Наконец она добралась до усыпанной гравием аллеи, совпадавшей с описанием, которое дала ей Абигейл. Никаких указателей Лайла не обнаружила, но ворота были открыты, как будто в ожидании ее приезда. Она сразу повернула, решив не сообщать о своем прибытии через переговорное устройство.

Она видела фотографии имения Абигейл в журналах, но не была готова к тому, что предстало ее взору сейчас. По обе стороны петляющей аллеи находились пологие, поросшие травой склоны, которые настолько напоминали пасторальные картинки пастбищ, что Лайла нисколько не удивилась бы, если бы здесь паслись овцы или кони. Она проехала мимо засыпанного на зиму перегноем огорода размером с небольшую овощеводческую ферму, за которым располагался фруктовый сад, тянувшийся, казалось, на многие акры. Рядом был пруд с утками, а на берегу красовалась изящная белая решетчатая беседка с плетеным столом и четырьмя креслами, словно приглашая на импровизированный чай или пикник. Все это казалось слишком совершенным, чтобы быть реальностью, и напоминало декорации к фильмам «Мерчант-Айвори»[40]. Впечатление усилилось еще больше, когда в поле зрения Лайлы появился дом: безупречное здание колониального стиля, крыша которого, обшитая белой доской с синими торцами, сияла, как будто ее только что покрасили. Из трубы гостеприимно вился дымок, а на тщательно убранной лужайке перед домом не было видно ни единого упавшего листочка или случайного прутика.

Через минуту Лайла уже стояла на крыльце и звонила в дверь. Сердце тяжело стучало где-то в районе горла, во рту пересохло, несмотря на литровую бутылку воды, которую она выпила в машине по дороге сюда. Она не могла припомнить, когда в последний раз так нервничала. Возможно, в день своей свадьбы, но тогда это было приятное, радостное ожидание, а не волнение, сопровождавшееся лихорадочной дрожью.

Когда Абигейл сама открыла ей дверь, Лайла на мгновение оторопела. «Наверное, у домоправительницы сегодня выходной», — решила она. Абигейл почему-то тоже смотрела на нее с не меньшим удивлением.

— Лайла? — Наступила неловкая пауза, в течение которой Абигейл разглядывала ее, как незнакомого человека; затем на лице ее появилась улыбка, так и не дошедшая до глаз. — Ну заходи же. Ты выглядишь совсем окоченевшей.

Лайла не заметила, что вся дрожит.

— Рада видеть тебя, Абби. — Шагнув вперед, она слегка поцеловала Абигейл в щеку, почувствовав себя менее скованно, только когда вновь отстранилась от нее.

Лайла прошла в залитый солнцем вестибюль. На красивом резном комоде стояла ваза с изысканными пурпурными гладиолусами, над которой висела картина девятнадцатого века — портрет сурового вида дамы в платье с пышными рукавами и волосами, собранными сзади в узел. Покрашенный пол, устеленный ковром, был окантован нарисованным под трафарет узором из листьев. Дальше по коридору она увидела тусклый блеск полированных деревянных панелей и изящный изгиб лестницы.

— Как прошла поездка? — спросила Абигейл, принимая у нее пальто.

— Неплохо. Машин на дороге было мало.

— Ты, наверное, удивляешься тому, что кто-то, работая в городе, станет добровольно забиваться в такую даль, — заметила Абигейл с печальной улыбкой. — Но на самом деле добираться на работу отсюда не так уж тяжело. Если я выезжаю достаточно рано, то весь путь, от двери до двери, занимает у меня чуть больше часа.

— Я могу понять, почему тебе здесь так нравится. Тут очень спокойно, — сказала Лайла.

— Верно. Ты тоже это заметила, — отозвалась Абигейл и повернулась, приглашая ее за собой. В этот момент Лайла увидела, как на ее лице появилась какая-то отрешенность, и подумала, что бы это могло означать. — Могу предложить тебе чай или кофе.

— Было бы неплохо выпить чашечку чая.

В гостиной Лайла устроилась на длинном диване перед разожженным камином; в наступившей тишине было слышно лишь приятное потрескивание огня и мягкие неторопливые шаги Абигейл, когда она выходила за чаем. Лайла оглядела со вкусом отделанную комнату, в интерьере которой преобладали приглушенные оттенки желтого и голубого, и обратила внимание на контрастные гравюры на стенах. В большом зеркале с разрисованной рамой отражались уютные кресла и продуманно расставленные предметы ранней американской старины. За окнами, через которые в комнату проникали яркие солнечные лучи, был виден бассейн и открытый внутренний двор. У Абигейл действительно хороший вкус, подумала она. Однако, несмотря на внешний комфорт, Лайла чувствовала себя здесь странным образом неуютно. Хотя этот дом был обставлен совсем в другом стиле, в нем отдавалось такое же эхо, как в доме, в котором Лайла выросла. Ей стало жутковато, словно она перенеслась в свое прошлое.

