Некоторые вещи Кира может доверить только самым близким людям. Она плохо знает Тайку, чтобы полностью распахнуться перед ней. И потом, вопрос был задан так грубо и бестактно, что это ее возмутило.

– Мы знаем друг-друга с детства, – твердо отвечает она на Тайкину недоверчивую улыбку.

Тайка протягивает бокал с красным вином к Кириному, стоящему на столе. И под долгий звон потревоженного стекла говорит :

– Чин-чин...


Высадив Киру у дома, Тайка заводит машину и трогается.

– Останови на пару минут, – просит ее Зигги.

Она недовольна, но все таки паркуется у края дороги. В некоторых вещах ему отказывать нельзя. Он достает пакетик с белым порошком, маленькое зеркальце и пластиковой картой мельчит кокаин.

– Давно такого не было. Финансово-немотивируемый объект – это плохие новости, – говорит ей он. – Что у нее с Зиминым?.

– Ничего.

– Это хорошо. Сильные эмоциональные привязанности нам ни к чему.

– Все кто ее сейчас окружают – порядочное говно. Надеюсь нам не придется напрягаться.

Зигги не отрывает глаз от зеркальца, на его лице предвкушение.

– Хорошо бы, я так устал от всего этого.

– Правильно, солдат спит – служба идет. Зарплату не устаешь получать? – возмущается Тайка.

Он не отвечает, сосредоточенно сворачивает купюру в трубочку и возвращается к разговору о Кире :

– Если она не любит деньги, значит любит что-то еще. Надо искать.

– Она глупа, с ней будет легко.

– Быстро ты ее припечатала, она совсем не дура, – возражает Зигги.

Тайка отворачивается к окну. За ним светлая, безоблачная ночь. Небо прошито яркими звездами, луна обливается серебряным светом. На улице пусто. Тайка смотрит вверх на высотку, в подъезд которой зашла Кира.

– Тебе оставить? – спрашивает он.

– Ты плохо кончишь, дружок.

– Знаю, мы все когда-нибудь умрем. Жизнь – это вспышка между двумя черными бесконечностями. Красиво правда? Набоков сказал. Хотя ты у нас не сентиментальная. Я бы добавил : Некоторые вещи делают эту вспышку гораздо ярче... Оставить?

Она мотает головой.

– Как хочешь.

Тайка откидывает голову и закрывает глаза, чтобы не видеть увлеченного процессом Зигги. Руки его подрагивают, лихорадочно блестят глаза. Его зависимость ей противна. Она и сама может втянуть по случаю, но одно дело, когда такие вещи делаются для куража. А другое,  когда вся жизнь принесена в жертву.

– Оставь, погоди минуту, давай сначала поговорим... О тебе, – просит она.

Зигги недоволен, но опускает руки и закатывает глаза.

– Это очень скучно.

– Ты должен завязать.

– Послушай, я двадцать восемь лет делал то, что мне говорили. После того как забрали Лилю, мне все эти директивы встали поперек задницы. Я буду делать то, что  хочу! А не то, что настрочили в своих многотомных трудах отцы-основатели. Понимаешь? Теперь, если хочешь поговорить об объекте 861, то давай поговорим быстрее. Потому что в эту минуту ты мне мешаешь жить так, как я хочу…Слушай меня внимательно. Я думаю, что Кира Милованова – сложный объект, что бы ты там не воображала. У нее  серьезные карьерные устремления и их нужно устранить. А как это сделать, думай сама.

Он не хочет ее слушать. Тайка смиряется. Этот разговор она уже затевала не раз и не два. Все они в итоге выливались в  безобразные скандалы и вызывали у него только озлобление.

– Может просто нужно подождать? – поддерживает она его разговор о Кире.

– Если у нее седьмая категория, можно подождать. А если девятая, сама знаешь,  никто тебе такой роскоши не предоставит. По любому, Большой театр для нее должен быть закрыт. Туда почти невозможно попасть, но в Ташкенте она солировала. Пусть Таракан займется театром.

– Ну ты и хам! У Таракана и так четыре объекта. Он безвылазно в регионах.

– Ему ничего не сделается, тараканы даже от радиации не дохнут.  В свое время я тоже не вылазил из регионов.

– А ты  в это время что будешь делать? С бабочками летать? Дай, я проверю твои руки.

– Отстань, ты знаешь, я не колюсь.

– Я знаю про тебя все меньше и меньше, Зигги. Ты сильно изменился.

Он радужно улыбается ей.

– Не напрягайся, старушка. Я в полном порядке. Когда говоришь придут результаты Киры из лаборатории?

– Через неделю. Все это подозрительно, знаешь Далаки много лет давал Киру как седьмую и вдруг заявил в девятой категории. Прямо перед ее отъездом в Москву. Почему?

