Я тоже потянулась, высоко подняв руки, чувствуя приятное растяжение уставших мышц. Руки Джейми скользнули по моим бокам вниз и остановились на бедрах. Я прижалась к нему спиной, соединив его руки у меня на животе и воображая, что он повторяет нежные очертания нерожденного ребенка.

Когда я обернулась, чтобы поцеловать его, я заметила маленькую фигурку, свернувшуюся в углу скамьи.

– Посмотри. Они забыли маленького Джейми.

Малыш обычно спал в кроватке на колесиках в комнате родителей. Сегодня он заснул возле камина, пока мы сидели, болтая за вином. И никто не вспомнил, что его надо отнести в кроватку. Мой Джейми повернул меня лицом к себе, смахнул мои волосы со своего носа.

– Дженни никогда ни о чем не забывает, – успокоил он. – Я думаю, что именно сейчас ей и Айену компания не нужна. Сейчас малышу лучше остаться здесь.

Его руки коснулись застежки на моей юбке.

– А если он проснется?

Руки просунулись под свободный край лифа. Джейми, вскинув бровь, посмотрел на лежащего маленького племянника.

– Ну что ж. Когда-нибудь он должен будет научиться делать свое дело. Ты же не хочешь, чтобы он был таким же невежественным, каким был его дядя.

Он кинул на пол перед камином несколько подушек и опустился на них, увлекая меня за собой.

Пламя от камина освещало серебристые шрамы на его спине, словно на самом деле он был железным человеком, как я его однажды назвала. Металлический стержень просматривался сквозь разрывы в нежной коже. Я проводила пальцем по каждому шраму от удара плетью. И Джейми вздрагивал при каждом моем прикосновении.

– Ты думаешь, Дженни права? – потом спросила я. – Неужели и правда мужчины хотят вернуться в утробное состояние? И поэтому занимаются с нами любовью?

От его смеха волосы у моего уха шевельнулись.

– Ну, обычно это не первое, о чем я думаю, когда ложусь с тобой в кровать, англичаночка. Далеко не так. Но… – Его ладони нежно легли на мои груди, он сжал губами мой сосок. – Но я не сказал бы, что она совершенно не права. Иногда… да, иногда было бы хорошо снова оказаться внутри, в безопасности и… одному. Я думаю, знание, что мы не можем этого сделать, заставляет нас зачинать детей. Если мы сами не способны вернуться, лучшее, что мы можем, – сделать этот драгоценный подарок нашим сыновьям, по крайней мере на некоторое время…

Он вдруг вздрогнул, словно собака, стряхивающая воду с шерсти.

– Не обращай на меня внимания, англичаночка, – пробормотал он. – Я стал сентиментальным, наверное, потому, что выпил вина.

Глава 31

Квартальный день

В дверь негромко постучали, и вошла Дженни, неся перекинутое через руку фалдистое голубое одеяние; в другой руке она держала шляпу. Окинув брата критическим взором, она удовлетворенно кивнула:

– Рубашка достаточно хороша. Я выпустила запас в твоем лучшем кафтане, ты здорово раздался в плечах с тех пор, как я тебя видела в последний раз.

Она наклонила голову набок и немного подумала.

– Дел у тебя сегодня, что называется, по горло. Присядь-ка, я приведу в порядок твои волосы.

Она показала на стул у окна.

– Мои волосы? Что такое с моими волосами?

Джейми поднял руку и потрогал свою прическу.

Волосы у него отросли до плеч, и он обычно стягивал их на затылке и перевязывал кожаным ремешком, чтобы не лезли в лицо.

Поскольку времени на пустые разговоры не оставалось, сестра толчком усадила его на стул, сдернула ремешок и принялась энергично расчесывать его гриву черепаховым гребнем.

– Что с твоими волосами? – переспросила она. – А вот что. Во-первых, в них полно сена.

С этими словами она извлекла из кудрей Джейми нечто высохшее и коричневое и бросила на туалетный стол.

– И некоторое количество дубовых листьев. Где ты был вчера? Рыл землю под деревьями, как поросенок? А узлов-то, узлов! Больше, чем в клубке спутанной после стирки пряжи!

– Ой!

– Сиди тихо, Рой.

Сосредоточенно нахмурившись, она расчесывала спутанные волосы, и вскоре они превратились в отливающую каштановым, медным, золотым и светло-коричневым цветами массу, сияющую в лучах утреннего солнца, проникавших через окно.

– Не могу понять, с какой стати Господь Бог потратил такие волосы на мужчину, – заметила Дженни. – Они блестят, как шкура у оленя.