Вскоре вернулась Абигейл, неся на подносе чай и тарелку с чем-то, похожим на свежеиспеченные ячменные лепешки.

— Груша с имбирем, — сказала Абигейл, заметив, как Лайла рассматривает их. — Причем груши из моего собственного сада.

— Выглядит очень аппетитно. — Лайла наблюдала, как Абигейл разливает чай. Она слишком нервничала, чтобы есть, но все равно из вежливости откусила немного. — Спасибо, что согласилась встретиться со мной так скоро.

— Не стоит. Зачем же тогда еще нужны старые друзья?

В голосе Абигейл Лайле послышалась ироническая нотка, но, возможно, ей это только показалось. Глядя, как Абигейл усаживается напротив нее в кресло с высокой спинкой, Лайла поразилась, насколько ее бывшая подруга выглядит в жизни более очаровательной, чем по телевизору. Из долговязой девчонки с нескладной фигурой, которой Абигейл так стеснялась в юном возрасте, она превратилась в элегантную изящную даму. Сейчас перед Лайлой сидела женщина, к которой время было более чем благосклонно: Абигейл выглядела очень молодо. Тот, кто не знал ее историю, никогда бы не поверил, что она не всегда вела такую обеспеченную жизнь. Абигейл была воплощением утонченности, но при этом, в силу какого-то непонятного фокуса, казалась очень земной и доступной. Искусно сделанный макияж, который не был заметен вообще, и гладкие блестящие волосы до плеч, причесанные по последней моде, производили впечатление полной естественности и недосягаемого шика одновременно. В своих сшитых на заказ брюках и кремовой шелковой блузке с широкими отворотами, в наброшенном на плечи кашемировом кардигане цвета шоколадного масла она напоминала Кэтрин Хепберн в «Филадельфийской истории».

— И все же с твоей стороны было очень любезно найти для меня время в воскресенье, — сказала Лайла.

— Да ничего. Муж с дочкой уехали кататься на яхте, так что у меня выдался свободный день. — Абигейл опустила руку и ласково почесала между ушей большую английскую овчарку, которая вошла и тяжело опустилась у ее ног, словно пушистый пуфик. — Жаль, что ты с ними не познакомишься. Они приедут только к вечеру.

— Возможно, как-нибудь в другой раз. — В душе Лайла испытала явное облегчение: ее тяготила процедура долгого обмена любезностями с незнакомыми людьми. Наступила короткая напряженная пауза, после чего она тихо произнесла: — Мне действительно приятно снова увидеть тебя, Абби. Прошло так много времени.

В ответ Абигейл задумчиво кивнула.

— Даже слишком много. — Голос ее слегка изменился, и Лайла мгновенно уловила это. — Должна сказать, что, учитывая все обстоятельства, выглядишь ты удивительно хорошо.

— Рубище и посыпание головы пеплом несколько не в моем стиле, — с чуть заметной иронией ответила Лайла. Она постаралась одеться получше для этой встречи и даже потратилась, чтобы сделать прическу, — правда, не у своего привычного стилиста, но все же в салоне «Суперкатс». Просто поразительно, как далеко могут завести ярлык от модного дизайнера и немного помады. Не то чтобы у нее вообще не было таких тяжелых моментов. Бывали дни, когда Лайла заливалась слезами от малейшего намека на повод, и ночи, когда она, лежа без сна, металась между мыслью о том, что Гордон был бы жив, если бы ей удалось уберечь его от самоубийства, и мучительными размышлениями, как ей выжить без него. Иногда она просыпалась задолго до рассвета, но, будучи совершенно измученной, вставала только к обеду. Однако Лайла никому об этом никогда не рассказывала, даже Вону.

Абигейл улыбнулась.

— Я вижу, что ты не потеряла чувства юмора.

— Оно оказывается очень кстати, когда приходится подавить свою гордость.

Какое-то мгновение Абигейл внимательно смотрела на нее холодным оценивающим взглядом.

— Итак, с какой целью ты хотела со мной встретиться?

