— Спасибо, что нашли время, — сказал он. Как будто они не побросали все на свете, чтобы прийти сюда!

— Что может быть для нас важнее, чем наша дочь? — Кент ободряюще улыбнулся в сторону Фебы.

Феба никак не прореагировала на эту улыбку.

— К сожалению, не всем нашим пациентам повезло в плане такой сплоченной семьи, как у вас, — ответил доктор Эрнст с видом многоопытного человека. — Мы считаем, что этот факт весьма существенно меняет дело.

— Феба, детка, иди ко мне, — позвал Кент, откинувшись на спинку клетчатого дивана и похлопав рукой по тугим подушкам рядом с собой.

Он смотрел на дочь с нескрываемой надеждой, и Абигейл, заметив это, снова разволновалась, поскольку поняла: несмотря на все его утешительные слова, прозвучавшие всего минуту назад, он был уверен в Фебе не больше, чем она сама. Абигейл смотрела, как Феба опустилась на диван рядом с отцом — достаточно далеко, чтобы сохранить некую дистанцию, которая не слишком бы бросалась в глаза, — и чувствовала, что ее тревога поднимается на новую ступень.

Единственным оптимистическим моментом было то, что сейчас Феба выглядела более здоровой, чем в предыдущую их встречу. Она по-прежнему оставалась худенькой, но уже не напоминала тощих моделей с запавшими, как у наркоманов, глазами, красующихся на разворотах модных журналов. Значит, она, по крайней мере, здесь ест. Это было уже что-то. Во время одного из своих прошлых визитов Абигейл и Кент обсуждали с доктором Эрнстом возможность наличия у Фебы каких-то нарушений пищеварения, но доктор Эрнст был склонен считать, что проблемы с едой у их дочери скорее являются признаком эмоционального упадка, чем физиологического расстройства.

— Ну хорошо. Тогда давайте начнем. Присядьте, пожалуйста. — Только когда доктор Эрнст сделал жест в ее сторону, Абигейл поняла, что все еще продолжает стоять. Он дождался, пока она сядет, и обратился к девушке: — Феба?

Сидевшая неподвижно Феба уставилась в ковер у себя под ногами и никак не прореагировала на его обращение. Казалось, она нервничает. На подбородке ее был заметен прыщ, который выглядел покрасневшим и разодранным, как будто она постоянно ковыряла его; ногти ее были обкусаны до крови. Абигейл с большим трудом удержалась от того, чтобы подойти к ней и крепко обнять, как она делала, когда маленькая Феба падала и плакала от боли. Теперь она понимала, что это было уже не то детское «бо-бо», которое можно было успокоить поцелуями и ласковыми словами.

Спустя какое-то время Феба наконец подняла голову, и ее взгляд, скользнув по родителям, остановился на точке где-то за ухом доктора Эрнста.

— Я не знаю, что мне нужно говорить. — Ее голос звучал мягко и осторожно.

— Просто скажи нам все, что приходит тебе в голову, — терпеливо попросил он.

— О’кей. — Она распрямила плечи и, надев на лицо радостную улыбку, спросила: — Как дела, мама? Как ты, папа?

— У нас все хорошо, — взглянув на Кента, ответила за обоих Абигейл. — С нетерпением ждем, когда ты снова вернешься домой. Я подготовила тебе комнату на новом месте. Думаю, тебе понравится, как я ее обставила. Все, что нам осталось сделать, это купить тебе что-то из одежды.

Феба пожала плечами.

— Конечно, как считаешь нужным.

Кент прокашлялся.

— Мы тут поговорили с твоей мамой и пришли к согласию, что тебе в настоящее время лучше пожить у нее, — сказал он. — Хотя я был бы очень рад, если бы ты могла на выходные приезжать ко мне. Ну, возможно, не каждую неделю, но хотя бы пару раз в месяц. Ты, конечно, будешь решать сама. Я понимаю, что тебе ко всему этому нужно еще привыкнуть, — добавил он более осторожно, имея в виду их текущую семейную ситуацию.

Но Феба, похоже, совершенно не думала о новой подружке своего отца. Она переводила взгляд с Абигейл на Кента и обратно.

— Значит, вы оба теперь вроде как ладите между собой? — В голосе ее звучала нотка недоверия.

Кент искоса взглянул на Абигейл, и та спокойно ответила:

— Как бы там ни было, мы по-прежнему твои родители. И это самое главное. Мы очень любим тебя и желаем только самого лучшего.

