— Это он написал, верно?

Джози посмотрела на письмо. Оно действительно было написано Томом, его элегантным почерком архитектора, о котором бывшая жена частенько говорила, что он слишком изящен для такого солидного мужчины.

— Да.

— Тогда тебе лучше взять его.

Она убрала руки за спину.

— Я не хочу ничего знать о нем, Мэтью.

Муж бросил на нее взгляд и потом усмехнулся:

— Тебе все равно придется открыть его. Речь может идти о Руфусе.

— Он звонит мне по поводу сына. А письма… — она замолчала.

— Что?

— Письма имеют большую важность. Это всегда значит, что кто-то хочет избежать разговора с глазу на глаз.

— Мне вскрыть письмо?

— Нет, — сказала Джози. — Я пока отложу его. А открою после собеседования.

Мэтью наклонился и поцеловал ее в губы. Джози любила то, как муж всегда целовал ее в губы, ей нравился даже самый быстрый поцелуй при приветствии и прощании. Мэтью всегда давал ей почувствовать, что хочет этим сказать.

— Удачи, дорогая. Удачи на собеседовании.

— Знаешь, нервничаю. Я не ходила на собеседования по работе с тех пор, как Руфусу исполнилось два года.

— Ты замечательная, я взял бы тебя на работу.

— Ты чересчур пристрастен.

— Да, — ответил Мэтью. — Безнадежно.

Джози взглянула на письмо.

— Том на самом деле не хотел, чтобы я работала.

— А я хочу, чтобы ты работала, если тебе это нужно самой.

— Нужно.

Муж почти стыдливо взглянул на счета в руке.

— Это поможет…

— Знаю.

— Мне жаль, — вдруг проговорил Мэтью. — Мне очень жаль, что нужно продолжать…

— Не надо о ней.

— Я не хочу, чтобы ты думала, что мне это необходимо, но…

— Конечно, — сказала Джози, и неприкрытая резкость проступила в ее голосе. Этот металл, казалось, всегда проявлялся при любом упоминании о Надин или об ее детях. — Ты хочешь поддержать своих детей?

Его плечи слегка опустились.

— Конечно, я буду это делать.

Мэтью наклонился и положил письмо Тома на кухонный стол, слегка придавив стоявшей рядом банкой с шоколадным кремом.

— Я лучше пойду.

— Да.

Муж посмотрел на Джози.

— Удачи. Я это имею, в виду.

Она попыталась улыбнуться:

— Спасибо. Я позвоню.


Собеседование оказалось не слишком страшным. В двух начальных школах в Седжбери образовались вакансии для учителей английского и общих предметов на две четверти, поскольку постоянная учительница ушла в отпуск по беременности. У нее двойняшки, сказала директор школы, поэтому затянувшийся отпуск — это случай особый.

Директриса оказалась пухлой женщиной в вязаном костюме. Ее главным делом, как узнала Джози, была забота о воспитании. Вот почему ей понравилось резюме Джози с упоминанием в нем конференции в Челтенхэме.

— Мы ничему не можем учить этих детей, — сказала директриса, — пока не научим их минимальному самоуважению.

Джози утвердительно кивнула. В Бате, в школе, где она преподавала и куда ни за что не хотела отдавать Руфуса, учились дети, пусть даже хорошо одетые и сыто накормленные, которые происходили из особой городской среды. Там общение проявляется разве что в совместном хулиганстве. Все ученики выросли на этом, обычно ссорились и находились в состоянии депрессии и разочарования, атмосфере крика и драки. Такие дети все воспринимали физическую расправу как общепринятое явление. И Седжбери — не исключение. Если что-то здесь и было по-другому — так то, что она, Джози, замужем за Мэтью, а не за Томом. А значит, во всех отношениях ближе к детям, которым пыталась помочь. Поэтому в ее душе появилась некоторая гордость.

Провожая Джози до дверей школы, директриса заметила:

— Между прочим, ваша падчерица училась здесь. Ее зовут Клер Митчелл.

Учительница была поражена:

— Да?..

— А ее старшая сестра училась здесь раньше. Мальчик был в Уикхэме, насколько я помню. Как они поживают?

Джози почувствовала, как начинает краснеть.

— Боюсь, мы пока не узнали друг друга достаточно. Полагаю, они все привыкают к новым школам.

— Чудесные дети, — сказала директор школы. — Умные. — Она аккуратно посмотрела сбоку на Джози. — Вы встретите в Седжбери много людей, которые знают семью Митчеллов.

