Остальные мылись либо с помощью тазика и кувшина, либо в озере, либо в маленькой комнатенке с каменным полом. Она находилась в саду, и молодые женщины стояли в ней обнаженными, а подруги выплескивали на них воду из ведерок.

— В озере, — ответил он, аккуратно вешая полотенце на подоконник. — Кто-то, — угрюмо добавил он, — оставил дверь в стойле нараспашку, и в конюшне тоже, так что в сумерки Кобхэр немного поплавал.

— А, вот почему ты не пришел на ужин! — догадалась я. — Но ведь пони не любят плавать, правда?

Он помотал головой, пальцами расчесывая волосы, чтобы просушить их.

— Нет, не любят. Но они в точности, как люди — все разные. А Кобхэр помешан на молодых водных растениях. Он щипал их у края воды, тут из деревни примчалась свора собак и загнала его в озеро. Мне пришлось сперва прогнать их, а уж потом нырять за ним. Погоди, я еще доберусь до малыша Хеймиша, — с мрачной решимостью пообещал Джейми. — Попомнит он у меня, как оставлять двери открытыми.

— Скажешь об этом Каллуму? — поинтересовалась я, искренне сочувствуя жертве.

Джейми помотал головой, взял свою сумку и вытащил из нее пресную лепешку и кусок сыра, которые захватил с кухни, поднимаясь наверх, в комнату.

— Нет, — отозвался он. — Каллум к парнишке очень уж строг. Если он услышит о такой беспечности, запретит ему месяц ездить верхом — хотя вряд ли Хеймиш это сможет после доброй трепки. Господи, я умираю с голоду! — И он жадно набросился на лепешку, рассыпая вокруг крошки.

— Не вздумай ложиться с этим в постель, — предупредила я, ныряя под одеяло. — А как же ты собираешься наказать Хеймиша?

Он проглотил остаток лепешки и улыбнулся мне.

— Не волнуйся. Я посажу мальчишку в лодку, выгребу на середину озера и брошу его в воду. К тому времени, как он доберется до берега и высохнет, ужин закончится. — Он быстро доел сыр и бессовестно облизал пальцы. — Пусть он отправится в постель мокрым и голодным, а я посмотрю, как ему это понравится, — мрачно заключил Джейми.

Он быстро разделся и, дрожа, нырнул ко мне. Из-за купания в ледяном озере ноги у него замерзли, но само тело было по-прежнему блаженно теплым.

— Ммм, с тобой так приятно поворковать, — забормотал он. Видимо, то, что он делал, считалось у него воркованием. — И пахнешь ты по-другому. Что, выкапывала сегодня растения?

— Нет, — удивленно ответила я. — Я думала, это ты — ну, в смысле запах.

Резко пахло травами, не то, что бы неприятно, но не — знакомо.

— От меня воняет рыбой, — заметил Джейми, понюхав ладонь. — И мокрой лошадью. Нет… — Он придвинулся ближе и принюхался. — Нет, это не от тебя. Но где-то рядом.

Он выскользнул из постели и откинул одеяло. Мы нашли это под моей подушкой.

— Что за… ? — Я вытащила это и тут же бросила. — Ой! Колется!

Это был небольшой пучок растений, грубо выдранных из земли вместе с корнями и перевязанный разноцветными нитками. Растения уже завяли, но от поникших листьев по-прежнему исходил резкий запах. В пучке был один цветок — измятый цветок костяники. Именно его шипы прокололи мне большой палец.

Я посасывала уколотый палец, а другой рукой осторожно вертела пучок. Джейми стоял молча, глядя на растения. Неожиданно он схватил их, в два шага подскочил к открытому окну и швырнул пучок в ночь. Вернулся к кровати, энергично смел оставшуюся от корней землю в ладонь и вытряхнул вслед за растениями. Потом захлопнул окно и пошел ко мне, отряхивая руки.

— Его больше нет, — зачем-то сказал он и лег в постель. — Ложись, Сасснек.

— А что это было? — спросила я, укладываясь рядом.

— Может, шутка, — ответил Джейми. — Дурацкая, конечно, но шутка. — Он приподнялся на локте и задул свечу. — Иди ко мне, то duinne. Я замерз.

Несмотря ни на что, под двойной защитой запертой двери и объятий Джейми спалось мне хорошо. Ближе к рассвету мне приснились покрытые травой луга со множеством бабочек. Желтые, коричневые, белые и оранжевые, они кружили вокруг меня, как осенние листья, садились на голову и плечи, скользили по телу, как струи дождя. Крохотные лапки щекотали мне кожу, бархатные крылышки хлопали, как слабое эхо биения моего собственного сердца.

