— А где же фазаны? — бормотала миссис Фиц, оглядывая приносимые блюда. — А тушеные угри? Черти бы побрали этого Мунго Гранта, я с него шкуру спущу, если он сжег угрей!

Поразмыслив хорошенько, она начала проталкиваться к выходу из галереи, очевидно не в силах оставить на усмотрение не слишком усердного Мунго Гранта такую ответственную вещь, как угощение по случаю праздника.

Воспользовавшись возможностью, я двинулась следом за ней, ибо миссис Фиц оставляла за собой широкий проход. Ко мне присоединилось еще несколько женщин.

Миссис Фиц, обернувшись и увидев за собой стайку женщин, сурово нахмурилась.

— А вы, барышни, немедленно отправляйтесь по своим комнатам, — распорядилась она. — Если не хотите оставаться в безопасности здесь наверху, бегите, да побыстрее, к себе. Не шастайте по коридорам и не прячьтесь по углам. Во всем замке не найдешь теперь ни одного трезвого мужчины, а через час они будут еще пьянее. Нынче вечером девушкам тут не место.

Толчком отворив дверь, она осторожно выглянула в коридор. Убедившись, что все спокойно, она начала по одной выпускать девиц из дверей, требуя, чтобы они немедленно отправлялись по своим спальням на верхнем этаже.

— Вам не нужна помощь? — спросила я, идя рядом с ней по коридору. — Я имею в виду — в кухне?

Она покачала головой, но за предложение поблагодарила улыбкой.

— Нет, барышня, ничего такого не надо. Вы тоже отправляйтесь к себе, вам тут так же опасно, как и другим.

И она ласково подтолкнула меня в спину, направляя в довольно-таки темный переход.

После встречи с представителями наружной охраны я была склонна последовать ее совету. Мужчины в холле буйствовали, плясали, продолжали пить, не помышляя ни о сдержанности, ни о контроле. Женщинам тут и вправду не место.

Но найти отсюда дорогу к моей комнате представляло в своем роде задачу. С этой частью замка я была почти не знакома, помнила только, что на следующем этаже есть проход к моей комнате, но никак не могла отыскать лестницу.

Повернув за угол, я наткнулась на группу мужчин. Я их не знала, они приехали из каких-то явно отдаленных владений клана и не привыкли к принятым в замке приличным манерам. Во всяком случае, я так решила, заметив, что один из них, вероятно, отчаявшись найти отхожее место, справлял малую нужду прямо тут, в углу коридора.

Я повернула прочь, намереваясь вернуться туда, откуда пришла, все равно, есть там лестница или нет. Меня остановило сразу несколько рук, и я оказалась прижатой к стене в коридоре, окруженная бородатыми горцами, от которых несло виски и на уме у которых было насилие.

Не находя смысла в долгих церемониях, один из мужчин ухватил меня рукой за талию, а другую руку запустил мне за корсаж. Наклонился поближе, царапая мое ухо небритой щекой.

— А что ты думаешь насчет сладкого поцелуя для храбрых парней из клана Маккензи? Tulach Ard!

Я ответила грубым ругательством и изо всех сил отпихнула его от себя. Он был так пьян, что на ногах держался плохо и повалился прямо на своего приятеля. Я метнулась в сторону и кинулась бежать, сбросив на ходу свои нелепые туфли.

Еще одна тень выросла передо мной, и я остановилась. Передо мной один, а гонятся за мной по меньшей мере десятеро, и они могут схватить меня, несмотря на то что нагрузились спиртным. Я ринулась вперед, намереваясь обойти его, но он быстро преградил мне дорогу, и я остановилась так неожиданно, что вынуждена была упереться руками ему в грудь — иначе повалилась бы на него. Это оказался Дугал Маккензи.

— Какого дьявола… — начал он, но тут же увидел гнавшихся за мной мужчин.

Дугал толкнул меня себе за спину и рявкнул по-гэльски на моих преследователей. Они запротестовали на том же языке, но после короткой перепалки — ни дать ни взять стая грызущихся волков! — компания удалилась в поисках лучших возможностей.

— Спасибо вам, — поблагодарила я Дугала, совершенно ошеломленная происшествием. — Спасибо. Я… пожалуй, я пойду. Здесь не стоит оставаться.

Дугал посмотрел на меня, взял за руку и повернул лицом к себе. Он был весь взъерошенный, растрепанный — явно принимал участие в разгуле, который происходил в холле.

