Почему это должно быть по-другому с Абигейл?

— Прости меня, Джил, — прошептал Вон в ее волосы, от которых исходил легкий запах расплавленного металла вперемешку с фруктовым шампунем, которым она пользовалась. — Мне жаль, что все складывается не так, как ты хотела бы. Но я повторяю то, что уже говорил раньше: я обязан тебе своей жизнью. Если бы не ты, меня, наверное, уже не было бы в живых.

— Если бы ты умер, я бы, по крайней мере, оплакивала тебя. — Она подняла голову с его груди и глупо улыбнулась. Глаза ее были влажными, а толстые слипшиеся черные ресницы напоминали лучи маленьких звездочек. — А еще были бы грандиозные похороны. На мне было бы черное платье и вуаль, как у Джеки Кеннеди, и все бы думали, что я была любовью всей твоей жизни. Я бы разыграла это по полной программе.

— Черное тебе идет, — улыбнулся Вон.

— «Идет» — это для хороших католических девочек. А я офигительно крутая.

— Это точно, и даже больше.

В этот момент зазвонил телефон. Никто из них не сдвинулся с места, чтобы поднять трубку. Через три гудка Вон услышал из стоявшего в соседней комнате автоответчика слабый голос Абигейл. Сердце у него екнуло, он разрывался между желанием добежать туда, прежде чем она повесит трубку, и нежеланием сыпать соль на раны Джиллиан.

Решение за них обоих приняла Джиллиан. Она отстранилась, бросив на него хмурый взгляд.

— Иди, ответь ей. Вы с ней достойны друг друга.


— Мне нужно увидеть тебя.

При звуке голоса Абигейл, подействовавшего на него после выяснений отношений с Джиллиан словно прохладная вкусная вода для пересохшего горла, Вон почувствовал, как напряжение его уходит.

— Только назови время, — сказал он.

— Как насчет завтра, после обеда?

— Прекрасно. В маленьком итальянском ресторанчике, куда мы с тобой ходили в прошлый раз?

Она ответила не сразу.

— Я думала о более уединенном месте.

— Ты в любой момент можешь заехать ко мне в гостиницу, — сказал он.

— Ты переезжаешь? — Голос ее звучал удивленно.

Он посмотрел в сторону студии Джиллиан, чтобы убедиться, что дверь туда закрыта, и, понизив голос, ответил:

— Больше похоже на то, что меня отсюда выставляют.

— Ясно. — Абигейл не нужно было спрашивать, почему это происходит. Все было очевидно. — Мне очень жаль, Вон.

— Мне тоже очень жаль, — сказал он, думая о Джиллиан и чувствуя себя последним мерзавцем.

— Впрочем, я не думаю, что встретиться у тебя в гостинице — это хорошая идея, — заявила она. — Там мы сразу залезем в постель, а мне нужно с тобой кое о чем поговорить.

Интересно, что бы это могло быть, подумал он. Звучало все очень серьезно.

— Ладно. Тогда скажи, где бы ты хотела встретиться.

Они договорились о встрече на следующий день в музее Ногучи[124]. Конечно, немного не по пути, предупредила Абигейл, но это было единственное общественное место, где ее вряд ли кто-то узнает и где они могли бы поговорить в относительном уединении. Этот музей, бывшая студия Ногучи, находился в грязном промышленном квартале на Лонг-Айленде, и поэтому туристы не слишком почитали его.

На следующий день Вон приехал туда рано, задолго до назначенного времени, чтобы оглядеться на месте, прежде чем появится Абигейл. Непонятно, по каким причинам, но он здесь ни разу не был. Переходя сейчас из одного просторного зала с бетонным полом в другой и разглядывая лаконично элегантные скульптуры Ногучи, он воспринимал это место как безмятежный оазис в духе дзен. Дурное предчувствие, не покидавшее его после вчерашнего телефонного разговора с Абигейл, понемногу начинало таять.

Обойдя экспозицию, Вон вышел наружу и оказался во внутреннем дворике, обнесенном стеной. В тот же миг он заметил стройную женщину в темных очках и с наброшенным на голову шарфом, которая сидела на лавочке под японским кленом и смотрела на скульптуру из полированного гранита, напоминавшую две сплетенные вместе руки. Он не сразу узнал ее, но потом его сердце подпрыгнуло.

Абигейл встала и пошла ему навстречу. Это была не та гордая и уверенная в себе Абигейл, которую он знал; эта Абигейл ступала осторожно и держалась так, будто была наполненным до краев сосудом, готовым пролиться в любой момент. Если бы у незнакомого им человека спросили, кто из них двоих болен, тот, не задумываясь, указал бы на Абигейл.