Я нежно выплыла на поверхность действительности и поняла, что лапки бабочек на плечах — это пылающие завитки мягкой рыжей шевелюры Джейми, а крылышки на коже — его пальцы.

— Ммм… — промурлыкала я через некоторое время. — Что ж, мне все это очень нравится, а как насчет тебя?

— Если будешь продолжать в том же духе, еще три четверти минуты — и все, — пробормотал он, с ухмылкой отстраняя мою руку. — Но мне, пожалуй, потребуется больше времени; я мужчина медлительный и хитрый. Могу я попросить вас о любезности составить мне вечером компанию, мистрисс?

— Проси, — откликнулась я. Потом закинула руки за голову и, прищурившись, с вызовом уставилась на него. — Не хочешь ли ты сказать, что так ослабел, что больше одного раза в день уже не можешь?

Он пристально посмотрел на меня со своей половины кровати, потом сделал стремительный рывок, и я оказалась глубоко вдавленной в перину.

— Ну что ж, — прорычал он мне в волосы, — не говори, что я тебя не предупреждал.

Через две с половиной минуты он застонал и открыл глаза, поте

р лицо и почесал голову, так что волосы встали дыбом, потом, приглушенно выругавшись по-гаэльски, неохотно выбрался из-под одеяла и начал одеваться, дрожа в холодном утреннем воздухе.

— Я не думаю, — с надеждой начала я, — что ты можешь сказаться Элику больным и опять вернуться в постель?

Он засмеялся, нагнулся и поцеловал меня, а потом начал шарить под кроватью в поисках чулок.

— Если б мог, так бы и сделал, Сасснек. Только сомневаюсь я, чтобы что-то, кроме оспы, чумы или тяжелого увечья сошло за оправдание. Если я не буду истекать кровью, Аулд Элик в один миг окажется здесь и сдернет меня со смертного одра, чтобы я помог ему гнать у лошадей глистов.

Покуда он аккуратно натягивал чулок и подворачивал его, я внимательно рассматривала его длинные, изящные икры.

— Тяжелые увечья, вот как? Думаю, тут я смогу помочь, — мрачно заявила я.

Он потянулся за вторым чулком и проворчал:

— Главное, смотри, куда будешь метать дротики, Сасснек. — Джейми попытался похотливо подмигнуть, но вместо этого просто скосил глаза. — Прицелишься чуть выше — и ничего хорошего для тебя не получится.

Я выгнула бровь и снова зарылась под одеяло.

— Бояться нечего. Обещаю, не выше колена.

Он потрепал меня по щеке и пошел в конюшни, довольно громко распевая «Среди вереска». Уже с лестницы до меня донесся припев:

Сидел с моей малышкой, державшей меня за коленку,

И тут меня кусает шмель, прямо над колееееенкой.

Там, среди вереска, у самой Бендикии!

Я решила, что он прав — у него и вправду нет слуха.

Я еще немного полежала и сладко подремала, но вскоре встала и спустилась вниз на завтрак. Почти все обитатели замка уже поели и разошлись по своим делам. Оставшиеся довольно приветливо поздоровались со мной. Я не заметила ни косых взглядов, ни скрытой враждебности. Вроде бы никто не пытался понять, как на меня подействовала маленькая глупая шутка. Но я все равно внимательно всматривалась в лица.

Все утро я провела в одиночестве, в саду и в полях, с корзинкой и лопаткой. У меня заканчивались самые расхожие травы. Обычно деревенский люд обращался за помощью к Гейлис Дункан, но в последнее время стали приходить и в мою больничку, и снадобий требовалось много. Возможно, болезнь мужа отнимала у Гейлис много времени, и ей стало некогда пользовать постоянных пациентов.

Оставшееся время я провела в больничке. Пациентов было немного: случай длительной экземы, выбитый большой палец и поваренок, опрокинувший себе на ногу горшок с горячим супом. Я сделала мазь из айвы, вправила и забинтовала палец и стала растирать ягоды можжевельника в одной из небольших ступок Битона.

Занятие нудное, но вполне подходящее для такого ленивого дня. Стояла ясная погода. Когда я забралась на стол, чтобы выглянуть наружу, то увидела синие тени деревьев, протянувшиеся на запад.

В больничке ровными рядами сверкали стеклянные бутылочки, рядом с ними в шкафчиках лежали аккуратные стопки повязок и компрессов. Аптека была тщательно вымыта и продезинфицирована, и в ней хранились сухие листья, корешки и древесные грибы, аккуратно упакованные в марлевые мешки. Я глубоко вдохнула резкие, острые запахи своей «святая святых» и удовлетворенно выдохнула.

