Заехав на подъездную аллею, она увидела, что большая часть мусора была уже вывезена. От дома остался только фундамент да растрескавшиеся куски стен, торчавшие здесь и там, словно сломанные почерневшие зубы. Прежде чем выйти из машины, Лайла на какое-то время задержалась, задумавшись. Ей было грустно видеть, что былая гордость и радость Абигейл лежит в руинах. Но не так грустно, как было ей, когда она уезжала из пентхауса на Парк-авеню, где прошло несколько ее самых лучших лет; это была грусть, какая бывает при уходе старой и наступлении новой эпохи. Все, с чем было столько связано, оказалось уничтоженным в одно мгновение.

Лайла увидела белый «Додж Рэм» Карима, припаркованный рядом с тем, что раньше было гаражом, и сердце в груди заколотилось. Затем она заметила в отдалении и его самого — он был без рубашки и вытаскивал что-то из грязи лопатой. Когда она вышла из машины, Карим помахал ей рукой, а потом снова вернулся к своей работе. Только закончив с этим, он отложил лопату в сторону и направился к ней. Казалось, что он совершенно не торопился, шел себе потихоньку, словно издеваясь над ее бешено стучавшим сердцем.

Наконец он подошел к ней и довольно любезно поздоровался.

— Лайла, что привело тебя сюда? — Судя по голосу, ее неожиданный визит не вызвал у него ни восторга, ни раздражения.

— Да вот, случайно ехала мимо и решила заглянуть, как у вас идут дела. А что это ты работаешь так поздно? — спросила она, словно не рассчитывала увидеть его здесь.

Карим показал в сторону огромной кучи у подъездной аллеи — битый кирпич, куски бетона, обуглившиеся доски, стекло.

— Рано утром в понедельник должен приехать самосвал, чтобы забрать мусор, — пояснил он. — И я хотел убедиться, что все готово.

Во время работы он перепачкался. Легкая рубашка Карима, завязанная на бедрах, была в пыли, на руках и груди остались следы от потеков пота, а бандана не спасала от пепла, и мелкие хлопья, осев на кудрях, преждевременно сделали его седым. И все же Лайла никогда не видела ничего более привлекательного.

— Многое ли тебе удалось спасти после пожара? — спросила она, пытаясь как-то завязать разговор.

Ответ она уже знала, потому что говорила об этом с Абигейл.

— Боюсь, что почти ничего, — ответил он. — То, что не сгорело полностью, слишком повреждено, так что, думаю, толку от этого будет мало.

Лайла с волнением смотрела вокруг.

— Сейчас трудно поверить, что здесь действительно кто-то жил. Это больше похоже на археологические раскопки. — Ее взгляд скользнул по внутреннему дворику, по находившемуся чуть поодаль бассейну, который теперь превратился в обычную яму. Везде, где раньше росли кусты роз и стояли решетки для вьющихся растений, возвышались кучи выкопанной земли и мусора.

Он кивнул.

— В каком-то смысле да. Нам пришлось внимательно перебрать развалины, чтобы не повредить то, что удалось откопать. Но, как видишь, моя работа здесь подходит к концу.

— И что же дальше?

Карим вытер потный лоб тыльной стороной ладони.

— Наверное, поеду на север. У моего двоюродного брата Ахмеда есть ресторан в Провиденсе, и ему нужен управляющий.

Сердце Лайлы слегка екнуло.

— Провиденс, штат Род-Айленд? Я не знала, что у тебя там родственники.

— Это всего лишь двоюродный брат. Он приехал в США много лет тому назад, еще студентом, и остался после окончания института, чтобы заняться ресторанным бизнесом. Теперь они с женой собираются открыть второй ресторан, поэтому ему и нужен кто-то, чтобы управлять уже действующим.

— Провиденс далеко отсюда.

Карим взглянул на руины Роуз-Хилла и пожал плечами.

— Здесь меня ничего особо не удерживает.

«Неужели он обо всем забыл? Неужели я для него так мало значу?» — подумала Лайла, но в ту же секунду напомнила себе, что это Карим был отвергнут ею, а не наоборот. Так почему бы ему не уехать? Сама она даже не пыталась удерживать его от этого шага. Тем не менее Лайла заметила:

— Я уверена, что Абигейл захочет, чтобы ты остался здесь, если она решит перестраивать дом. И в этом случае у тебя будет масса работы. — Она окинула взглядом когда-то ухоженный участок, изрытый следами колес тяжелой строительной техники, раздавленные кустарники и клумбы, за которыми он с такой любовью ухаживал.

Карим с задумчивым видом кивнул.

