Джоанна Троллоп - Чужие дети

— Что вы имеете в виду?

— А то, — осторожно проговорила Лиз, — что на данный момент все так непросто вокруг нас. Порой эмоции берут вверх.

Девушка наклонилась вперед над чашкой.

— Вы ссорились с Дейл?

Элизабет провела рукой по юбке, расправляя ее на коленях.

— У нее ключи от дома отца. Она заходит иногда.

— Вы застали ее в доме?

— Я попросила ее больше этого не делать.

У Эми перехватило дыхание:

— Ничего себе!

— Я не хочу казаться ханжой. Но не чувствую себя вправе много говорить об этом. Том считает… — Элизабет остановилась.

— Что?

— Он думает так же, как (я полагаю) считает и Лукас. Дейл расстроена, ее любовная история закончилась, и это неудачно совпало с моим появлением в жизни Тома. Теперь воспоминания о потере матери снова разбужены, и мы все должны проявить терпение и подождать, пока не пройдет достаточно времени. Тогда Дейл снова почувствует себя уверенной.

— Вот как, — проговорила Эми. Она встала, одернув рукой юбку. — Вы поддерживаете это?

Элизабет колебалась. Она вспомнила, как сидела вечером за столом на кухне Тома после того, как он нашел ее в отчаянии в спальне. Лиз ела восхитительное рисотто, которое он приготовил. Будущий муж прилагал все усилия, чтобы заставить ее поверить в объяснения и примирительные слова, которые говорил.

А Лиз хотела верить ему, сказав себе, что ее моральный долг — согласиться с ним. Ведь Том так серьезно все воспринимает. Она убедила себя, стоя перед зеркалом в ванной, что самое меньшее, что может сделать для будущего мужа, для себя, для них обоих, — это попытаться понять его.

Лиз посмотрела на Эми.

— Да, — сказала она.

Когда девушка ушла, чтобы попасть на национальный экспресс, едущий обратно в Бат, Элизабет сделала себе яичницу и съела ее ложкой, которой обычно пользовалась, стоя возле плиты. Потом она взяла яблоко и бисквит, способствующий пищеварению, приготовила себе растворимый кофе, который принесла обратно в гостиную. Ее бокал вина, все еще полный, стоял возле стула, где Лиз была до прихода Эми. На самом деле, девушка не хотела приходить. Лиз видела по ее лицу, что ей нужно как-то отвлечься, пока не поймет, как поступить в дальнейшем. Эми заметила, что Элизабет не собирается откровенничать, высказывать ей все, выметая сор из избы.

Элизабет села, держа свою кружку с кофе, упершись подбородком в ее край. Она почувствовала, как испарина выступает на лбу.

На обратном пути после работы Лиз позвонила в консультацию на Харлей-стрит, куда она приходила раньше к гинекологу, женатому на одной из ее коллег. Элизабет осмотрели, она сдала анализ крови. Этим вечером ей сказали, у нее все нормально, мало того — она способна родить ребенка.

— Конечно, — сказал гинеколог, — ваши шансы на зачатие будут гораздо лучше, если вы выберете рослого парня двадцати двух лет. Но мы не выбираем по таким принципам, верно? Выбирают нас. В любом случае, удачи.

Элизабет села в такси между Харлей-стрит и своей квартирой, одной рукой держась за живот, словно недавно обнаруженный потенциал требовал опеки и уважения. Она почувствовала легкое ликование, как будто ее поздравили с достижением или небольшой наградой. Лиз благодарно улыбалась — не кому-то конкретно, а просто так.

Она позабыла о волнениях и тревогах прошлого уик-энда, увлекшись не менее тревожной перспективой. Потом Лиз приехала домой, нашла сообщение Эми на автоответчике и отвлеклась на предстоящий визит. Элизабет так никому и не позвонила, чтобы сообщить радостную новость: учитывая возрастные ограничения ее и будущего мужа, она способна зачать и родить ребенка.

Теперь, сидя с кружкой кофе, Лиз удивлялась своему прежнему порыву позвонить. Кому? Тому Карверу? Своему отцу? Что она скажет? «Ты не поверишь, но я еще не слишком стара, чтобы иметь ребенка!» И что они ответят? Не будут ли оба, каждый по своим личным причинам, захвачены врасплох? Ее отец — потому что дети никогда не приходили ему на ум, даже как предмет восхищения. А Том — поскольку Элизабет прежде не планировала детей, ведь у него уже есть трое от двух прежних жен. К тому же, все его мысли, очевидно, заняты Дейл. Не вызовет ли эта новость раздражения?