— Давно ждешь? — спросил Вон.

Она улыбнулась.

— Не очень. Я пришла сюда всего несколько минут назад. — Абигейл сняла очки и сунула их в сумочку. Под глазами у нее были темные круги, как будто она мало спала. Ее явно что-то тревожило, и он с беспокойством думал, не связано ли это каким-то образом с ним.

Они направились к усыпанной гравием дорожке, извивавшейся по внутреннему двору, вдоль ряда деревьев и садовых скульптур. Единственными звуками, помимо доносившегося издалека приглушенного уличного шума, были шелест листьев над их головами и приятное журчание фонтанов. Они медленно шли, взявшись за руки, и Вон спросил:

— Так зачем же ты хотела увидеться со мной?

— Сейчас я все объясню. Но сначала скажи, как все прошло у доктора.

— Хорошо. Собственно говоря, даже лучше, чем хорошо. Доктор Гроссман сказал, что по официальному заключению наблюдается ремиссия. И если мне повезет, я не увижу его в ближайшие три месяца.

— О Вон! Это просто замечательно! — В этот момент вся ее озабоченность исчезла и она широко улыбнулась. — Ты представить себе не можешь, как я счастлива. Боже мой, какое облегчение! — Глаза Абигейл сияли, она протянула руку и робко погладила его по щеке — таким же легким, почти благоговейным движением он всего несколько минут назад коснулся одной из скульптур, когда охранник отвернулся.

Следующим шагом, что казалось весьма логично, должен был быть вопрос: «Ну и что теперь?» Но Вон пока не торопился переходить к этому. Сначала ему хотелось услышать, о чем думает Абигейл, и выяснить, что ее тревожит.

— А как ты? Как прошел вчерашний прием? — спросил он.

Абигейл вздохнула.

— Сложнее, чем я думала. Во время приема кое-что выяснилось… — Прежде чем продолжить, она сделала паузу, и на лице ее отразилась глубокая боль. — Похоже… в общем, оказалось, что моя дочь подверглась сексуальному домогательству. Со стороны одного из школьных учителей. — Несмотря на то что погода была солнечная и теплая, ее вдруг начало трясти, как при резком похолодании. Вон понял, почему у нее под глазами появились темные круги, и сердце его сжалось.

— Мне так жаль, Абби. Боже мой.

Вон бывал в странах, где было законным то, что мужчины вроде учителя Фебы занимались сексом с девочками и мальчиками в возрасте одиннадцати-двенадцати лет. Он собственными глазами видел, как по вечерам пожилые мужчины рыскали по закоулкам в поисках юной добычи, и навсегда запомнил тошнотворное чувство, возникшее у него тогда при виде этой вопиющей безнравственности.

— Мы с Кентом уже были у окружного прокурора, — сообщила Абигейл. — Как только Феба даст письменные показания под присягой, он возбудит дело.

Вон с отвращением покачал головой.

— Подлый ублюдок.

Она посмотрела куда-то мимо него, и губы ее сурово сжались.

— Поверь мне, я не понаслышке знаю о подлых ублюдках, которые охотятся на молоденьких девочек. И от этого все только еще хуже. Я должна была распознать намеки.

— Откуда тебе знать? Большинство людей не способно подозревать такие вещи автоматически.

— Я — не большинство.

— Что ты хочешь этим сказать?

Абигейл сделала глубокий вдох, как будто стараясь себя успокоить, и после этого посмотрела ему в глаза.

— В ее возрасте я тоже подвергалась сексуальным домогательствам.

Вон испытал настоящий шок.

— Господи…

— Это был мой дядя, — сдавленным голосом произнесла Абигейл. — Мне было всего шестнадцать. Единственный человек, с кем я была до этого, был ты. И мы никогда… — Она умолкла, и глаза ее наполнились слезами.

— Ох, Абби. Моя бедная Абби. — Вон нежно обнял ее.

— Когда я говорила тебе, что твои письма были для меня спасательным крутом, я имела в виду именно это, — хрипло прошептала она.

Он отодвинулся и заглянул ей в глаза.

— Если бы я только знал, я бы горы сдвинул, чтобы забрать тебя оттуда. Ты веришь мне?

Она кивнула и слабо улыбнулась.

— Я постоянно видела это в своих мечтах. Рыцарь на коне, в сияющих доспехах, который едет, чтобы спасти меня.

— Я бы сделал даже больше. Поверь, я бы изувечил этого мерзавца. Почему ты мне ничего не сказала?