— Да, она уже говорила со мной по этому поводу, — сказал он, но ничего не добавил.

Стараясь не выходить за рамки вежливой беседы, Лайла слегка вздохнула и произнесла:

— Ну хорошо, думаю, мне уже пора ехать домой, пока мое мороженое не растаяло. — Она показала в сторону своей машины, где на заднем сиденье лежали пакеты с продуктами. Лайлу переполняло сильное разочарование, хотя она и не могла понять почему, ведь ее поездка сюда была предпринята не с какой-то конкретной целью.

Или все-таки нет?

Вопрос Карима удивил ее:

— Не хочешь осмотреться здесь, прежде чем ехать?

Лайла вновь вспомнила о своем мороженом, но затем подумала, что не нужно было затевать этой поездки вообще, если она настолько практична, что готова предпочесть холодное лакомство «Хааген-Даз» нескольким лишним минутам общения с Каримом.

— Ну, разве что взглянуть. Я не могу задерживаться надолго.

Он повел ее на экскурсию по некогда величественному дому, слегка поддерживая под локоть, когда они проходили мимо куч битого кирпича и сломанных досок. Они прошли через место, где была гостиная, еще недавно наполненная ценными старинными вещами, знакомыми Лайле лучше, чем любой из предметов мебели, принадлежавших ей лично, от которых теперь осталось всего несколько обугленных деревяшек. На бывшей кухне, словно останки древней цивилизации, стоял разрушенный остов плиты, а на голом бетонном основании валялась разбитая кафельная плитка, похожая сейчас на рассыпанную колоду карт. Она остановила свой взгляд на обрушившемся пролете лестницы, оставшиеся ступени которой сейчас вели в никуда. Ей стало нехорошо от мысли о еще большей трагедии, которой едва удалось избежать.

— Как жалко, верно? — сказала Лайла, задержавшись, чтобы еще раз оглянуться через плечо, когда они уже шли к ее машине. — Что бы там ни решила Абигейл, даже если здесь в конце концов что-то будет построено, оно уже никогда не будет таким же.

— Нет, не будет, — согласился Карим.

— И если она все-таки продаст Роуз-Хилл, это будет, в первую очередь, финансовым решением. Ей придется либо сделать это, либо выкупить долю Кента, а я не уверена, что она сейчас может позволить себе такие расходы.

— Очень жаль, — сказал он, покачав головой. Лайла подумала, что Карим имеет в виду Роуз-Хилл, пока он не добавил: — Два хороших человека. Но оказалось, что два хороших человека совсем не обязательно составляют хорошую супружескую пару.

— Да, конечно. Тем не менее я думаю, что теперь они оба стали счастливее. — Лайла вспомнила, как накануне столкнулась с Кентом и его новой женщиной в супермаркете. И он, и она просто сияли, излучая свет своей любви. — Или, по крайней мере, счастливее, чем были бы вместе.

— Думаю, ты права. — Карим отвел взгляд в сторону, но она успела заметить печаль в его глазах.

Подталкиваемая каким-то порывом, Лайла вдруг спросила:

— А ты счастлив, Карим?

Он снова посмотрел на нее.

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Не знаю. Думаю, руины, — Лайла показала рукой вокруг, — навели меня на эту мысль. Я имею в виду, что в традиционных культурах огонь всегда использовался для очищения или изгнания злых духов. Я подумала, что, возможно, каких-то злых духов разогнали и здесь. — Стараясь не выдавать своих настоящих эмоций, она говорила несколько небрежным тоном.

Тень стоявшего возле нее Карима вытянулась на усыпанной мусором земле, отчего он казался выше своего роста и был похож на таинственную фигуру из мифологии этих самых традиционных культур.

— А твои духи тоже были изгнаны, Лайла-джан? — тихо спросил он.

От близости и звучавшей в его голосе ласки ей мгновенно стало жарко, как будто садившееся за горизонт солнце палило прямо у нее над головой. По тому, как он смотрел на нее, Лайла понимала, что это не праздный, ничего не значащий вопрос, и поэтому ответила ему, тщательно подбирая слова:

— Думаю, что в какой-то мере да. Я была настолько занята на своей новой работе, что у меня почти не было времени думать о чем-то еще. Мало того — у меня такое чувство, будто я начинаю освобождаться от всякого старого хлама. Признаться, я удивлена. Я даже не предполагала, что настанет день, когда я проснусь утром и у меня не будет тоскливо сосать под ложечкой.

— Тогда я рад за тебя, — с серьезным видом произнес Карим. — А как твой сын? Как дела у него?