Ее собеседница смотрела прямо перед собой.

— Я начинаю побаиваться этого.

— Это хорошо, что вы будете работать…

— Правда?

Директриса засунула руки в карманы своего вязаного жакета.

— Это будет означать, что вам не придется извиняться слишком часто, что у вас есть свое положение…

— Извиняться?

— Люди не любят перемен.

— Вы имеете в виду — просить у них прощения за то, что я — вторая жена Мэтью?

— Больше — за то, что вы — мачеха, миссис Митчелл.

Джози резко развернулась и жестко произнесла:

— Как вам известно, я выбирала не их. Я выбрала его.

Директриса вынула руку из кармана и быстро подала ее Джози.

— Я знаю. Просто я предупредила вас, что не каждый станет смотреть на вещи с вашей позиции. Я доведу все до сведения моего руководства, миссис Митчелл, и мы дадим вам знать как можно скорее.

Джози поглядела на нее:

— Я действительно хочу получить работу.

Позже, крутя педали велосипеда (машина осталась у Мэтью), она поняла — не следовало производить впечатление вспыльчивой и неуверенной. Просто надо было никак не реагировать на предположение (сколь бы мило его не сформулировали), будто у новой жены Мэтью есть какие-то затруднения. В школе у Руфуса (и это было приятно) Джози была просто его матерью, настоящей матерью, но где-то в городе над ней начали сгущаться тучи. Теперь ее роль не воспринималась слишком радостно.

Джози пришла со стороны, заняла чужое место, кто-то расстроен ее приходом. Это, казалось, не имеет никакого отношения к тому, что люди думают о Надин. Хотя они и считали характер бывшей жены Мэтью крайне вспыльчивым и деспотичным, не одобряли в целом ее поступки, но ее уход вызвал их негодование.

— Дело не в тебе, — сказал Мэтью, после того как Джози столкнулась с ним в гараже, где всегда обслуживали его машину. — Дело не в тебе лично, дорогая. Просто ты — другая. Люди должны приноравливаться к тебе, и это им не нравится.

— И поэтому я подстраиваюсь, — сказала Джози, повысив тон сильнее, чем хотелось. — И поэтому я подстраиваюсь! Разница только в том, что я должна сделать сотню раз больше попыток, потому что новенькая!

Она никогда не догадывалась, что оказаться новенькой будет настолько трудно. Джози говорила себе, что сменить такой знаменитый и милый город, как Бат, ради крайне непримечательного городка Седжбери тяжело только внешне. Ведь основы жизни они с Мэтью обустроят так, как не удалось наладить в браке с Томом. Джози видела себя не просто строящей новую жизнь, но и сделавшей выбор, на который никогда не решалась раньше. Уж слишком много в ее прежней жизни определялось прошлым Тома. Она мысленно представила себе усилия, которые приложит во имя своей жизни с новым мужем, как компенсирует ему лишения за годы жизни с Надин, как создаст — медленно и тактично — разумные, новые отношения в доме между собой и его детьми, между Руфусом и отчимом, между собой и людьми, с которыми Мэтью был знаком до нее, — в те мучительные годы. Ведь он тогда и не думал, что его жизнь станет чьею-то еще — пока не встретил Джози.

Но, похоже, это и не нравилось в городке. Казалось, Джози не давали шансов придать добрый характер семейной жизни, как она того хотела. Не существовало ни одного способа, который она не использовала, чтобы наладить общение с соседями. Но, казалось, они объединили все свои усилия против нее и всячески игнорировали Джози, как бы она ни старалась. Пои ближайшем рассмотрении Седжбери оказался не просто непримечательным местечком. Скорее, здесь чувствовалась гнетущая атмосфера. Руфус (и сомнений в том не было) постоянно скучал по отцу. Похоже, мальчик был озадачен предложением подружиться как с Мэтью, так и с детьми отчима. Дети нового мужа отказывались хоть йоту проявлять симпатию к Джози, а их отец совершенно бессилен перед их ожесточением. К тому же, существовала и Надин…

Джози крепко держалась за руль велосипеда и дышала коротко и размеренно. Что она могла почувствовать, когда подумала, что Надин может быть выброшена из ее жизни, из их жизней — из жизни вообще? Из-за бывшей жены брата Карен ощутила недоброжелательность, взглянув на Джози. Свекровь просто отказалась видеть свою новую невестку. Из-за матери дети Мэтью с большим трудом приехали в Седжбери, а муж, посчитав это чем-то хорошим, не смог обсудить все с Джози. Из-за Надин огромная доля счетов, приходящих в дом, требовала от обремененного долгами Мэтью дополнительных усилий. Это напрямую касалось Джози. Ведь если она получит работу, то будет оплачивать их жизнь, чтобы Мэт мог помогать бывшей жене платить по ее счетам.