— Мне было очень стыдно. Я думала, что в каком-то смысле виновата сама. Я даже Кенту об этом никогда не говорила. И он ничего не знал… до вчерашнего приема у врача.

— Он, наверное, был немало обескуражен.

— Скорее шокирован. И разозлен тоже. Он не мог понять, почему я скрывала это от него.

— Действительно, почему? — полюбопытствовал Вон.

Она слегка пожала плечами.

— Я хорошо умела хранить секреты. Даже слишком хорошо, как теперь оказалось.

Внезапно Вону многое стало понятно. Он понял, почему Абигейл так болезненно, с гораздо большей обидой, чем это могло бы происходить при обычных обстоятельствах, восприняла то, что Лайла не связалась с ней. Какой брошенной она должна была чувствовать себя! Покинутой посреди неизвестности, с умирающей мамой на руках и своим дядей-насильником…

Но Вон больше не мог думать об этом. Если бы он продолжил, то наверняка не удержался и со всей силы врезал бы кулаком по чему-нибудь, что попалось бы на пути.

Теперь он осознал, на какую вершину пришлось подняться Абигейл, чтобы простить Лайлу, и от этого его любовь к ней стала еще сильнее.

— Значит, ты хотела поговорить со мной об этом? — спросил он.

— Частично — да. — Не сводя с него пристального взгляда, она казалась сейчас более уязвимой, чем он привык ее видеть. — Все, что произошло со мной в последнее время, заставило меня кое-что понять. Мне необходимо знать, Вон, где мы с тобой сейчас находимся. Речь не идет о том, — быстро добавила она, — что я хочу каким-то образом заарканить тебя. Пожалуйста, не нужно так думать. В настоящий момент я не в состоянии планировать что-то даже на ближайшее Рождество, не говоря уже о более долгосрочной перспективе. Мне просто нужно понять, является ли это — то есть мы — просто данью нашему прошлому или же за этим действительно что-то стоит.

Он обнял ее и поцеловал, поцеловал глубоко и чувственно, надеясь своим поцелуем покончить со всеми ее сомнениями.

— Не этого ли ответа ты искала? — прошептал он, наконец отрываясь от ее губ.

— Не этого, но ты определенно движешься в правильном направлении. — Лицо ее засияло, но ненадолго, и улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. — Нет, серьезно, Вон, как ты видишь наше будущее? Мы уже давно не дети. И у нас обоих слишком сложная жизнь, чтобы пускать все на самотек, со слабенькой надеждой на удачу.

Она сняла шарф, и солнце, пробивавшееся сквозь листья дерева гинкго, под которым они стояли, подсветило рыжеватые пряди ее волос, заставив их засверкать. На этом фоне лицо Абигейл казалось бледным. Вону очень хотелось сказать все, что она жаждала услышать от него, но это означало бы рисовать такую же фантастическую картину, которую Абигейл когда-то видела в своих девичьих мечтах: они вдвоем вместе скачут на лошадях навстречу восходящему солнцу. С его стороны было бы нечестно позволить ей думать, что у них может быть совместная жизнь, тогда как в реальности их отношения будут представлять собой редкие встречи и общение по телефону. Поэтому, стиснув зубы, он сказал:

— Я люблю тебя, Абби. Но, боюсь, что это все, что я могу предложить тебе прямо сейчас. Потому что я и сам не знаю точно, где буду на Рождество.

— Ты уезжаешь? — Это скорее было утверждением, чем вопросом.

Он кивнул.

— Отправляюсь в экспедицию от канала «Дискавери». Меня не будет месяца два, может, чуть больше.

— А потом будет еще какая-нибудь поездка. И еще одна, и еще… — На лице ее появилась слабая безропотная улыбка, от которой сердце его сжалось. Но, в отличие от Джиллиан, она не собиралась с ним ссориться. Глубоко вдохнув, Абигейл набрала в легкие побольше воздуха и голосом, в котором, возможно, лишь немного пробивалась усталость, произнесла: — Что ж, вот и попрощались, выходит.

— Но это не должно быть так. — Вопреки всему Вон надеялся, что она согласится взять неполную цену в качестве первого взноса за жизнь, которая у них, возможно, все-таки сложится, — например, когда они оба отойдут от дел (хотя он почему-то не мог себе представить кого-то из них на пенсии). — Я не уеду до конца следующей недели. Почему бы тебе на эти выходные не остаться в городе? Грешно не воспользоваться моим номером в гостинице. — Он попытался проказливо улыбнуться, но улыбка вышла несколько плоской.