— Забавно, что ты спросил об этом именно сейчас. Сегодня Нил сообщил мне, что уезжает из дому.

Карим пристально посмотрел Лайле в глаза, словно стараясь прочитать ее мысли.

— Это хорошо?

— Вначале я так не думала, — сказала она. — Но Нил, похоже, считает, что это лучший выход для нас обоих, и я уже начинаю подозревать, что он, возможно, прав. Ты сам об этом говорил: дети рано или поздно уезжают из родительского дома, и если ты не строишь свою собственную жизнь, то можешь быть наказан одиночеством.

Карим слабо улыбнулся.

— Признаюсь, что совет мой был несколько своекорыстным.

— Как бы там ни было, но ты, похоже, прав. Мне стоило к тебе прислушаться. Но это уже не имеет никакого значения. Ведь ты все равно уезжаешь…

Если после этих слов Лайла рассчитывала проследить за его реакцией, то она не разочаровалась.

— В этом ты тоже ошибаешься, Лайла-джан, — сказал Карим, и лицо его приняло серьезное выражение. — Как видишь, я по-прежнему очень даже здесь.

— Ты хочешь сказать… — Сердце ее билось так гулко, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Вместо ответа он молча распахнул свои объятия. Шагнув в них, Лайла почувствовала едкий запах гари, смешанной с потом, и подумала, что никогда не вдыхала ничего более приятного. Он поцеловал ее, и больше уже не было места для здравых мыслей и каких-то искусственных барьеров. Остались только мягкость его губ и ощущение его кожи, прикасавшейся к ней. Если их судьбы записаны на Небесах, она не хотела бы знать, чем закончится эта история. Самым главным сейчас было то, что она чувствовала себя невероятно счастливой. Она столько времени не испытывала ничего подобного, что уже и забыла, как это бывает. А может, такого счастья у нее вообще никогда не было. Последовательность из дорогих сердцу моментов, как этот, сложенных вместе, напоминала Лайле жемчужное ожерелье, которое было для нее еще более ценным от понимания, что оно может порваться и рассыпаться, стоит лишь проявить беспечность. Именно так случилось у нее с Гордоном, когда она позволила себе отойти от своих приоритетов. Возможно, это было как раз то чувство, на которое имеет право рассчитывать любой человек.

— Я могу к такому привыкнуть, — пробормотала она.

— Вот и хорошо, потому что я твердо намерен окончательно испортить тебя. — Чуть отстранившись, Карим улыбнулся ей; его зубы показались удивительно белыми на фоне испачканного сажей и пылью лица. — А что, если я начну с приглашения пообедать? Ты ведь еще не ела?

— Нет, но замороженная лазанья в машине уже, наверное, превратилась в месиво, — сказала Лайла.

Он подмигнул ей.

— Думаю, мы сообразим кое-что получше.

— Что ты задумал?

— Я обещал своему двоюродному брату, что приеду к нему, прежде чем приму решение, соглашаться ли на его предложение о работе или отказаться. Я планировал выехать на машине сегодня вечером. Если ты согласна присоединиться ко мне, мы сможем куда-нибудь заехать по дороге, чтобы перекусить, а завтра вечером уже нормально пообедаем в ресторане Ахмеда. Это традиционная афганская еда, никаких выдумок — так ее готовили еще наши матери. Если ты ее еще не пробовала, думаю, она тебе понравится. Ты когда-нибудь ела плов? Поверь, это совершенно замечательное блюдо.

— Ты говоришь о еде, а у меня в голове все крутится мысль о том, чтобы отправиться с тобой на машине в Род-Айленд, — сказала она с улыбкой. — Ты серьезно приглашаешь меня поехать с тобой?

— А у тебя есть какие-то другие планы? — Карим посмотрел на нее вопросительно.

— Нет, но…

— В таком случае я не вижу, почему бы тебе не согласиться сопровождать меня. На работу до понедельника не нужно, а это значит, что в нашем распоряжении весь уик-энд. — Он взял ее пальцем за подбородок и, приподняв голову, легко поцеловал в губы. — Думаю, это самое меньшее, что ты можешь сделать, поскольку я собираюсь отказаться от предложения брата.

Душа Лайлы взмыла в облака, но тут же опустилась на землю, потому что мысли ее вернулись к Нилу. Сегодня была его последняя ночь в их общем доме. Сын уезжал утром. Она заранее планировала, что отвезет Нила утром в город и, возможно, пригласит сына и его нового соседа на ленч. Но сейчас ей нужно было принять решение. Продолжать ли ей играть роль преданной матери, даже если это означает отказ от себя, или же последовать зову сердца и посмотреть, что из этого получится?