Лиз подумала об Эми. Планировала ли подруга Лукаса завести детей с ним, а Дейл — с Нейлом? Если женщина хочет иметь детей, и у нее есть любимый мужчина, то не так ли важно, узнает он о том раньше или позже?

Элизабет наклонилась, отпивая кофе. Возможно, ей действительно не следует никому говорить об этом. Да и кто должен знать об осмотре, кроме нее самой? Кого заинтересуют ее тайный восторг при совершении покупок в супермаркете, радость обладания автомобилем, возможность сказать беззаботно «мой жених», имея в виду Тома? Так вот — об ее новой возможности пока никому не обязательно знать.

Лиз сделала новый глоток и опустила кружку рядом с бокалом вина. Она сказала Тому, что попытается быть терпеливой с Дейл. Значит, надо так и поступить.

Элизабет мягко, но решительно погладила свой живот. Конечно, она попытается быть терпеливой. Теперь понятно, ради чего, разве не так?

Карен, сестра Мэтью, ждала у ворот школы, где теперь, как ей рассказали в Седжбери, работала Джози. Из тех же самых источников она узнала, что дети Мэтью вернулись сюда и живут теперь у отца с мачехой. Ходила молва и о том, что они попали обратно из-за госпитализации Надин, когда та попыталась покончить с собой. Вот тогда Мэтью самовольно перевел детей из их школ, воспользовавшись для этого своим авторитетом заместителя директора.

Пегги, мать Мэтью и Карен, была расположена поверить в обе истории. Последняя как раз и была выводом из предыдущей.

— Не будь безрассудной, мама, — говорила Карен. — Зачем Мэтью делать для своих детей что-то, ухудшающее их жизнь?

Пегги было не остановить:

— Мы все знаем, чья это вина.

— Ты незнакома с ней, — заявила дочь, — даже не видела ее ни разу.

— И не нужно ее видеть.

— Тоже верно, — сказала с нажимом Карен. — Слишком верно, черт побери. Тебе не нужно ничего видеть, но твое извращенное воображение превратит любого во врага номер один.

Пегги сказала, что она зайдет на Баррат-роуд, чтобы повидать своих внуков. Карен заметила, что мать довольно много требует, настаивая на своих воображаемых правах, словно она — потребитель или пассажир общественного транспорта, а не мать и бабушка. Это ничего не значило. Прежде, в годы словесных размолвок Пегги с Надин, мать просто самоутверждалась, — по крайней мере, так думала Карен. Пегги демонстрировала, что если жизнь и нанесла ей удар, она не собирается сдаваться.

В действительности, Карен пришла, чтобы навестить мать, которая любила жаловаться, чувствуя, что эти жалобы придают ей особое значение. Если бы отец Карен упал замертво, то в тот же миг Пегги начала бы яростно возмущаться этим несправедливым поступком: ведь она лишилась бы предмета, в котором сосредотачивалось все, что оказалось неправильным в ее жизни в последние сорок пять лет.

— Я пойду, — устало проговорила Карен.

— Куда?

— Пойду и посмотрю, вернулись ли дети…

Пегги фыркнула.

— Не обращайся к своему брату…

— Я и не собираюсь это делать.

— Тогда как?

— К кому-нибудь, кого я знаю.

— Значит, к ней?

— Кого я спрошу — не твое дело, мама, — заявила Карен. — Это — мои племянницы и племянник. Кстати, и твои внуки. — Она посмотрела на Пегги. — Не звони Надин.

— Я звоню кому захочу.

Карен колебалась. Она знала, Надин дала отпор се матери и подумала, что отказ больно ранил, лишил Пегги прежнего энтузиазма и эмоциональной поддержки.

— О-кей.

— Что о-кей?

— Звони, кому хочешь. Просто помни: когда ты начнешь все баламутить, те самые дети будут долго страдать.

Теперь, стоя у школьных ворот с пакетами в руках и сумкой через плечо, Карен удивлялась своему поступку. Что она собирается сказать?

Узнать Джози оказалось легко — такие волосы нельзя ни с чем спутать. Но женщины обменялись только парой слов на свадьбе, а потом, как казалось, было неудобно беседовать с тем, с кем ты едва знаком и кто теперь стал членом твоей семьи. Это удерживало ее от попыток навестить Мэтью, который все же оставался ее братом. Но без Мэта, — подумала, оправдывая себя, Карен, — она прекрасно обходилась с давней детской поры. В любом случае, она не имела ничего против Джози, как бы не относилась к Надин.

