сделала шаг, потом еще и еще. Постояла, развернулась кругом и сделала попытку в противоположном направлении. Шаг, еще шаг и еще… и прежде чем я осознала, на что решилась, я была уже на полдороге по склону вниз, отчаянно цепляясь за траву, оскальзываясь и падая на гранитных осыпях.

Когда я добралась до дома, я еле дышала от страха, что он уже уехал, но тут же увидела стреноженного Донаса, который топтался поблизости. Конь поднял голову и поглядел на меня с неудовольствием. Тихонько ступая, я отворила дверь.

Джейми был в передней комнате – спал на узкой дубовой скамье. Лежал, как обычно, на спине, руки сложены на животе, рот слегка приоткрыт. Последние лучи дневного света из окна позади меня высветили его лицо, словно маску из металла; серебристые линии от высохших слез блестели на загорелой коже, и тускло отливала медью отросшая щетина на подбородке.

Я остановилась, глядя на него, охваченная невыразимой нежностью. Двигаясь как можно осторожнее, прилегла рядом с ним на скамью и прижалась поближе. Он повернулся ко мне во сне, как делал это часто, уложил мою голову себе на грудь и прильнул щекой к моим волосам. Еще полусонный, потянулся и отодвинул прядь моих волос со своего носа; я почувствовала внезапный резкий толчок – он пробудился, понял, что я с ним, – и тут мы оба, потеряв равновесие, скатились на пол, причем Джейми свалился на меня.

Не оставалось ни малейшего сомнения, что это плоть – и весьма тяжелая. Я пихнула его коленом в живот и завопила:

– Слезай! Я не могу дышать!

Вместо этого он ухудшил мое положение, исступленно целуя. Я временно примирилась с недостатком кислорода, чтобы сосредоточиться на более важных вещах.

Мы долго молча сжимали друг друга в объятиях. Наконец он пробормотал:

– Почему?

Я поцеловала его в щеку, влажную и соленую. Его сердце билось рядом с моим, и я хотела только одного: оставаться вот так вечно, не двигаться, не заниматься любовью, просто дышать тем же воздухом.

– Не могла иначе, – ответила я и засмеялась немного нервно. – Ты не представляешь, как близко оно было. Горячие ванны почти победили.

А потом я плакала и немного дрожала, потому что выбор был сделан так недавно и потому что радость обнимать этого человека была смешана с раздирающей тоской о человеке, которого я уже никогда не увижу.

Джейми держал меня крепко, придавив своей тяжестью и как бы защищая, спасая меня от ревущей мощи каменного круга. Слезы мои наконец иссякли, и я лежала в изнеможении у него на груди. Уже совсем стемнело, но он все держал меня, что-то тихонько приговаривая, словно я была ребенком, который боится ночи. Мы льнули друг к другу и не хотели встать даже для того, чтобы развести огонь или зажечь свечу.

В конце концов Джейми все-таки поднялся и отнес меня к скамейке, сел и начал покачивать меня на коленях. Дверь оставалась открытой, и нам было видно, как загораются над долиной звезды.

– Ты знаешь, – сонно заговорила я, – что нужно тысячи и тысячи лет, чтобы свет этих звезд долетел до нас? Ведь некоторые из них, возможно, уже погасли, но нам это неведомо, потому что мы все еще видим их свет.

– Правда? – спросил он, поглаживая меня по спине. – Я об этом понятия не имел.

Должно быть, я уснула, опустив голову ему на плечо, но ненадолго проснулась, когда он укладывал меня на пол, на ложе, устроенное из одеял. Улегся рядом и снова притянул меня к себе.