Потом прекратила толочь ягоды и положила пестик. Я действительно довольна, потрясенно сообразила я. Несмотря на неисчислимые неясности здешней жизни, несмотря на неприятную попытку сглаза, несмотря на постоянную, ноющую боль от тоски по Фрэнку, я вовсе не была несчастлива. Совсем наоборот.

Мне тут же стало стыдно, и я почувствовала себя изменницей. Как могла я быть счастливой, если Фрэнк сходит с ума от тревоги?

Если считать, что время и там движется вперед — а почему нет? — меня нет уже больше четырех месяцев, и август уже заканчивается. Я представила себе, как он обшаривает Шотландию, обращается в полицию, ждет от меня хоть какого-то знака или словечка… Должно быть, он уже утратил почти всякую надежду и теперь ждет, когда найдут мое тело…

Я поставила ступку и, вытирая руки о передник, заметалась по узкой комнате в остром приступе вины и сожаления. Я должна была быстрее убраться отсюда. Я должна была сильнее постараться, чтобы вернуться. Но я старалась, напомнила я себе. Я все время пыталась. И посмотри, что из этого вышло?

Да-да, посмотри. Я вышла замуж за шотландца-изгоя, на нас охотится драгунский садист-капитан, мы живем среди варваров, которые убьют Джейми в тот самый миг, как решат, что он угрожает наследственному праву их драгоценного клана. А хуже всего то, что я счастлива…

Я села, беспомощно глядя на кувшины и бутылки. После нашего возвращения в Леох я день за днем сознательно подавляю воспоминания о своей прежней жизни. В глубине души я знала, что должна принять какое-то решение, но все откладывала и отодвигала эту необходимость, день за днем, час за часом, прятала свои сомнения в обществе Джейми — и в его объятиях.

Неожиданно из коридора послышался грохот и проклятья, я быстро вскочила на ноги и подошла к двери в тот самый миг, когда в нее, спотыкаясь, вошел Джейми. С одной стороны его поддерживал согнувшийся в три погибели Аулд Элик, с другой — старательно, но неумело — один из мальчиков-грумов.

Джейми рухнул на табурет, вытянул левую ногу и, поморщившись, посмотрел на нее. Похоже, дело было не столько в боли, сколько в раздражении, поэтому я встала на колени, чтобы осмотреть поврежденную конечность, не особенно беспокоясь.

— Небольшое растяжение, — объявила я после беглого осмотра. — Что ты натворил?

— Упал, — лаконично пояснил Джейми.

— Со стены? — поддразнила я. Он сердито уставился на меня.

— Нет. С Донаса.

— Ты ездил верхом на этом создании? — недоверчиво спросила я. — Что ж, тебе крупно повезло, раз ты отделался растяжением лодыжки. — Я вытащила повязку и начала бинтовать сустав.

— Ну, не так уж все и страшно, — рассудительно заметил Элик. — В общем-то, парень, сперва ты справлялся с ним довольно неплохо.

— Знаю, — огрызнулся Джейми и стиснул зубы, потому что я туго затянула бинт. — Его укусила оса.

Мохнатые брови поползли вверх.

— Ах, вот оно что! Зверь повел себя так, будто в него попала стрела, — сообщил он мне. — Взлетел в воздух со всех четырех сразу, а потом бухнулся на землю, взгляд безумный, и давай метаться по всему загону, как шмель в кувшине. Твой парнишка-то на нем держался, — добавил он, кивнув на Джейми, который в ответ скорчил неприятную гримасу, — пока большой желтый дружок не скакнул через стенку.

— Через стену? А где он сейчас? — полюбопытствовала я, вставая на ноги и отряхивая руки.

— Думаю, на полпути в ад, — отозвался Джейми, поставив ногу и осторожно пробуя встать. — И пусть бы там и оставался. — Он поморщился и снова сел.

— Сомневаюсь я, что дьяволу сильно нужен получокнутый жеребец, — заметил Элик. — Если что, он и сам может перекинуться в коня.

— Может, Донас на самом деле — именно он? — весело предположила я.

— Я бы не удивился, — буркнул Джейми. Он еще злился, но постепенно обретал свое обычное хорошее настроение. — Только дьявол обычно становится вороным жеребцом, разве нет?

— О, точно, — согласился Элик. — Здоровый вороной жеребец, который быстро, как мысль, мечется между парнем и девчонкой.

Он добродушно усмехнулся, глядя на Джейми, и собрался уходить.

— Кстати об этом, — и он подмигнул мне. — Я тебя завтра в конюшнях не жду. Оставайся в постели, парень, и… гм-м.. отдохни хорошенько.

— Почему это, — возмутилась я, глядя вслед грубияну-конюху, — все, кажется, считают, что у нас и на уме-то ничего больше нет, кроме как скорее оказаться в постели?

Джейми еще раз попытался встать на больную ногу.