– Восхитительно, правда? – подхватила я. – Посмотри, на макушке у него такие красивые светлые пряди…

Объект нашего восхищения негодующе сверкнул очами.

– Если вы не перестанете, я обрею голову!

Он угрожающим жестом протянул руку к туалетному столу, на котором лежала опасная бритва. Но сестра, несмотря на свой огромный живот, успела дотянуться и стукнуть его по запястью щеткой для волос. Он завопил, потом завопил еще раз, когда она крепко ухватила его волосы в свой кулачок.

– Сиди смирно, – приказала она и начала разделять волосы на три толстые пряди. – Я тебе заплету настоящую косу.

В ее голосе прозвучало глубокое удовлетворение.

– Нельзя допустить, чтобы ты вышел к своим арендаторам как дикарь.

Джейми подчинился, бормоча себе под нос какие-то бунтарские слова. Дженни, проворно перебирая пряди, заплела волосы в толстую косу, подвернув концы и аккуратно перевязав их ниткой. После этого она вытащила у себя из кармана шелковую голубую ленту и с торжествующим видом завязала ее бантом у основания косы.

– Ну вот! – сказала она. – Не правда ли, красиво? – обратилась она ко мне.

Я выразила полное согласие. Гладко причесанные волосы подчеркнули форму головы, сделалась более заметной прекрасная лепка лица. Чистенький и прибранный, в белоснежной полотняной рубашке и серых панталонах, Джейми являл собой весьма привлекательную фигуру.

– Особенно хороша лента, – сказала я. – Того же цвета, что и глаза.

Джейми уставился на сестру.

– Нет, – сказал он как отрезал. – Никаких лент. Здесь вам не Франция и даже не двор короля Джорди. Даже если это цвет плаща Святой Девы, все равно – никаких лент, Дженет!

– Ну ладно, ладно, упрямец. Давай сюда.

Она развязала ленту и отступила, чтобы полюбоваться плодами своих усилий.

– С тобой все в порядке.

И тут она перевела свой проницательный взгляд на меня.

– Гм, – произнесла она, задумчиво притопывая ножкой.

Приехала я в Лаллиброх в лохмотьях. Понадобилось срочно сшить мне по крайней мере два платья – одно из домотканой материи для повседневной носки, другое – шелковое для торжественных случаев вроде сегодняшнего. Более привыкшая зашивать раны, чем шить одежду, я помогала кроить и сметывать, но моделированием и шитьем занимались Дженни и миссис Крук.

Они великолепно справились с делом, и бледно-желтый шелк обтягивал мой торс, как перчатка; глубокие складки спускались по спине от плеч до талии, а там расходились, образуя пышные фалды на широкой юбке. С неохотой приняв мой категорический отказ носить корсет, Дженни и миссис Крук изобретательно укрепили мой корсаж китовым усом, безжалостно выдранным из какого-то старого корсета.

Взгляд Дженни медленно поднимался по моей фигуре снизу вверх, к голове, на которой и остановился. Она со вздохом потянулась за щеткой для волос.

– Ты тоже, – коротко велела она.

Я села; лицо у меня горело, и я избегала смотреть на Дженни, пока она осторожно удаляла из моих кудрей обломки веточек и обрывки дубовых листьев, складывая их на туалетном столе рядом с теми, которые были извлечены из волос Джейми. Затем мои волосы были расчесаны и заколоты наверх, после чего Дженни вынула из кармана маленькую кружевную нашлепку.

– Ну вот, – сказала она, закрепляя кружево на самой верхней точке моей прически. – Теперь ты выглядишь вполне достойно, Клэр.

Я поняла, что это следует принимать как комплимент, и невразумительно пробормотала что-то в ответ.

– У тебя есть драгоценности? – спросила Дженни.

– Боюсь, что нет. У меня была только нитка жемчуга, которую Джейми подарил мне на свадьбу, но она…

Обстоятельства, при которых мы покидали Леох, далеко не способствовали тому, чтобы вспомнить о жемчуге. Но тут Джейми спохватился и с громким восклицанием начал рыться в своем спорране, лежащем на туалетном столе. С торжеством он извлек оттуда ту самую нитку жемчуга.

– Откуда она взялась? – спросила я, пораженная.

– Мурта привез сегодня утром, – ответил Джейми. – Он добрался до Леоха в день суда и забрал все, что мог увезти, – решил, что оно нам понадобится, если мы сумеем удрать. Он дожидался нас на дороге сюда, но ведь мы сначала поехали… на холм.

– А он еще здесь?

Джейми подошел ко мне сзади и застегнул ожерелье.