— Совершенно правильно, барышня, — сказал он. — Вам здесь оставаться не стоит. Но поскольку вы уже тут, вы мне заплатите выкуп.

В полутьме заблестели его глаза. Он неожиданно привлек меня к себе и поцеловал. Крепко поцеловал, его язык коснулся моего, и я почувствовала во рту вкус и запах виски. Обеими руками он обхватил меня за бедра и притиснул к себе так, что я почувствовала напряженную, твердую мужскую плоть сквозь все мои юбки.

Он отпустил меня столь же неожиданно, как и привлек к себе. Неровно дыша, кивнул и повел рукой в сторону холла. Пригладил упавшую ему на лоб непокорную рыжую прядь.

— Уходите, барышня, — сказал он. — Пока не пришлось заплатить более высокую цену.

И я ушла. Босиком.


Имея в виду события прошедшей ночи, я полагала, что обитатели замка наутро подымутся со своих постелей поздно и спустятся вниз за подбадривающей кружкой эля, когда солнце будет высоко. Однако шотландские горцы из клана Маккензи оказались куда более крепким народом, чем я думала, и еще до рассвета замок гудел как улей; громкие голоса перекликались из коридора в коридор, бряцало оружие, топали сапоги — мужчины собирались на тинчал.

Было холодно и туманно, но Руперт, которого я повстречала во дворе по пути в холл, заверил меня, что это самая лучшая погода для охоты на кабана.

— У этого зверя шкура такая толстая, что холод ему нипочем, — объяснял он мне, с энтузиазмом затачивая наконечник копья на точильном камне с ножным приводом. — Кабаны чувствуют себя в безопасности, когда кругом туман, и не замечают охотников, вот какое дело-то.

Я воздержалась от замечания, что и охотники-то увидят кабана только в тот момент, когда наткнутся на него.

Едва солнце пронизало туман своими красными и золотыми лучами, охотники собрались на переднем дворе, украшенные, словно блестками, каплями воды и сверкающие глазами в радостном предвкушении охоты. Мне приятно было узнать, что женщины в охоте не участвуют, удовлетворяясь такими приношениями отбывающим героям, как лепешки и кружки эля. Я увидела, какое количество мужчин, до зубов вооруженных копьями, топорами, луками и стрелами, кинжалами, направляется в восточный лес, и мне стало немного жаль кабана.

Но часом позже на место жалости пришел некий уважительный страх — когда меня поспешно вызвали на окраину леса перевязать раны человеку, в тумане наскочившему на зверя.

— Боже милостивый! — воскликнула я, осматривая зияющую рваную рану от колена до лодыжки. — В этом повинно животное? Это же надо иметь стальные зубы!

— А? — только и смог выговорить раненый, который был бледен от шока и слишком потрясен, чтобы разговаривать, но один из тех, кто помогал донести его сюда из леса, поглядел на меня с откровенным любопытством.

— Все обойдется, — заверила я, потуже затягивая давящую повязку на поврежденной икре. — Отнесите его в замок, попросим миссис Фиц дать ему горячей похлебки и теплое одеяло. Рану надо зашить, а у меня нет с собой инструментов.

Эхо в тумане на склоне холма повторяло ритмический треск колотушек. И вдруг над туманом и над деревьями прозвучал такой пронзительный вопль, что поблизости от меня вырвался из своего тайного укрытия фазан и, трепеща крыльями от страха, улетел.

— Господи помилуй, а это что такое?

Я подхватила связку бинтов, оставила своего пациента на попечение его приятелей и бегом кинулась в лес.

Под сводом ветвей туман был гуще, и я что-то могла видеть лишь на расстоянии нескольких футов, но повторяющиеся крики и треск ломаемого подлеска вели меня в правильном направлении.

Он прошел позади меня. Прислушиваясь к крикам впереди, я не услышала его и не видела до той минуты, когда он уже удалялся — темная огромная масса, движущаяся с немыслимой быстротой почти бесшумно на нелепо маленьких раздвоенных копытах.

Я была так поражена неожиданностью его появления, что вначале даже не успела испугаться. Я просто уставилась в туман на том месте, где скрылось с глаз щетинистое темное существо. Потом, подняв руку, чтобы убрать волосы со лба, я увидела на руке красную полосу. Взглянула вниз — такая же полоса осталась на моей юбке. Животное было ранено. Быть может, это оно кричало?

Нет, подумала я. То был крик смертельно раненного человека. А зверь пробежал мимо меня быстро, полный силы. Я перевела дух и снова вступила в стену тумана в поисках раненого.