Феба не ответила. На ее лице, казалось, мелькали какие-то тени, как бы подтверждая, что внутри у нее происходит напряженная борьба. Наконец Феба, похоже, решилась и голосом, напоминавшим прежние дни, еще до того, как она стала замкнутой и агрессивной, а в самое последнее время — вежливо отстраненной, мягко произнесла:

— Я знаю, мама. И мне очень жаль, что я разочаровала вас. Если мои слова хоть как-то помогут вам, поверьте: это не было направлено ни против тебя, ни против папы.

На глаза Абигейл навернулись слезы. Она быстро заморгала, твердо решив не дать эмоциям взять над ней верх. В конце концов, речь шла о Фебе, а не о ней.

— Мне тоже очень жаль, — сказала она. — Я знаю, что в нужный момент не всегда была рядом с тобой. Но я обещаю тебе, что с этого дня все будет по-другому.

Уголки рта Фебы изогнулись вверх — то была какая-то странная улыбка человека, уставшего от жизни, человека, намного старше ее, познавшего слишком много разочарований, чтобы верить, что все можно начать с нового листа.

— Дело не только в тебе, мама. Или в вашем разводе. Есть… и другие вещи. Вещи, которые к вам, ребята, не имеют никакого отношения. — Она сделала паузу, словно раздумывая, продолжать ли ей дальше.

— Все в порядке, Феба. Ты в безопасности, — тихонько произнес доктор Эрнст.

Феба сидела, опустив голову, и нервно сплетала руки у себя на коленях; на щеках ее выступили красные пятна.

— Я не хочу, чтобы вы ненавидели меня, — срывающимся голосом сказала она.

— Ох, детка. — Кент уже поднял руку, чтобы обнять дочь, но, увидев, как она напряглась, тут же со смущенным и несколько обиженным видом быстро отдернул ее. — Разве ты не знаешь, что ничто на свете не может заставить нас ненавидеть тебя? — Его голос от переизбытка чувств казался надтреснутым.

— Что бы там ни было, нам ты можешь сказать это. Все нормально, — подхватила Абигейл.

Феба по-прежнему сидела, опустив глаза. Когда она наконец смогла продолжить, ее слова скорее были обращены в пол, чем к кому-то в этой комнате.

— Я… Вначале я ни о чем таком не думала. Там было одно задание на дополнительные баллы, которое я выполняла по его предмету, и он сказал, что поможет мне с ним. Он всегда помогал детям с такими вещами, так что его предложение не казалось чем-то необычным, понимаете? Я просто подумала, что это очень хорошо с его стороны. — Она замолчала, прикусив нижнюю губу.

— Что же произошло потом? — подтолкнул ее доктор Эрнст.

Но у Абигейл уже появилось странное ощущение в области солнечного сплетения. Она знала, к чему все это ведет. Разве не то же самое произошло и с ней в свое время? Господи, ну почему она не разглядела все эти подсказки?

— Сначала все было хорошо. С его стороны не было никаких непонятных действий и вообще ничего такого, — продолжала Феба. — Потом однажды он повез меня к себе домой, чтобы мы могли поработать над проектом в более спокойной обстановке. Его жены и детей не было, поэтому он сказал, что теперь весь дом в нашем распоряжении. — Она покачала головой, словно поражаясь собственной наивности. — Да, я знаю. Вы хотите сказать, как можно быть такой дурой? Я знаю, что такие вещи случаются постоянно, я видела это по телевизору, но почему-то не думала, что он может относиться к таким мужчинам. Я имею в виду, что, во-первых, он намного старше, у него есть жена и дети… и вообще. Откуда мне было знать? — Голос ее сломался, она в панике быстро посмотрела на доктора Эрнста, но тот ободряюще кивнул ей, и Феба вернулась к своему рассказу: — Я не ожидала, что такое может произойти, клянусь вам. Затем, после того как мы… — Она запнулась, и щеки ее густо покраснели. — Я хотела остановить все это, но по какой-то причине не могла. Это было так, будто он взял надо мной контроль. А еще я чувствовала себя ужасным человеком, жизнь которого разрушена, поэтому… какая уже разница?

Кент в шоке смотрел на дочь, не веря своим ушам.

— Ты хочешь сказать, что у этого мужчины был с тобой секс? — Голос его дрожал от ярости.

Феба подняла голову, и ее глаза с мольбой устремились на него.

— Не сердись на меня, папа. Теперь я знаю, что поступила неправильно. Я бы очень хотела вернуть все обратно, но уже слишком поздно.