Тайка спохватывается, но уже поздно, сказанного не воротишь. Она нечаянно ткнула спицей прямо в незаживающую  рану Зигги. Ведь эта история очень похожа на Лилину. Вот сейчас он опять думает про нее. Когда же он ее забудет? По его лицу пробегают волны страдания, рот дергается,  ему очень больно. Но заметив сочувствующее лицо Тайки, он тут же начинает кривляться.

– А может он просто некомпетентный мудозвон?

– Да еще то трепло, –  усмехается Тайка.

Зигги склоняется над зеркальцем и втягивает кокаин.

Он пережимает ноздри пальцами и несколько раз резко вбирает воздух. Теперь он гнусавит, как при насморке.

– Не думай, что Милованова – низко висящая вишенка. Протянуть руку и сорвать не получится, не обольщайся. Ее нужно довести до отчаяния,  чтобы не было сил подняться и жить. Чем хуже для нее, тем лучше для нас. Кстати, она встала на учет к Еникееву?

– Нет, конечно! Хотя Далаки ее запугал.

Зигги щекотно в носу, он несколько раз сжимает его.

– Истончишь перегородку – потеряешь нос, – предупреждает его Тайка.

– Если не жалко головы, то не жалко и носа.

Она вздыхает.

– Кстати, Еникеев мне жалуется, что ты ничего не сдаешь.

– Плодить таких же ублюдков как я? Скажи ему что у меня не стоит.

– Будут проблемы в Центре.

– Ну да, они меня заставят. Пусть приезжает Когль и отдрачивает у меня, я не против.

Зигги теперь ерзает, ему хочется жизни. У него  веселые, безумные глаза и она вдруг начинает завидовать.

– Слушай я передумала... У тебя осталось этого дерьма?  Сегодня можно. И давай кутнем по клубам что-ли?

– А давай! – бешено взвизгивает Зигги и они оба громко смеются.– Только дай слово, что не свалишь с первым же смазливым стрептизером, как в прошлый раз!


Глава 13


          Вот оно свершилось, она здесь, на ступенях Большого Театра. Только что обошла на счастье  все восемь колонн и загадала желание. Как счастлив должен быть Заболоцкий, который здесь танцует и добивается все новых высот. Пьянящий, холодный воздух полон обещаний и Кира грезит о том, что когда-нибудь она тоже будет стоять на сцене этого храма. Солнце пробивает тучи и над головой раздается хлопанье крыльев. Это голуби. Описав круг они приземляются в двух шагах от Киры. Жирные, с переливающимся аметистовым воротничком. Это благословение, хороший знак, зря Муся пугала ее. Кира ничего не боится, она не погнушается самых низких ролей, чтобы только иметь возможность показать себя во всем блеске. Ее имя по праву будет в списке солистов. Пришло время действовать, она решительно направляется на Большую Дмитровку, в отдел кадров. Перед дверью в комнату триста семнадцать она на несколько секунд замирает. Ей вдруг становится страшно. А если откажут? Потом собирается духом и постучавшись, решительно нажимает на ручку двери.


В отделе пахнет бумагой и гретым супом. В комнате три женщины.  Две из них, примостившись с разных сторон узкого стола, пьют чай с печеньями. Третья, оторвавшись от экрана компьютера, встречается глазами с Кирой.

– Вы что-то хотели?

Серебряные украшениями в восточном стиле матово поблескивают на ней. Бирюза, кораллы, речной жемчуг.

– Я…на работу...

Кира вдруг теряется. Уверенность куда-то улетучилась, предательски задрожал голос. Женщина кивает, молча забирает ее папку и раскладывает документы на столе. Встает и тут же на ксероксе снимает копии с  диплома и паспорта, личного листка по учету кадров и складывает все это в отдельную стопку, вместе с резюме. Она делает все ловко, быстро и без суеты. Серебро глухо гремит на ней.  К Кире, на пару минут, возвращается потерянная уверенность. Ей даже кажется, что прямо сейчас ее поведут в зал, где она покажет свое великолепное гранд аллегро. На всякий случай она захватила рабочий леотард и новенькие пуанты, которые хорошенько размяла дома и натерла кончики канифолью, чтобы не поскользнуться. Только бы ей дали время на разогрев.

– А где фотографии?

– Ой, нужны фотографии?

– Да две.

– Я принесу...

Как же она так могла так опростоволоситься? Нужно срочно звонить Мусе или Глебу, чтобы спросить где это можно сделать.