Внутри у Лайлы все болезненно сжалось; такое чувство бывало у нее раньше, когда на уроках физкультуры, стоя на высокой тумбочке у края бассейна, она смотрела на воду, которая казалась ей бесконечно далекой, отнесенной на миллион миль. Но она всегда умела заставить себя нырнуть, поэтому не собиралась отступать и сейчас.

— Я… в общем, все дело в том, что… — Она нервно улыбнулась и, промокнув губы салфеткой, сказала: — Я вдруг обнаружила, что мне нужна работа. — Она пыталась говорить беззаботным тоном, чтобы не показывать своего отчаяния. — И я подумала… ну, я надеялась… что в такой большой компании, как у тебя, может найтись место для человека с моими — уф — талантами. Должность самого начального уровня, вообще любая работа — я очень хочу и готова учиться. Мне довольно часто приходилось заниматься благотворительностью, так что можешь поверить — я знаю, как работать на телефоне. К тому же я сейчас хожу на курсы, чтобы подтянуть свои компьютерные знания.

Подняв глаза, она увидела, что Абигейл по-прежнему внимательно смотрит на нее.

— А почему ко мне? — удивленно спросила она, слегка нахмурившись. — У тебя ведь наверняка целая куча других друзей.

— Никто из них не намерен брать меня на работу.

— А почему ты решила, что я захочу это сделать?

Лайлу снова охватило отчаяние: она поняла, что ей не следовало сюда ехать, что это было ошибкой. Но даже несмотря на разочарование, она предприняла еще одну, последнюю, попытку обратиться к Абигейл, надеясь, что та во имя их прошлой дружбы услышит ее.

— Я понимаю, что не имела никакого права рассчитывать на твою помощь после того, что произошло с Розали. — Она ждала, когда наступит подходящий момент, чтобы наконец извиниться за это, но, взглянув на Абигейл, вдруг поняла, что он не придет никогда. — Я должна была прийти к тебе еще много лет назад. Или написать, по крайней мере. Я просто хочу, чтобы ты знала: я очень сожалею о случившемся. Я бросила тебя, когда ты больше всего нуждалась во мне, и с тех пор ужасно переживаю по этому поводу.

— Значит, сейчас ты приехала, чтобы получить прощение? — Каждое слово было как кубик льда, падающий в холодный стакан.

— Я не осуждаю тебя за то, что ты сердишься на меня.

Абигейл презрительно рассмеялась.

— Сержусь? Вовсе нет. Но надеюсь, что с твоей стороны хотя бы предполагалось, что для меня это каким-то образом не все равно.

Лайла чувствовала себя так, как будто получила пощечину. Одной-единственной фразой ее поставили на место, и это было больнее, чем если бы Абигейл принялась обвинять ее. Лайла поняла, что больше ей здесь делать нечего. Она была для Абигейл чужим человеком. А Абигейл — эта Абигейл — была совершенно чужой для нее.

Лайла поставила чашку с блюдцем на кофейный столик и встала.

— В таком случае не буду больше отнимать твое время. Спасибо за чай. Не нужно меня провожать.

Она повернулась, чтобы уйти, и тогда Абигейл окликнула ее:

— Постой.

Лайла остановилась и встала к ней лицом.

— Возможно, у меня есть кое-что. Правда, это не та работа, к которой ты привыкла, — торопливо продолжила Абигейл, как будто стараясь закончить, пока не передумала. — На самом деле ты, вероятно, сочтешь это шагом назад. Но боюсь, это все, что у меня есть для тебя на сегодняшний день.

Лайла заметила ее нерешительность и осторожно улыбнулась.

— Я уже говорила, что готова учиться. Хотя, признаться, печатаю я пока не очень.

— Об этом можешь не беспокоиться. Мне не нужен еще один секретарь.

— Тогда что?..

— Есть место домоправительницы.

Домоправительницы? Вначале Лайле показалось, что она ослышалась.

— Жить здесь. Пятьсот в месяц плюс еда и твое собственное жилье над гаражом, — Абигейл на одном дыхании продолжала перечислять все положительные моменты. — Выходные по четвергам и воскресеньям и еще полдня в субботу.

Лайла настолько оторопела, что сначала не могла ничего сказать. У нее было такое ощущение, будто ее с размаху ударили кулаком в живот. Собирается ли Абигейл таким образом наказать ее или же это какая-то извращенная форма проявления милосердия?

— Это… это не совсем то, на что я рассчитывала, — в конце концов выдавила она. — Могу я хотя бы подумать?

— Конечно, но не слишком долго. Человек мне нужен прямо сейчас, и есть уже целый список желающих.