– Да. Сидит внизу в кухне, поедает все подряд и изводит миссис Крук.

Если не считать его песен, то я за все время знакомства услышала от маленького человека не более трех дюжин слов, и для меня понятие «изводить» было с ним совершенно несовместимо. Наверное, в Лаллиброхе он себя чувствует как дома.

– А кто он, Мурта? – спросила я. – Я имею в виду, приходится ли он вам родственником?

Дженни и Джейми удивились.

– Конечно, – ответила она и обратилась к брату: – Джейми, он ведь дядя папиного троюродного брата, верно?

– Племянник, – поправил ее тот. – Разве ты не помнишь? У старого Лио было два сына и…

Но тут я демонстративно заткнула уши. Этот жест о чем-то напомнил Дженни, и она всплеснула руками.

– Серьги! – воскликнула она. – Кажется, у меня как раз есть жемчужные, они отлично подойдут к ожерелью. Я мигом принесу!

И она исчезла со своей обычной быстротой.

– Почему сестра называет тебя Роем? – с любопытством спросила я у Джейми, глядя, как он завязывает перед зеркалом свой галстук с обычным при этой процедуре для всех мужчин выражением жестокой схватки со смертельным врагом; но он сумел разлепить губы и улыбнуться мне.

– Ах это! Оно не имеет ничего общего с английским именем Рой. Это такое гэльское прозвище, оно соответствует цвету моих волос. Полностью слово произносится «ruadh» и значит «рыжий».

Он произнес слово четко и повторил несколько раз, но отличия я так и не уловила.

– Для меня оно звучит как «рой», – сказала я.

Джейми взял спорран и принялся заталкивать в него предметы, которые вынул, отыскивая ожерелье. Обнаружив запутавшуюся леску, он опрокинул сумку над кроватью и высыпал все содержимое на одеяло. Он начал разбирать вещи, старательно сматывая леску и веревочки, выбирая рыболовные крючки и с силой втыкая их в кусок пробки, где им было место. Я подошла поближе и осмотрела кучу.

– Никогда в жизни не видела такого количества хлама, – заметила я. – Ты, Джейми, настоящая сорока-воровка.

– Это не хлам, – обиделся он. – Все эти вещи мне нужны.

– Понятно, что леска и рыболовные крючки нужны. И веревочки для силков. Разумеется, и пыжи и пули, поскольку пистолет у тебя всегда при себе. Понимаю, почему ты хранишь подаренную тебе Уилли змейку. Но камни? Раковина улитки? Кусок стекла? И вот это…

Я наклонилась, чтобы получше рассмотреть нечто темное, покрытое мехом.

– Джейми, зачем ты носишь в спорране высушенную лапку крота?

– От ревматизма, само собой разумеется!

Он выхватил лапку у меня из-под носа и запрятал поглубже в сумку.

– Ах, ну конечно! – согласилась я, созерцая его не без интереса, отчего он заметно покраснел и смутился. – Это прекрасно помогает, можно считать, что ты нигде не скрипнешь.

Из оставшейся еще на одеяле кучки я извлекла маленькую Библию и листала ее, пока Джейми упаковывал свои сокровища.

– «Александер Уильям Родерик Макгрегор», – прочитала я имя на титульном листе. – Ты говорил, что в долгу перед этим человеком, Джейми. Что ты имел в виду?

– Ах это.

Он сел на кровать рядом со мной, взял у меня маленькую книжку и бережно перевернул несколько страниц.

– Я ведь говорил тебе, что она принадлежала узнику, который умер в Форт-Уильяме?

– Да.

– Сам я этого юношу не знал, он умер за месяц до того, как я туда попал. Но доктор, который мне ее дал, рассказывал о нем, пока занимался моей спиной. Я думаю, ему просто необходимо было кому-то рассказать об этом, но в гарнизоне он никому не мог довериться.

Джейми закрыл книгу, опустил ее себе на колени и принялся смотреть в окно на яркое ноябрьское солнце.

Оказалось, что Алекс Макгрегор был арестован по обычному обвинению в угоне скота. Красивый, спокойный юноша, он должен был отсидеть положенный срок и освободиться без всяких осложнений. Однако за неделю до освобождения его нашли повесившимся в конюшне.

– Доктор говорил, что это, вне всякого сомнения, самоубийство. – Джейми ласково погладил кожаный переплет маленькой книжечки и провел большим пальцем по корешку. – Но при этом не сказал, что он сам по этому поводу думает. Сказал только, что капитан Рэндолл имел с юношей личный разговор за неделю до его смерти.

Я проглотила комок в горле, мне вдруг стало зябко, несмотря на солнечный свет.