– Хорошо, принесете завтра. Сейчас напишете заявление на конкурс...Подождите... – женщина опять разбирает папку и, наткнувшись у самого дна на вырезки хвалебных статей из газет и журналов, ошеломленно застывает как кобра увидевшая мангуста. Некоторые статьи с фотографиями. Кира на них получилась четко, можно даже рассмотреть задорную улыбку на ее лице. Она начинает точно также улыбаться женщине, сейчас начнется переполох и ее сразу поведут показывать главному балетмейстеру. Женщина снова выуживает ее диплом и раскрыв внимательно изучает.

– Так, подождите…Вы не в оркестр?

– Нет, я в балетную труппу, – удивляется Кира ее вопросу.

Взгляд женщины холодеет.

– У нас вакантные должности только для артистов оркестра. Я думала вы на конкурс музыкантов подаете документы.

Кира снимает шапку, чтобы лучше слышать.

– А когда же конкурс для балетных?

– Такого не было уже несколько лет, своих хватает. Из всего штата танцует только две трети. Вы мастер сцены?

– Я солистка.

– И солистов своих тоже хватает, – твердо говорит женщина.

Она быстро впихивает все разложенные документы обратно в папку и протягивает ее Кире. Теперь все три женщины напряженно смотрят на нее, выжидая когда она уйдет. Кира проходит к двери и берется за ручку. Неужели это все? Вот за этим она ехала сюда три тысячи километров? Для этого оставила все, что у нее было дома? Она решительно возвращается к столу, ей нужно спросить, в конце -концов что она теряет?

– А может быть как-нибудь можно?

– Не можно. Я же вам говорю, у нас штат укомплектован под завязку. Свои годами не танцуют. Ждут очереди, а потом не дождавшись, уходят на пенсию.

Кира ожидала чего угодно, только не этого. Что, ее даже не посмотрят? Не дадут ей ни одного шанса? Остается последнее, хотя это и противно.

– Скажите, а Заболоцкий в театре?

Лицо женщины смягчается. Две другие, услышав знакомую фамилию перестают разговаривать. Заболоцкий, здесь твои друзья или враги?

– Вы его знаете?

– Да, мы вместе учились.

– Он в Таиланде. Вчера уехал в отпуск на две недели, – серебряные украшения опять звенят. Голос женщины теплеет. – Знаете что, я оставлю копии ваших документов и если что-то появится, мы вам позвоним. На вашем месте все таки, я бы не очень надеялась…Это должен быть какой-то совершенно особый, исключительный случай.


В отделе кадров знают, Заболоцкий – восходящая звезда и стремительно летит к славе. На него уже начинает ставиться репертуар. Он наверняка будет протежировать эту крошку. Землячество – сильное чувство у периферийных и портить с отношения с этой девочкой незачем. Потом будет рассказывать в газетах, как у нее документы не брали.

– Я занесу завтра фотографии? – спрашивает Кира.

– Да-да, занесите, но это не срочно. Можете не завтра, а как-нибудь…, – отмахивается женщина.

Кира натягивает шапку и выходит в коридор.


На улице холодно, тучи затянули солнце и все стало серым. В душе теперь тоже прохладнее и темнее. Кто же знал что все так не просто? Вера Петровна расстроится, хотя ей можно пока ничего не говорить. Остается одно – ждать Заболоцкого. Мамонт был прав, Ники поможет договорится чтобы ее посмотрели. За все остальное она не переживает. Дайте ей только маленькую лазеечку, проползти ящеркой в этот дворец, ступени которого она готова целовать. Ей нужен только один шанс и она его получит! Киру голыми руками не возьмешь, она не из тех, кто сдается. Ей только нужно, чтобы ее увидели, а там она задаст пороху,  расстреляет всех как из пулеметов, своими ногами. Убьет напором и техникой. Кира бодрится, но в душу понемногу закрадывается сомнение. А вдруг она не так талантлива,  как воображает? И прыжок у нее не такой высокий? Конечно, для своей сцены она была хороша. Где родился там и сгодился. А сгодится ли она здесь?  Лауреаты конкурсов и премьеры других театров здесь счастливы в кордебалете постоять. Возьмут ее в кордебалет? В третий ряд у кулисы? А Мамонт предлагал ей репетировать Китри и еще заманивал парочкой предложений, от которых обычно в обморок падают. А она отказалась и решила стать большой рыбой в большой реке. Выскочила из своего маленького аквариума. Не задохнется ли она по пути к этой большой реке? А как жалко каждого потерянного дня! Она так рвется на сцену, в пучину этой сумасшедшей театральной жизни. Ощутить на сцене восторг всевластия над зрителями, упиваться  своим ликующим,полным бешеной энергии телом. Смотрите что я могу, смотрите. Дайте мне вашу энергию восхищения от того, что я могу. Она задыхается вне театра, как рыбка без воды. Как она хочет танцевать!