У подножия невысокого холма я нашла его, окруженного мужчинами в килтах. Они накрыли раненого своими пледами, чтобы ему было тепло, однако влажная ткань на его ногах была угрожающе темного цвета. Широкая полоса свежей черной земли на склоне показывала, где спустился человек, а втоптанные в грязь сухие листья и перепаханная копытами почва у подножия — место, где на него напал кабан. Я опустилась на колени возле раненого, откинула пледы и приготовилась к осмотру.

Сделать это я не успела: крики мужчин заставили меня повернуть голову, и я еще раз увидела, как из-за деревьев явился бесшумный ночной кошмар.

На этот раз я успела разглядеть кинжал, который торчал в боку у зверя, — быть может, дело рук того, кто лежал передо мной на земле. Успела разглядеть окровавленные желтые клыки и бешеные маленькие красные глазки.

Мужчины возле меня, ошеломленные, как и я, этим появлением, начали хвататься за оружие. Быстрее всех действовал высокий человек, выхвативший копье у оцепеневшего соседа и выступивший вперед.

То был Дугал Маккензи. Он двигался почти небрежно, копье держал низко, обеими руками, словно полную лопату грязи. Шел на зверя, что-то негромко приговаривая по-гэльски, как будто выманивал кабана из-под прикрытия дерева, под которым тот остановился.

Первая атака зверя была неожиданной, как взрыв. Кабан промчался так быстро и так близко, что коричневый охотничий тартан Дугала шевельнулся от поднятого зверем ветра. Он мгновенно развернулся и кинулся снова — заряд мускульной ярости. Дугал отскочил, как тореадор, и ударил кабана копьем. Назад, вперед, снова и снова. Это напоминало танец, соперники с силой взрывали землю, но двигались с такой скоростью, что казалось — они оторвались от нее.

Бой тянулся всего минуту или около того, но она была долгой, эта минута! Кончилось все тем, что Дугал, увернувшись от острых клыков, поставил точку, вонзив копье между горбатыми лопатками зверя. Тупой удар и жуткий пронзительный визг, от которого у меня мурашки забегали по коже. Маленькие кабаньи глазки заметались из стороны в сторону, отыскивая того, кто совершил возмездие; животное шло, пошатываясь, и острые копыта глубоко уходили в почву. Визг продолжался, дойдя до неимоверной высоты и силы, тяжелое тело клонилось набок, и кинжал все дальше уходил в плоть. Кабан начал рыть копытами землю, разбрасывая комья грязи.

Визг оборвался внезапно. На мгновение наступила тишина, потом зверь хрюкнул и больше не двигался.

Дугал не стал ждать конца агонии; он обошел подергивающуюся тушу и подошел к раненому. Опустился на колени и подсунул руку под плечи жертвы, заменив другого человека, который поддерживал раненого до сих пор. Кровь кабана обрызгала Дугалу лицо, несколько капель, уже высыхающих, попало на волосы сбоку.

— Подбодрись, Джорди, — с неожиданной мягкостью в грубом голосе произнес он. — Держись, дружище. Я убил его. Все в порядке.

— Дугал? Это ты, друг?

Раненый повернул голову к Дугалу и старался открыть глаза.

Я принялась отыскивать пульс и слушала с возрастающим изумлением, как Дугал, неистовый, беспощадный Дугал тихо и ласково разговаривает с пострадавшим, прижимая его к себе, приглаживая ему спутанные волосы.

Я откинулась назад и опустилась на груду одежды, лежавшую на земле. Глубокая рана длиной примерно восемь дюймов шла от паха по внутренней стороне бедра, кровь из нее лилась непрерывно, однако не толчками — значит, бедренная артерия не задета и кровь можно остановить.

Ничего нельзя было поделать с другой раной — в животе; острые кабаньи клыки порвали кожу, мышцы, брыжейку и кишечник. Крупных сосудов здесь не было видно, однако кишки порваны, распороты, я хорошо видела это в широком отверстии раны. Подобные ранения ведут к фатальному исходу даже в условиях современной операционной с ее инструментарием, шовным материалом и антибиотиками под рукой. Содержимое кишечника попадает в брюшную полость, заполняет ее и инфицирует полностью. А здесь, не имея никаких препаратов, кроме чеснока да цветков тысячелистника…

Я встретилась глазами с Дугалом, который тоже смотрел на ужасную рану.

«Он будет жить?» — почти неслышно, еле шевеля губами, спросил Дугал через голову раненого.