Даже если бывшая жена брата обладала столь эксцентричной натурой, что Карен никогда ни с чем подобным не сталкивалась, по детям и по бедному старине Мэтью было видно: жизнь с Надин подобна, если уместны такие сравнения, постоянной воздушной тревоге. Слухи о получении работы Джози и возвращении детей к Мэтью также не отрицали существенных перемен к лучшему.

Джози вышла из школы почти последней. Она вела за руль велосипед и разговаривала с двумя девочками с одинаковыми хвостиками, которые были высоко забраны на затылке. Кончики косичек болтались возле ушей.

Карен прошла вперед, пока не оказалась почти что в воротах школы.

— Я не ожидаю, что вы вспомните меня…

Джози остановилась. Девочки сразу же почувствовали, что внимание учительницы будет переведено на взрослые проблемы, они обошли Карен сбоку и направились на улицу.

— Я — Карен, — продолжала посетительница, — сестра Мэтью.

Джози посмотрела на нее. Ее родственница была одета в черные брюки и джинсовую куртку. На свадьбе Карен была в зеленом костюме и в шляпке, в которой, кажется, чувствовала себя неудобно, а потому почти сразу же скинула ее.

— О, конечно, помню, — сказала Джози.

— Я не хотела подлавливать вас…

— Вы и не подловили. Просто я не предполагала…

— Да, да, я знаю, — проговорила Карен. — Простите.

— Послушайте, — воскликнула Джози, — боюсь, я не могу здесь стоять — надо забрать Руфуса из школы через десять минут.

— Я могу пройтись с вами?

— У меня велосипед, чтобы сократить время…

— О, конечно. Мы можем где-нибудь поговорить?

Джози повернула свой велосипед и быстро прошла с ним вдоль по тротуару, удаляясь от школы.

— Я думала, вы все объявили мне бойкот, — продолжала она.

— Нет. Если точнее, только мама. Но вы ее не знаете. Когда познакомитесь, то увидите, что все не совсем так. На самом деле, я ждала вас. И потом… В общем, до нас дошли слухи.

— Какие?

— Что дети вернулись.

Джози остановилась на краю тротуара и нажала кнопку регулируемого светофора, коротко сказав:

— Да, это так.

— С ними все в порядке?

Жена Мэта не взглянула на нее.

— Кажется, да. Пока…

— А Надин не поменяет свое настроение?

Джози подарила Карен легкую мимолетную улыбку.

— Вы в курсе…

Загорелся зеленый, и Джози энергично потащила велосипед через дорогу. Карен, едва поспевая за ней, спросила:

— Как они?

— Я не знаю, — ответила учительница.

— Что вы хотите этим сказать?

— Хочу сказать, что не могу ничего сообщить. Я кормлю их, стираю детскую одежду, но они не разговаривают со мной по-настоящему. Словом, не понять, что они испытывают.

Карен опустила руку на руль, чтобы немного приостановить Джози.

— С вами все в порядке?

— Не слишком, — ответила жена Мэтью.

— Они несносны?

— Если коротко, то — да, — проговорила Джози. — Они несносны. Я не пытаюсь разыгрывать счастливую семью, но им, кажется, нужно противостоять этому. Дети действительно… — она замолчала.

— Что?

— …Очень жестокие.

— Жестокие?! — вскричала Карен.

— О, да, — подтвердила Джози. — Дети могут быть жестокими, вы знаете это. Один из мифов общества — миф о жестоких мачехах. Но приходило ли вам когда-нибудь в голову, что приемные дети тоже могут быть жестокими? Такими, как обычно представляют мачех.

Карен неуверенно проговорила:

— Они же дети…

— Если я бы преподавала им, — сказала Джози, — то должна была бы согласиться с вами. Но жить с ними под одной крышей — это совсем другое дело.

— А как Мэт, что он делает?

— Ждет, пока мы начнем симпатизировать друг другу.

— Он встает на вашу сторону?

Джози закусила губу. Карен быстро взглянула на нее. Похоже, жена Мэтью держалась из последних сил. Она выглядела смертельно усталой, измотанной, Карен знала, что и сама не лучше, когда приходит с дежурства. Вдруг в ее сознании промелькнула догадка: а если Джози не принимает в душе детей Мэтью в ответ на их неприятие? Поэтому ее терзает страх, что спустя какое-то время, если жизнь не улучшится, Мэт может отвергнуть ее саму в знак солидарности со своими детьми.