Джози повернула велосипед вправо, на бетонную дорожку, ведущую к Баррат-роуд, 17, и подъехала к гаражу. Она не должна думать о Надин. Это стало припевом, подобно строчке из песни, стучащей в ее голове: «Не думай о Надин».

Она спешилась, прислонив велосипед к верстаку Мэтью. Накануне вечером муж спросил Руфуса, не хочет ли он научиться, как соединять вместе две деревянных плашки.

— Нет, благодарю, — сказал мальчик.

Джози открыла рот, чтобы увещевать сына, но Мэт покачал головой, чтобы она не вмешивалась.

— О-кей, — сказал он Руфусу. — Оставайся неучем.

Мальчишка покраснел. Джози прикусила губу.

— Прости, — сказал муж позже.

— В этом нет никакой необходимости.

— Я знаю.

— Он хороший маленький мальчик.

— Знаю, — сказал муж. — Мне жаль, да я так прямо и сказал.

Джози вставила ключ в замок и повернула его. На кухне было тихо и пусто. Такой она и оставила помещение, убрав тарелки, очистив стол, где не стояло ничего, кроме вазы с первыми, выращенными в теплице нарциссами. Цветы муж купил ей на рынке. Под банкой с шоколадным маслом лежало письмо.

Надо будет завести кота, волнистого попугайчика или, хотя бы, золотую рыбку. Здесь должно обитать какое-нибудь живое существо, которое станет встречать хозяйку, когда Джози возвращается в дом — еще не совсем ее дом. Пока это просто место, где все они существуют, пока не притрутся друг к другу, не смогут стать привычными. Собака подошла бы великолепно, стала бы идеальным объектом, на котором можно отрабатывать эмоции новой семьи. Но кто будет присматривать за животным, если Джози и Мэтью отсутствуют весь день?

Женщина сняла пальто, перчатки и шарф, положила их на спинку стула на кухне. Потом налила воду в чайник, поставила его на огонь. Краем глаза она все время видела письмо. Даже стоя к нему спиной, Джози помнила, где лежит послание. Она опустила руку на крышку чайника. Когда вода вскипит, можно приготовить кофе и вскрыть конверт.


Возле школы Руфуса — «Уикхэм Джуниор» — стояло несколько матерей. У некоторых были детские коляски, а одна или две держали своих чад на руках. Теперь Джози знала довольно много таких матерей. «Привет, — говорили они друг другу. — Ужасно холодно, не правда ли?» Их дети приходили в три пятнадцать, крича через всю площадку, при их виде поднимался гул явно уставшего от ожидания коллектива, словно всем матерям разом крайне убедительно напомнили об их обязанностях.

Руфус почти всегда приходил последним. В течение первой четверти мальчик почти всегда был один, шел с опущенной головой. Он двигался очень боязливо и всегда — в сторону Джози. Но в этой четверти, кажется, он нашел друга — еще одного рыжеволосого нескладного мальчугана в очках и с огромными ушами. Сын стал выглядеть увереннее с появлением друга, он чуть ли не гордился этим. Бесспорно, было гораздо лучше видеть его гуляющим с кем-то, чем одного. Друга звали Колин — вот, пожалуй, и все, что Руфус сказал о приятеле.

— День прошел хорошо? — спросила Джози. Она подошла и поцеловала его. Сын не запрещал матери целовать себя, и она решила, что пока мальчик не сделает этого, можно продолжать эти поцелуи.

Руфус кивнул. В большинстве случаев он кивал, избегая новых вопросов.

— Хорошо, — сказала его мать. — Я очень рада. Я ходила на собеседование по поводу работы. Это милая школа, такой же и директор. Чувствую, что все будет хорошо.

Мальчик вспомнил рабочие дни Джози в Бате.

— Ты будешь пользоваться той же сумкой?

— Думаю, да. Она прекрасно сохранилась. Проголодался?

— Да.

— Что было на обед?

Руфус подумал.

— Картофельная запеканка и спагетти.

— И никаких овощей?

— Морковка, но я ее не ел.