— Ты думаешь, что я сержусь на тебя? О Боже. — Кент закрыл лицо руками, издав тихий сдавленный стон. Когда он поднял голову, глаза его были мокрыми. Он повернул свое искаженное страданием лицо к Фебе: — Детка, я хочу, чтобы ты выслушала меня, потому что это важно. — Он говорил медленно, тщательно подбирая слова, и смотрел ей в глаза. — Это не твоя вина. Что бы ты ни думала, этот человек, твой учитель… он использовал тебя. И ты можешь быть уверена, что этого больше никогда не произойдет, как не произойдет ни с какой другой девочкой. Будь моя воля, он бы уже сидел за решеткой, — добавил Кент сквозь зубы.

Феба выглядела несколько встревоженной.

— Но он не преступник. Все было не так, — запротестовала она со слезами в голосе.

— Тебе шестнадцать. А он взрослый человек. Господи, если бы он сейчас был здесь, я размазал бы его по этой стенке. Я бы…

Доктор Эрнст поднял руку, призывая Кента помолчать.

— Дайте Фебе закончить. Важно, что она чувствует по этому поводу.

Абигейл сидела в шоке, слишком оглушенная, чтобы что-то говорить или хотя бы двигаться. Сначала она вообще не могла уяснить, о чем Феба им рассказывает. Затем до нее дошло: моего ребенка изнасиловали. Называйте это как хотите — соблазнили, воспользовались, подвергли сексуальным домогательствам, — но сознание Абигейл все равно воспринимало происшедшее с Фебой как изнасилование. История повторялась. Потому что тот омерзительный случай из ее прошлого, случай, который она всеми силами старалась похоронить, в конце концов так и не умер. Он восстал из своей могилы, чтобы украсть у Фебы ее невинность, и при этом нанес ей такой серьезный моральный удар, что девочка попыталась покончить с собой.

Слушая всю эту мерзкую и невероятно знакомую историю, Абигейл тоже хотела умереть. Через какое-то время к ней вернулся ее голос.

— Тебе нужно было прийти к нам, — сказала она. — Феба, детка, неужели ты действительно думаешь, что мы стали бы винить в этом тебя?

Феба повесила голову, но ее молчание говорило само за себя.

— О, моя хорошая. — Абигейл уже не могла больше контролировать себя. Она просто сидела, качая головой, а по щекам ее катились крупные слезы. Наконец она хрипло сказала: — Мне так жаль.

— Это не твоя вина, мама. Ты ничего не сделала. — Феба смотрела на нее с какой-то паникой в глазах. Она явно не привыкла видеть свою мать в таком состоянии.

— Дело не в том, что я делала, а в том, чего я не сделала. Я сама должна была сказать тебе.

— О чем? О мистере Гварнери? Но ты ведь не могла ничего знать.

— Нет, не могла, но я могла хотя бы предупредить тебя.

— Абби, о чем ты сейчас говоришь? Ты что-то знала об этом? — Кент нахмурился и с недоумением посмотрел на нее.

— Я… — Абигейл чувствовала направленные на нее взгляды. От нее ждали продолжения, но, как и Феба, которая мучительно подбирала слова, чтобы рассказать о своем горе, Абигейл мгновенно лишилась дара речи под воздействием демонов, продолжавших мучить ее даже по прошествии стольких лет. Комната медленно кружилась перед глазами, словно она сидела на карусели, и, чтобы не упасть, ей пришлось схватиться за подлокотники кресла. — Я… я не знаю, с чего начать, — запинаясь, произнесла она.

— Почему бы вам не начать с самого начала? — долетел до нее ровный, успокаивающий голос доктора Эрнста.

Абигейл подняла глаза и увидела, что он ободряюще смотрит на нее. Все ее существо восставало против того, чтобы ворошить далекое прошлое, ее прошлое, но она понимала, что должна сделать это ради Фебы.

— Помнишь, я рассказывала тебе, что мы с мамой пошли жить к нашим родственникам, когда я была в твоем возрасте? — начала она, обращаясь к дочери. Феба кивнула, неотрывно глядя на нее. — Но я тебе не говорила, что мой дядя… Дядя Рэй… — Одно только произнесенное вслух ненавистное имя заставило ее дрожать. — Он изнасиловал меня. — Ее голос был настолько тихим, что его почти не было слышно, но слова эти произвели эффект взорвавшейся бомбы. Все замерли, а Феба издала легкий стон. — Он брал меня с собой в свои командировки, и мы останавливались в придорожных мотелях, где он… он делал со мной эти вещи… вещи, о которых я не могла рассказать даже своей маме. Она тогда умирала, и я боялась, что, если признаюсь, это убьет ее еще раньше. Поэтому я держала все это в себе. И никогда не рассказывала об этом ни одной живой душе. До сегодняшнего дня. — Абигейл откинулась на спинку кресла; она была совершенно обессиленной, как будто только что произнесла длинную речь.